История психологии

37 :: 38 :: 39 :: 40 :: 41 :: 42 :: 43 :: 44 :: 45 :: 46 :: 47 :: 48 :: 49 :: 50 :: 51 :: 52 :: 53 :: 54 :: 55 :: 56 :: 57 :: 58 :: 59 :: 60 :: 61 :: 62 :: 63 :: 64 :: 65 :: 66 :: 67 :: 68 :: 69 :: 70 :: 71 :: 72 :: 73 :: 74 :: 75 :: 76 :: 77 :: 78 :: 79 :: 80 :: 81 :: 82 :: 83 :: 84 :: 85 :: 86 :: 87 :: 88 :: 89 :: 90 :: 91 :: 92 :: 93 :: 94 :: 95 :: 96 :: 97 :: 98 :: 99 :: 100 :: 101 :: 102 :: 103 :: 104 :: 105 :: 106 :: 107 :: 108 :: 109 :: 110 :: 111 :: 112 :: 113 :: 114 :: 115 :: 116 :: 117 :: 118 :: 119 :: 120 :: 121 :: 122 :: 123 :: 124 :: 125 :: 126 :: 127 :: 128 :: 129 :: 130 :: Содержание

Глава 3

ИСТОРИЧЕСКИЙ ПУТЬ ПСИХОЛОГИИ

Некогда студенты шутили, советуя на экзамене по любому предмету на вопрос о том, кто его впервые изучал, смело отвечать: "Аристотель ". Этот древнегреческий философ и естествоиспытатель, живший в IV веке до н. э., заложил первые камни в основание многих дисциплин. Его по праву следует считать также отцом психологии как науки. Им был написан первый курс общей психологии "О душе ". Кстати, касаясь предмета психологии, мы следуем в своем подходе к нему за Аристотелем. Сперва он изложил историю вопроса, мнения своих предшественников, объяснил отношение к ним, а затем, используя их достижения и просчеты, предложил свои решения.

Как бы высоко ни поднялась мысль Аристотеля, обессмертив его имя, за ним стояли поколения древнегреческих мудрецов. Притом не только философов-теоретиков, но и испытателей природы, натуралистов, медиков. Их труды - это предгорья возвышающейся в веках вершины: учения Аристотеля о душе. Этому учению предшествовали революционные события в истории представлений об окружающем мире.

Переворот заключался в преодолении древнего анимизма (от латин. "анима" - душа, дух) - веры в скрытый за видимыми вещами сонм духов (душ) как особых "агентов" или "призраков", которые покидают человеческое тело с последним дыханием, а по некоторым учениям (например, знаменитого философа и математика Пифагора), являясь бессмертными, вечно странствуют по телам животных и растений. Древние греки называли душу словом "псюхе". Оно и дало позднее имя нашей науке.

В имени сохранились следы изначального понимания связи жизни с се физической и органической основой (сравни русские слова: "душа, дух" и "дышать", "воздух"). Интересно, что уже в ту древнейшую эпоху, говоря о душе ("псюхе"), люди как бы соединяли в единый комплекс присущее внешней природе (воздух), организму (дыхание) и психике (в ее последующем понимании). Конечно, в своей житейской практике они все это прекрасно различали. Когда знакомишься со знанием человеческой психологии по их мифам, не можешь не восхищаться тонкостью понимания ими стиля поведения своих богов,

наделенных коварством, мудростью, мстительностью, завистью и иными качествами, которые придавал небожителям творец мифов - народ, познавший эту психологию в земной практике своего общения с ближними.

Мифологическая картина мира, где тела заселяются душами (их "двойниками" или призраками), а жизнь зависит от произвола богов, веками царила в общественном сознании.

Революцией в умах стал переход от анимизма к гилозоизму (от греч. слов, означающих: "материя" и "жизнь"). Весь мир - универсум, космос мыслился отныне изначально живым. Границы между живым, неживым и психическим не проводилось. Все они рассматривались как порождение единой первичной материи (праматерии), и тем не менее это философское учение стало великим шагом на пути познания природы психического. Оно покончило с анимизмом (хотя он и после этого на протяжении столетий, вплоть до наших дней, находил множество приверженцев, считающих душу внешней для тела сущностью). Гилозоизм впервые поставил душу (психику) под общие законы естества.

Утверждался непреложный и для современной науки постулат об изначальной вовлеченности психических явлений в круговорот природы.

Гилозоисту Гераклиту космос явился в образе "вечно живого огня", а душа ("психея") - в образе его искорки. Все сущее подвержено вечному изменению: "Наши тела и души текут, как ручьи". Другой афоризм Гераклита гласил: "Познай самого себя". Но в устах философа это вовсе не означало, что познать себя - значит уйти в глубь собственных мыслей и переживаний, отвлекшись от всего внешнего. "По каким бы дорогам ни шел, не найдешь границ души, так глубок ее Логос", - учил Гераклит.

Этот термин "лого", введенный Гераклитом, но применяемый поныне, приобрел великое множество смыслов. Но для него самого он означал закон, по которому "все течет", и явления переходят друг в друга. Малый мир (микрокосм) отдельной души идентичен макрокосму всего миропорядка. Поэтому постигать себя (свою психею) - значит углубляться в закон (Логос), который придает вселенскому ходу вещей сотканную из противоречий и катаклизмов динамическую гармонию.

После Гераклита (его называли "темным" из-за трудности понимания и "плачущим", так как будущее человечества он считал еще страшнее настоящего) в запас средств, позволяющих читать "книгу природы" со смыслом, вошла идея закономерного развития всего сущего, в том числе "текущих как ручьи" тел и душ.

Учение Гераклита о том, что от Закона (а не от произвола богов - властителей неба и земли) зависит ход вещей, перешло к Демокриту. Сами боги - в его изображении - не что иное, как сферические скопления огненных атомов. Человек также создан из различного сорта атомов, самые подвижные из них - атомы огня. Они образуют душу.

Единым и для души, и для космоса он признал не сам по себе закон, а закон, согласно которому нет беспричинных явлений, но все они - неотвратимый результат соударения атомов. Случайными кажутся события, причину которых мы не знаем.

Демокрит говорил, что хотя бы одно причинное объяснение готов был бы предпочесть царской власти над персами. (Персия была тогда сказочно богатой страной.) Впоследствии принцип причинности назвали детерминизмом. И мы увидим, как именно благодаря ему добывалось по крупице научное знание о психике.

Демокрит дружил со знаменитым медиком Гиппократом. Для медика важно было знать устройство живого организма, причины, от которых зависят здоровье и болезнь. Определяющей причиной Гиппократ считал пропорцию, в которой смешаны в организме различные "соки" (кровь, желчь, слизь). Пропорция в смеси была названа темпераментом. И с именем Гиппократа связывают дошедшие до наших дней названия четырех темпераментов: сангвинический (преобладает кровь), холерический (желтая желчь), меланхолический (черная желчь), флегматический (слизь). Для будущей психологии этот объяснительный принцип при всей его наивности имел очень важное значение. Недаром названия темпераментов сохранились поныне. Во-первых, на передний план ставилась гипотеза, согласно которой все бесчисленные различия между людьми умещались в несколько общих картин поведения. Тем самым Гиппократ положил начало научной типологии, без которой не возникли бы современные учения об индивидуальных различиях между людьми. Во-вторых, источник и причину различий Гиппократ искал внутри организма. Душевные качества ставились в зависимость от телесных.

О роли нервной системы в ту эпоху еще не знали. Поэтому типология являлась, говоря нынешним языком, гуморальной (от латин. "гумор" - жидкость). Следует, впрочем, заметить, что в новейших теориях признается теснейшая связь между нервными процессами и жидкими средами организма, его гормонами (греческое слово, означающее то, что возбуждает). Отныне и медики, и психологи говорят о единой нейрогуморальной регуляции поведения.

Афинский философ Анаксагор не принял ни гераклитово воззрение на мир как огненный поток, ни демокритову картину атомных вихрей. Считая природу состоящей из множества мельчайших частиц, он искал в ней начало, благодаря которому из беспорядочного скопления и движения этих частиц возникают целостные вещи. Из хаоса - организованный космос. Он признал таким началом "тончайшую вещь", которой дал имя "нус" (разум). От того, какова степень его представленности в различных телах, зависит их совершенство. "Человек, - говорил Анаксагор, - является самым разумным из животных вследствие того, что имеет руки". Выходило, что не разум определяет преимущества человека, но его телесная организация определяет высшее психическое качество - разумность.

Все три принципа, утвержденные философами, о которых шла речь (Гераклитом, Демокритом, Анаксагором), создавали главный жизненный нерв будущего научного способа осмысления мира, в том числе и научного познания психических явлений. Какими бы извилистыми путями ни шло это познание в последующие века, оно имело своими регуляторами три идеи: закономерного развития, причинности и организации (системности). Открытые две с половиной тысячи лет назад объяснительные принципы стали на все времена основой объяснения душевных явлений.

Новую особенность этих явлений открыла деятельность философов, названных софистами - "учителями мудрости". Их интересовала не природа с ее независящими от человека законами, но сам человек, которого первый софист Протагор назвал "мерой всех вещей". Впоследствии кличка "софист" стала применяться к лжемудрецам, которые с помощью различных уловок выдают мнимые доказательства за истинные. Но в истории психологического познания деятельность софистов открыла новый объект: отношения между людьми с использованием средств, призванных доказать и внушить любое положение, независимо от его достоверности.

В связи с этим детальному обсуждению были подвергнуты приемы логических рассуждений, строение речи, характер отношений между словом, мыслью и воспринимаемыми предметами. Как можно что-либо передать посредством языка, спрашивал софист Георгий, если его звуки ничего общего не имеют с обозначаемыми ими вещами? И это не софизм в смысле логического ухищрения, а реальная проблема. Она, как и другие вопросы, обсуждавшиеся софистами, подготавливала развитие нового направления в понимании души. Были оставлены поиски ее природной "материи" (огненной, атомной и др.). На передний план выступили речь и мышление как средства манипулирования людьми. Их поведение ставилось в зависимость не от материальных причин, как представлялось прежним философам,

вовлекшим душу в космический круговорот. Теперь она попадала в сеть произвольно творимых логико-лингвистических хитросплетений.

Из представлений о душе исчезали признаки ее подчиненности строгим законам и неотвратимым причинам, действующим в физической природе. Язык и мысль лишены подобной неотвратимости. Они полны условностей в зависимости от человеческих интересов и пристрастий. Тем самым действия души приобретали зыбкость и неопределенность. Возвратить им прочность и надежность, но коренящиеся не в вечных законах мироздания, а в самом мышлении человека, стремился Сократ.

Об этом философе, ставшем на все века идеалом бескорыстия, честности и независимости мысли, мы знаем со слов его учеников. Сам же он никогда ничего не писал и считал себя не учителем мудрости, а человеком, пробуждающим у других стремление к истине путем особой техники диалога, своеобразие которого стали впоследствии называть сократическим методом. Подбирая определенные вопросы, Сократ помогал собеседнику "родить" ясное и отчетливое знание. Он любил говорить, что продолжает в области логики и нравственности дело своей матери - повивальной бабки.

Уже знакомая нам формула Гераклита "познай самого себя" означала у Сократа обращенность не к вселенскому закону (Логосу), но к внутреннему миру субъекта, его убеждениям и ценностям, его умению действовать как разумное существо согласно пониманию лучшего.

Сократ был мастером устного общения. С каждым встречным человеком он затевал беседу с целью заставить его задуматься о своих беспечно применяемых понятиях. Впоследствии его стали называть пионером психотерапии, цель которой с помощью слова обнажить то, что скрыто за покровом сознания. В его методике таились идеи, сыгравшие через много столетий ключевую роль в психологических исследованиях мышления.

Во-первых, работа мысли ставилась в зависимость от задачи, создающей препятствие в ее привычном течении. Именно с такими задачами сталкивали вопросы, которые Сократ обрушивал на своего собеседника, вынуждая его тем самым обратиться к работе собственного ума. Во-вторых, эта работа изначально носила характер диалога. Оба признака - детерминирующая тенденция, создаваемая задачей, и диалогизм, предполагающий, что познание изначально социально, поскольку коренится в общении субъектов, - стали в XX веке главными ориентирами экспериментальной психологии мышления.

После Сократа, в центре интересов которого выступила умственная деятельность индивидуального субъекта (ее продукты и ценности), понятие о душе наполнилось новым предметным содержанием. Его составляли совершенно особые реалии, которых физическая природа не знает. Мир этих реалий стал сердцевиной философии гениального ученика Сократа Платона.

Платон создал в Афинах свой научно-учебный центр, названный Академией, у входа в которую было написано: "Не знающий геометрии да не войдет сюда".

Геометрические фигуры, общие понятия, математические формулы, логические конструкции являли собой умопостигаемые объекты, наделенные в отличие от калейдоскопа чувственных впечатлений незыблемостью и обязательностью для любого индивидуального ума. Возведя эти объекты в особую действительность, Платон увидел в них сферу вечных идеальных форм, скрытых за небосводом в образе царства идей.

Все чувственно-воспринимаемое, начиная от непосредственно ощущаемых близких предметов до воспринимаемых далеких звезд - это лишь затемненные идеи, их несовершенные слабые копии. Утверждая принцип первичности сверхпрочных, вечных общих идей по отношению ко всему преходящему в тленном телесном мире, Платон стал родоначальником философии идеализма.

Каким же образом осевшая в бренной плоти душа приобщается к вечным идеям? Всякое знание, согласно Платону, есть воспоминание. Душа вспоминает (для этого требуются специальные усилия) то, что ей довелось созерцать до своего земного рождения.

Опираясь на опыт Сократа, доказавшего нераздельность мышления и общения (диалога), Платон сделал следующий шаг. Он под новым углом зрения оценил процесс мышления, не получающий выражения в сократовом внешнем диалоге. В этом случае, по мнению Платона, его сменяет диалог внутренний. "Душа, размышляя, ничего иного не делает, как разговаривает, спрашивая сама себя, отвечая, утверждая и отрицая".

Феномен, описанный Платоном, известен современной психологии как внутренняя речь, а процесс ее порождения из речи внешней (социальной) получил имя "интериоризации" (от латин. "интериор" - внутренний).

У самого Платона нет этих терминов. Тем не менее перед нами феномен, прочно вошедший в состав нынешнего научного знания об умственной деятельности человека.

Дальнейшее развитие понятия о душе шло в направлении его дифференциации путем выделения в ней различных "частей" и функций. У Платона их разграничение приняло этический смысл. Это пояснял платоновский миф о вознице, правящем колесницей, в которую впряжены два коня: дикий, рвущийся идти собственным путем любой ценой, и породистый, благородный, поддающийся управлению. Возница символизировал разумную часть души, кони -

два типа мотивов: низшие и высшие побуждения. Разум, призванный согласовать эти два мотива, испытывает, согласно Платону, большие трудности из-за несовместимости низменных и благородных влечений.

В сферу изучения души вводились такие важнейшие аспекты, как конфликт мотивов, имеющих различную нравственную ценность, и роль разума в его преодолении и интеграции поведения. Через много столетий версия о взаимодействии трех компонентов, образующих личность как динамическую, раздираемую конфликтами и полную противоречий организацию, оживет в психоанализе Фрейда.

Знание о душе - от его первых зачатков на античной почве до современных систем - росло в зависимости от уровня знаний о внешней природе, с одной стороны, и от общения с ценностями культуры - с другой. Ни природа, ни культура сами по себе не образуют область психического. Однако ее нет без взаимодействия с ними.

Коренной поворот в познании этой области и работе по построению предмета психологии принадлежал Аристотелю. Философы до Сократа, размышляя о психических явлениях, ориентировались на природу. Они искали в качестве эквивалента этих явлении одну из ее стихий, образующих единый мир, которым правят естественные законы. Лишь сопоставив эти воззрения с древней верой в души как особые двойники тела, можно ощутить их взрывную силу.

Грянула великая интеллектуальная революция, от которой следует вести счет новому воззрению на психику. После софистов и Сократа в объяснениях души наметился поворот к пониманию ее деятельности как феномена культуры. Ибо входящие в состав души абстрактные понятия и нравственные идеалы невыводимы из вещества природы. Они - порождения духовной культуры.

Для обеих ориентации - и на природу, и на культуру - душа выступала как внешняя по отношению к организму реалия, либо вещественная (огонь, воздух и др.), либо бесплотная (средоточие понятий, общезначимых норм и др.). Шла ли речь об атомах (Демокрит) или об идеальных формах (Платон) - предполагалось, что и одно и другое заносится в организм извне.

Аристотель преодолел этот способ мышления, открыв новую эпоху в понимании души как предмета психологического знания. Не физические тела и не бестелесные идеи стали для него источником этого знания, но организм, где телесное и духовное образуют нераздельную целостность. Тем самым было покончено и с наивным анимистическим дуализмом, и с изощренным дуализмом Платона. Душа, по Аристотелю, это не самостоятельная сущность, а форма, способ организации живого тела.

Аристотель был сыном медика при македонском царе и сам готовился к медицинской профессии. Семнадцатилетним юношей он

появился в Афинах у шестидесятилетнего Платона и ряд лет занимался в его Академии, с которой в дальнейшем порвал. Известная картина Рафаэля "Афинская школа" изображает Платона, указывающим рукой на небо, Аристотеля - на землю. В этих образах запечатлено различие в ориентациях двух великих мыслителей. По Аристотелю идейное богатство мира скрыто в чувственно-воспринимаемых земных вещах и раскрывается в их опирающемся на опыт исследовании.

Аристотель создал свою школу на окраине Афин, названную Ли-кеем (по этому названию в дальнейшем словом "лицей" стали называть привилегированные учебные заведения). Это была крытая галерея, где Аристотель, обычно прогуливаясь, вел занятия. "Правильно думают те, - говорил Аристотель своим ученикам, - кому представляется, что душа не может существовать без тела и не является телом".

Кто же имелся в виду под теми, кто "правильно думает"?

Очевидно, что не натурфилософы, для которых душа - это тончайшее тело. Но и не Платон, считавший душу паломницей, странствующей по телам и другим мирам. Решительный итог размышлений Аристотеля: "Душу от тела отделить нельзя" - делал бессмысленными все вопросы, стоявшие в центре учения Платона о прошлом и будущем души.

Выходит, что упоминая тех, кто "правильно думает", Аристотель имел в виду собственное понимание, согласно которому переживает, мыслит, учится не душа, а целостный организм. "Сказать, что душа гневается, - писал он, - равносильно тому, как если бы кто сказал, что душа занимается тканьем или постройкой дома".

Аристотель был и философ, и исследователь природы. Одно время он обучал наукам юного Александра Македонского, который впоследствии приказал отправлять своему старому учителю образцы растений и животных из завоеванных им стран. Накапливалось огромное количество фактов - сравнительно-анатомических, зоологических, эмбриологических и других, богатство которых стало опытной основой наблюдении и анализа поведения живых существ.

Психологическое учение Аристотеля строилось на обобщении биологических фактов. Вместе с тем это обобщение привело к преобразованию главных объяснительных принципов психологии: организации (системности), развития и причинности.

Уже сам термин "организм" требует рассматривать его под углом зрения организации, то есть упорядоченности целого, которое подчиняет себе свои части для решения какой-либо задачи. Устройство этого целого и его работа

(функция) нераздельны. "Если бы глаз был живым существом, его душой было бы зрение", - говорил Аристотель.

Душа организма - это его функция, деятельность. Трактуя организм как систему, Аристотель выделял в ней различные уровни способностей к деятельности.

Понятие о способности, введенное Аристотелем, было важным новшеством, навсегда вошедшим в основной фонд психологических знаний. Оно разделяло возможности организма (заложенные в нем психологические ресурсы) и их реализацию на деле. При этом намечалась схема иерархии способностей как функций души: а) вегетативная (имеется и у растений); б) чувственно-двигательная (у животных и человека); в) разумная (присущая только человеку). Функции души становились уровнями ее развития.

Тем самым в психологию вводилась в качестве важнейшего объяснительного принципа идея развития. Функции души располагались в виде "лестницы форм", где из низшей и на ее основе возникает функция более высокого уровня. (Вслед за вегетативной - растительной - формируется способность ощущать, из которой развивается способность мыслить.)

При этом в отдельном человеке повторяются при его превращении из младенца в зрелое существо те ступени, которые прошел за свою историю весь органический мир. (Впоследствии это было названо биогенетическим законом.)

Различие между чувственным восприятием и мышлением было одной из первых психологических истин, открытых древними. Аристотель, следуя принципу развития, стремился найти звенья, ведущие от одной ступени к другой. В этих поисках он открыл особую область психических образов, которые возникают без прямого воздействия вещей на органы чувств. Сейчас их принято называть представлениями памяти и воображения. (Аристотель говорил о фантазии.) Эти образы подчинены открытому опять-таки Аристотелем механизму ассоциации - связи представлений.

Объясняя развитие характера, он утверждал, что человек становится тем, что он есть, совершая те или иные поступки.

Учение о формировании характера в реальных поступках, которые у людей как существ "политических" всегда предполагают нравственное отношение к другим, ставило психическое развитие человека в причинную, закономерную зависимость от его деятельности.

Изучение органического мира побудило Аристотеля придать новый импульс главному нерву аппарата научного объяснения - принципу причинности (детерминизма). Вспомним, что Демокрит хотя бы одно причинное объяснение считал стоящим всего персидского царства. Но для него образцом служило столкновение, соударение материальных

частиц - атомов. Аристотель же, наряду с этим типом причинности, выделяет другие. Среди них - целевую причину или "то, ради чего совершается действие", ибо "природа ничего не делает напрасно".

Конечный результат процесса (цель) заранее воздействует на его ход. Психическая жизнь в данный момент зависит не только от прошлого, но и потребного будущего. Это было новым словом в понимании ее причин (детерминации). Итак, Аристотель преобразовал ключевые объяснительные принципы психологии: системности, развития, детерминизма.

Аристотелем было открыто и изучено множество конкретных психических явлений. Но так называемых "чистых фактов" в науке нет. Любой ее факт по разному видится в зависимости от теоретического угла зрения, от тех категорий и объяснительных схем, которыми вооружен исследовательский ум. Обогатив эти принципы, Аристотель представил совершенно иную сравнительно с его предшественниками (подготовившими его синтез) картину устройства, функций и развития души.

После походов македонского царя Александра (IV век до н. э.) возникает крупнейшая мировая монархия древности. Вскоре она распалась, и ее распад открыл новый период в истории древнего мира - эллинистический. Его отличал синтез элементов культур Греции и стран Востока.

Положение личности в обществе коренным образом изменилось. Свободный грек утрачивал связь со своим родным городом, его стабильной социальной средой и оказывался перед лицом непредсказуемых перемен. Со все большей остротой он ощущал зыбкость своего существования в изменившемся, ставшим чужим мире. Эти сдвиги в реальном положении и в самовосприятии личности наложили отпечаток на представления о ее душевной жизни. В них она осмысливалась под новым углом зрения.

Вера в могущество разума, в великие интеллектуальные достижения прежней эпохи ставится под сомнение. Возникает философия скептицизма, рекомендующая вообще воздерживаться от суждений, касающихся окружающего мира, по причине их недоказуемости, относительности, зависимости от обычаев и, T. п. (Пирон, конец IV века до н. э.). Такая интеллектуальная установка исповедовалась исходя из этической мотивации. Полагалось, что отказ от поисков истины позволит обрести душевный покой, достичь состояния атараксии (от греческого слова, означавшего отсутствие волнений).

В других концепциях этого периода также идеализировался образ жизни мудреца, отрешенного, от игры внешних стихий и благодаря этому способного сохранить свою индивидуальность в непрочном мире, противостоять потрясениям, постоянно угрожающим существованию. Этот мотив направлял интеллектуальные поиски двух других доминировавших в эллинистический период философских школ -

стоиков и эпикурейцев. Связанные корнями со школами классической Греции, они переосмыслили ее идейное наследство соответственно духу новой эпохи.

Эта школа возникла В IV веке до н. э. и получила свое название по имени того места в Афинах ("стоя" - портик храма), где ее основатель Зенон (не смешивать с софистом Зеноном) проповедовал свое учение. Представляя космос как единое целое, состоящее из бесконечных модификаций огненного воздуха - пневмы, стоики рассматривали человеческую душу как одну из таких модификаций.

Понятие о пневме (в исходном значении - вдыхаемый воздух) у первых натурфилософов мыслилось как единое природное, материальное начало, которое пронизывает как внешний физический космос, так и живой организм (служа носителем жизни) и пребывающую там псюхе (т. е. область ощущений, чувств, мыслей).

У Анаксимена, как у Гераклита и других натурфилософов, воззрение на психею как частицу воздуха или огня означало ее порождаемость внешним, материальным космосом. У стоиков же слияние псюхе и природы приобрело иной смысл. Сама природа спиритуализировалась, наделялась признаками, свойственными разуму: но не индивидуальному, а сверхиндивидуальному.

Согласно этому учению, мировая пневма идентична мировой душе, "божественному огню", который является Логосом или, как считали позднейшие стоики, - судьбой. Счастье человека усматривалось в том, чтобы жить согласно Логосу.

Как и их предшественники в классической Греции, стоики верили в примат разума, в то, что человек не достигает счастья из-за незнания, в чем оно состоит. Но если прежде рисовался образ гармоничной личности, в полноценной жизни которой сливаются разумное и чувственное (эмоциональное), то у мыслителей эллинистической эпохи, когда на людей обрушивались невзгоды, порождавшие страх, неудовлетворенность, тревогу, отношение к аффектам изменяется.

Стоики объявили вредными любые аффекты. В них усматривалась "порча разума", поскольку они возникают при неправильной деятельности ума. Удовольствие и страдание - это ложные суждения о настоящем. Желание и страх - столь же ложные суждения о будущем.

От аффектов следует лечить как от болезней. Их нужно "с корнем вырывать из души". Только разум, свободный от любых эмоциональных потрясений (положительных или отрицательных), способен правильно руководить поведением. Именно это позволяет человеку выполнять свое предназначение, свой долг.

Эта этико-психологическая доктрина обычно сопрягалась с установкой, которую, говоря современным языком, можно было бы назвать психотерапевтической. Люди испытывали потребность в том,

чтобы устоять перед превратностями жизни с ее драматическими поворотами, лишающими душевного равновесия. Изучение мышления и его отношения к эмоциям носило не абстрактно-теоретический характер. Оно соотносилось с тем, чем люди живы, с обучением искусству жить. Все чаще к философам обращались для обсуждения и решения личных, нравственных проблем. Из искателей истин они становились целителями душ, прообразом будущих священников, духовников.

На других космологических началах, но с той же этической ориентацией на поиски счастья и искусства жить сложилась школа Эпикура (конец IV века до н. э.). В своих представлениях о природе она опиралась на атомизм Демокрита, внося в него, однако, важную коррективу. (За диссертацию о различии между натурфилософией Демокрита и Эпикура Карл Маркс получил диплом доктора философии.) Отойдя от демокритова учения о неотвратимости движения атомов по законам, исключающим случайность, Эпикур предполагал, что эти частицы могут отклоняться от своих закономерных траекторий. Этот вывод имел этико-психологическую подоплеку.

В отличие от версии о "жесткой" причинности, царящей во всем, что совершается в мире (и, стало быть, в душе как разновидности атомов), допускались самопроизвольность, спонтанность изменений, их случайный характер. С одной стороны, этот взгляд запечатлел ощущение непредсказуемости того, что может произойти с человеком в потоке событий, делающих существование непрочным. С другой стороны, вытекало, что в самой природе вещей заложена возможность самопроизвольных отклонений и тем самым непредопределенности поступков (стало быть, и свободы выбора).

Это отражало отмеченную выше индивидуализацию личности как величины, способной действовать на свой страх и риск. Впрочем, слово "страх" здесь можно употребить только метафорически.

Весь смысл эпикурейского учения заключался в том, чтобы, проникнувшись им, люди спаслись от страха.

Учение об атомах служило именно этой цели. Живое тело, как и душа, состоит из движущихся в пустоте атомов. Со смертью они рассеиваются по общим законам все того же вечного космоса. "Смерть не имеет к нам никакого отношения; когда мы есть, то смерти еще нет, когда же смерть наступает, то нас уже нет".

Представленная в учении Эпикура картина природы и места человека в ней служила тому, чтобы достичь безмятежности духа, свободы от страхов и прежде всего перед смертью и богами (которые, обитая между мирами, не вмешиваются в дела людей, ибо это нарушило бы их безмятежное существование).

Как и многие стоики, эпикурейцы (соответственно изменению реалий жизни отдельной личности в эллинистическую эпоху) размышляли

о путях ее независимости от всего внешнего. Лучший путь они усматривали в самоустранении от всех общественных дел. Именно такое поведение позволит избегнуть огорчений, тревог, отрицательных эмоций и тем самым испытать наслаждение, ибо оно не что иное, как отсутствие страдания.

Последователем Эпикура в древнем Риме был Лукреций (I век до н. э.). Он критиковал стоиков за учение о разлитом в природе в форме пневмы разуме. В действительности, согласно Лукрецию, существуют только атомы, проносящиеся по механическим законам, под действием которых возникает и сам разум.

Первичным в познании являются ощущения, преобразуемые (наподобие того "как паук ткет паутину") в другие образы, ведущие к разуму.

Как и мыслители предшествующего эллинистического периода, Лукреций свое учение (изложенное в поэтической форме) считал наставлением по искусству жить в водовороте бедствий, с тем, чтобы люди навсегда избавились от страхов перед загробным наказанием и потусторонними силами, ибо в мире нет ничего, кроме атомов и пустоты.

В эллинистический период возникли новые центры культуры, где различные течения восточной мысли взаимодействовали с западной. Среди этих центров выделялись созданные в Египте (в III веке до н. э.) при царской династии Птолемеев (основанной одним из полководцев Александра Македонского) библиотека и музей в Александрии. Музей представлял собой по существу исследовательский институт с лабораториями, комнатами для занятий со студентами. В нем был проведен ряд важных исследований в различных областях знания, в том числе в анатомии и физиологии (например, врачами Герофилом и Эразистратом, труды которых не сохранились).

К важнейшим открытиям этих врачей, усовершенствовавших технику изучения организма, в том числе головного мозга, относится установление различий между чувствительными и двигательными нервами.

Открытие было забыто, но через две с лишним тысячи лет вновь установлено и легло в основу важнейшего для физиологии и психологии учения о рефлексе.

Среди других великих исследователей душевной жизни в ее связях с телесной выступил древнеримский врач Гален (II век н. э.). В труде "О частях человеческого тела" он, опираясь на множество наблюдений и экспериментов и обобщив познания медиков Востока и Запада (в том числе александрийских), описал зависимость жизнедеятельности целостного организма от нервной системы.

В те времена запрещалось анатомирование человеческих тел. Опыты ставились на животных. Но Гален, работая хирургом у гладиаторов (которых, как известно, заставляли сражаться в цирке с дикими

зверями) смог расширить представления и о человеке, в том числе о его головном мозге, где, как он полагал, производится и хранится высший сорт пневмы как носительницы разума.

Широкой известностью в течение многих столетий пользовалось развитое Галеном (вслед за Гиппократом) учение о темпераментах как пропорции в смеси нескольких основных "соков". Темперамент с преобладанием "теплого" он описывает как мужественный и энергичный, с преобладанием "холодного" - как медлительный и т. д. Большое внимание он уделял аффектам. Еще Аристотель писал, что возможно объяснять гнев либо межличностными отношениями (например, как стремление отомстить за обиду), либо "кипением крови" в организме.

Гален утверждал, что первичным при аффектах являются изменения в организме ("повышение сердечной теплоты"). Стремление же отомстить - вторично. Через много веков между психологами вновь возникнут дискуссии вокруг вопроса о том, что первично: субъективное переживание либо телесное потрясение.

Бедствия, которые переживали в жестоких войнах с Римом и под его владычеством народы Востока, способствовали развитию идеалистических учений о душе. Именно они подготовили воззрения, которые ассимилировала христианская религия.

Огромную популярность приобрело учение философа-мистика из Александрии Филона (I век н. э.), учившего, что тело это прах, который получает жизнь от дыхания божества. Это дыхание и есть пневма. Представление о пневме, которое занимало важное место в античных учениях о душе, носило, как отмечалось, сугубо гипотетический характер, что создавало почву для иррациональных, недоступных эмпирическому контролю картин зависимости происходящего с человеком от сверхчувственных, небесных сил - посредников между земным миром и Богом.

После Филона пневме приписывают функцию общения бренной части души с бестелесными сущностями, связующими ее со Всевышним. Возникает особый раздел религиозной догматики, описывающей эти "пневматические" сущности. Он был назван пневматологией.

Принцип абсолютной нематериальности души утвердил Плотин (III век н. э.) - древнегреческий философ, основатель в Риме школы неоплатонизма. Во всем телесном усматривалась эманация (истечение) божественного, духовного первоначала.

Если отвлечься от религиозной метафизики, проникнутой мистикой, то применительно к прогрессу психологической мысли в представлениях Плотина о душе содержался новый важный момент.

У Плотина психология впервые в ее истории становится наукой о сознании, понятом как "самосознание". Поворот интересов к

внутренней психической жизни человека сложился в античной культуре задолго до Плотина. Однако лишь кризис рабовладельческого общества придал этому повороту смысл отрешенности от реального мира и замкнул сознание на его собственных феноменах.

Еще не было предпосылок, при всей тенденции к индивидуализации, которая, как отмечалось, нарастала в эллинистический период, для осознания субъектом самого себя в качестве конечного самостоятельного центра психических актов. Эти акты считались производными от пневмы (как тончайшего огнеподобного воздуха) у стоиков, атомных потоков - у эпикурейцев.

Плотин, вслед за Платоном, учил, что индивидуальная душа происходит от мировой души, к которой она и устремлена. Другой вектор активности индивидуальной души направлен к чувственному миру. (Здесь Плотин также следовал за Платоном.) Но у нее Плотин выделил еще одно направление, а именно - обращенность на себя, на собственные, незримые действия и содержания. Она как бы следит за своей работой, является ее "зеркалом".

Через много столетий эта способность субъекта не только ощущать, чувствовать, помнить или мыслить, но обладать также внутренним представлением об этих функциях, получила название рефлексии. Эта способность не является фикцией. Она служит неотъемлемым "механизмом" деятельности сознания человека, соединяющим его ориентацию во внешнем мире с ориентацией в мире внутреннем, в "самом себе".

Плотин отграничил этот "механизм" от других психических процессов, на объяснении которых в течение веков была сосредоточена мысль многих поколений исследователей психики. Сколь широк бы ни был спектр этих объяснений, он в конечном счете сводился к поискам зависимости душевных явлений от физических причин, процессов в организме, общения с другими людьми.

Рефлексия, открытая Плотином, не могла быть объяснена ни одним из этих факторов. Она выглядела самодостаточной, невыводимой сущностью. Таковой она и оставалась на протяжении веков, став исходным понятием интроспективной психологии сознания.

В новое время, когда сложились реальные социальные основы для самоутверждения субъекта в качестве независимой свободной личности, претендующей на уникальность своего психического бытия, рефлексия выступила в теоретических представлениях о ней как основание и главный источник знаний; об этом бытии.

Таковой она трактовалась и в первых программах создания психологии в качестве науки, имеющей свой собственный предмет, отличающий ее от других наук. Действительно, ни одна наука не занята изучением способности к рефлексии. Однако, выделяя рефлексию как одно из направлений деятельности души, Плотин в ту отдаленную эпоху не мог, конечно, и помыслить индивидуальную душу самодостаточным источником своих внутренних образов и действий.

Она для него - эманация сверхпрекрасной сферы высшего первоначала всего сущего.

Учение Плотина оказало влияние на Августина (IV-V века н.э.), творчество которого ознаменовало переход от античной традиции к средневековому христианскому мировоззрению.

Августин придал трактовке души (считая ее орудием, которое правит телом) особый характер, утверждая, что ее основу образует воля (а не разум). Тем самым он стал инициатором учения, названного волюнтаризмом (от лат. "волюнтас" - воля).

Воля индивида, завися от божественной, действует в двух направлениях: управляет действиями души и поворачивает ее к себе самой. Все изменения, происходящие с телом, становятся психическими благодаря волевой активности субъекта. Так, из отпечатков, которые сохраняют органы чувств, воля творит воспоминания.

Все знание заложено в душе, которая живет и движется в Боге. Оно не приобретается, а извлекается из души опять-таки благодаря направленности воли.

Основанием истинности этого знания служит внутренний опыт: душа поворачивается к себе, чтобы постичь с предельной достоверностью собственную деятельность и ее незримые продукты.

Идея о внутреннем опыте, отличном от внешнего, но обладающем высшей истинностью, имела у Августина теологический смысл, поскольку проповедовалось, что эта истинность даруется Богом.

В дальнейшем трактовка внутреннего опыта, будучи освобождена от религиозной окраски, слилась с представлением об интроспекции как особом методе исследования сознания, которым владеет психология в отличие от других наук.

Мы находим у древних греков многие из проблем, которые и сегодня направляют развитие психологических идей.

Древнегреческие мыслители предполагали, что душа не может быть понята из нее самой. В их объяснениях ее генезиса и структуры обнаруживаются три направления поиска тех больших, независимых от индивида сфер, по образу и подобию которых трактовался микрокосм индивидуальной человеческой души.

Первое направление исходило из объяснения психики законами движения и развития материального мира. Здесь в качестве руководящей выступала идея об определяющей зависимости душевных проявлений от общего строя вещей, их физической природы. (Вопрос о месте психического в материальном мире, осмысленный впервые древними мыслителями, навсегда останется стержневым для психологической теории.)

Только после того, как была понята производность жизни души от физического мира, их внутреннее родство, а тем самым и необходимость изучать психику исходя из того, что говорят опыт и размышление о взаимосвязи материальных явлений, психологическая мысль

смогла продвинуться к новым рубежам, где открылось своеобразие ее объектов. Это второе направление античной психологии было создано Аристотелем. Оно ориентировалось не на природу в целом, а только на живую природу. Для него исходными служили свойства органических тел в их отличии от неорганических. Поскольку психика является формой жизни, выдвижение на передний план психобиологической проблемы было крупным шагом вперед. Оно позволило трактовать психическое не как обитающую в теле душу, имеющую пространственные параметры и способную (как у материалистов, так и у идеалистов) покидать организм, с которым она внешне связана, а как способ организации поведения живых систем.

Третье направление ставило душевную деятельность индивида в зависимость от форм, которые создаются не природой, а человеческой культурой, а именно от понятий, идей, этических ценностей. Эти формы, действительно играющие огромную роль в структуре и динамике психических процессов, были, однако, начиная от пифагорейцев и Платона, отчуждены от материального мира, проекцией которого они являются, и представлены в виде особых духовных сущностей, чуждых чувственно-воспринимаемым телам.

Это направление придало особую остроту проблеме, которую следует обозначить как психогностическую (от греч. "гнозис" знание). Под ней следует разуметь широкий круг вопросов, с которыми сталкивается исследование психологических факторов, изначально связывающих субъекта с внешней по отношению к нему реальностью - природной или культурной. Эта реальность преобразуется соответственно устройству психического аппарата субъекта в форму чувственных или умственных образов. Будь то образы мира, окружающей среды, поведения в ней личности или ее самой.

Все эти проблемы при всех "разночтениях" были открыты древними греками. И они поныне образуют ядро объяснительных схем, сквозь призму которых исследует психический мир современный ученый (какой бы сверхсложной электроникой он ни был вооружен).

Мир культуры создал три "органа" постижения человека и его души: религию, искусство и науку. Религия строится на мифе, искусство - на художественном образе, наука - на организуемом и контролируемом логической мыслью опыте. Люди античной эпохи, обогащенные многовековым опытом человекопознания, в котором черпались как представления о характере и поведении богов, так и образы героев их эпоса и трагедий, осваивали этот опыт сквозь "магический кристалл" рационального объяснения природы вещей - земных и небесных. Из этих семян росло разветвленное древо психологии как науки.

О ценности науки судят по ее открытиям. На первый взгляд летопись открытий, которыми способна гордиться античная психология, немногословна.

Одним из первых стало открытие древнегреческим врачом (VI век до н. э.) Алкмеоном того, что органом души является головной мозг.

Если отвлечься от исторического контекста, это выглядит невеликой мудростью. Стоит, однако, напомнить, что через двести лет после этого великий Аристотель считал мозг своего рода "холодильником" для крови, а душу со всеми ее способностями воспринимать мир и мыслить помещал в сердце, чтобы по достоинству оценить нетривиальность алкмеонова вывода. Тем более, если учесть, что он не был умозрительной догадкой, но вытекал из медицинских наблюдений и экспериментов.

Конечно, в те времена возможности экспериментировать над человеческим организмом в том смысле, какой ныне принят, были ничтожны. Сохранились сведения, что ставились опыты над приговоренными к казни, над гладиаторами и т. п. Нельзя, однако, упускать из виду, что античным медикам приходилось, врачуя людей, изменять их психические состояния, передавать от поколения к поколению сведения об эффектах своих действий, об индивидуальных человеческих различиях. Не случайно учение о темпераментах пришло в научную психологию из медицинских школ Гиппократа и Галена.

Не меньшее значение, чем опыт медицины, имели другие формы практики: политическая, юридическая, педагогическая. Изучение приемов убеждения, внушения, победы в словесном поединке, ставшее главной заботой софистов, превратило в объект экспериментирования логический и грамматический строй речи. В практике общения Сократ открыл (проигнорированный возникшей в XX веке экспериментальной психологией мышления) его изначальный диалогизм, а сократов ученик Платон - внутреннюю речь как интериоризованный диалог. Ему же принадлежит столь близкая сердцу современного психотерапевта модель личности как динамической системы мотивов, разрывающих ее в неизбывном конфликте.

Открытие множества психологических феноменов связано с именем Аристотеля (механизм ассоциаций по смежности, сходству и контрасту, открытие отличных от ощущений особых образов - образов памяти и воображения, различий между теоретическим и практическим интеллектом и др.).

Стало быть, сколь скудной ни была бы эмпирическая ткань психологической мысли античности, без нее эта мысль не могла "зачать" традицию, приведшую к современной науке. Но никакое богатство реальных, фактов не может обрести достоинство научного, безотносительно к умопостигаемой логике, их анализа и объяснения.

Эта логика, в отличие от ее всеобщих форм, является предметной. Она строится соответственно проблемной ситуации, задаваемой развитием теоретической мысли, овладевающей конкретным предметным содержанием. Применительно к психологии античность прославлена великими теоретическими успехами. К ним относятся не только открытия фактов, построение новаторских моделей и объяснительных схем. Были сформулированы проблемы, веками направлявшие развитие наук о человеке.

Каким образом интегрируются в нем телесное и духовное, мышление и общение, личностное и социокультурное, мотивационное и интеллектуальное, разумное и иррациональное и многое другое, присущее его бытию в мире? Над этими загадками бился ум античных мудрецов и испытателей природы, подняв на невиданную дотоле высоту культуру теоретической мысли, которая, преобразуя данные опыта, срывала покров истины с видимостей здравого смысла и религиозно-мифологических образов.

Древнегреческая цивилизация в силу нараставшей социально-экономической деградации общества, которое ее породило, разрушилась. В тот период была утрачена большая часть достигнутых знаний. Вначале исчезала потребность читать книги. Вскоре никто не мог их уже и понять. Они сжигались для нагревания воды в общественных банях или же исчезали сотнями других неизвестных путей.

Жестокие удары по распадавшейся античной культуре наносила христианская церковь, которая разрушала ее памятники и создавала атмосферу воинственной нетерпимости ко всему "языческому". В IV в. был уничтожен научный центр в Александрии. В начале VI в. императором Юстинианом закрывается просуществовавшая около тысячи лет Афинская школа - последний очажок античной философии. Победившее христианство, ставшее в Европе господствующей идеологией феодального общества, культивировало ненависть ко всякому знанию, основанному на опыте и разуме, внушало веру в непогрешимость церковных догматов и греховность самостоятельного, отличного от предписанного священными книгами понимания устройства и предназначения человеческой души.

Естественно-научное исследование природы приостановилось. Его сменили религиозные спекуляции.

Переориентация философского мышления в направлении сближения с эмпирией, с позитивным знанием о природе совершалась в этот период в недрах другой культуры - арабоязычной, расцветшей на Востоке в VIII-XII вв.

После объединения в VII в. арабских племен возникло государство, имевшее своим идеологическим оплотом новую религию - ислам. Под эгидой этой религии началось завоевательное движение арабов, приведшее к образованию Халифата, на территориях которого жили народы, обладавшие древней культурой.

Государственным языком Халифата стал арабский, но культура, которая сложилась в огромном государстве, включала достижения многих населявших его народов, а также эллинов, народов Индии.

В культурные центры Халифата прибывали караваны верблюдов, навьюченных книгами чуть ли не на всех известных тогда языках.

В то время, когда в Западной Европе, распавшейся на замкнутые феодальные мирки, были начисто забыты достижения европейской и александрийской науки, на арабском Востоке закипела интеллектуальная жизнь. На Западе пропали сочинения Платона и Аристотеля. На Востоке их труды (как и других античных мыслителей) переводятся на арабский язык, переписываются и распространяются по всей огромной арабской державе - от Средней Азии и Индии до Пиренейского полуострова и Африки.

Это стимулировало развитие науки, прежде всего физико-математической и медицинской. Появляется множество астрономов, математиков, химиков, географов, ботаников, врачей. Они создали мощный культурно-научный слой, в котором зародились крупнейшие умы. Они обогатили достижения своих древних предшественников и создали предпосылки для последующего подъема философской и научной мысли на Западе, в том числе и психологической мысли. Среди них следует выделить прежде всего среднеазиатского ученого XI в. Ибн Сину (в латинской транскрипции - Авиценну). Созданный им "Канон медицинской науки" обеспечил ему - по свидетельству историка - "самодержавшую власть во всех медицинских школах средних веков".

С точки зрения развития естественнонаучных знаний о душе особый интерес представляет медицинская психология. В ней важное место отводилось учению о роли аффектов в регуляции поведения организма и даже развития этого поведения.

Ибн Сина был также одним из первых исследователей в области возрастной психологии. Он изучал связь между физическим развитием организма и его психологическими особенностями в различные возрастные периоды. Важное значение придавалось им при этом воспитанию. Именно посредством воспитания осуществляется, считал Ибн Сина, воздействие психического на устойчивую структуру организма. Чувства, изменяющие течение физиологических процессов, возникают у ребенка в результате воздействия на него окружающих людей. Вызывая у ребенка те или другие аффекты, взрослые формируют его натуру.

Физиологическая психология Ибн Сины включала, стало быть, предположения о возможности управлять процессами в организме и даже придавать организму определенный устойчивый склад путем воздействия на его чувственную, аффективную жизнь, зависящую от поведения других людей. Идея взаимосвязи психического и физиологического - не только зависимость психики от телесных состояний, но и ее способность (при аффектах, психических травмах, деятельности воображения) глубоко влиять на них - разрабатывалась Ибн Си ной исходя из его обширного медицинского опыта. Имеются сведения

о том, что, не ограничиваясь наблюдениями, он предпринял попытку изучить этот вопрос экспериментально. Двум баранам давался одинаковый корм, но если один кормился в обычных условиях, то неподалеку от другого находился на привязи волк. Через некоторое время второй баран стал худеть и погиб. Неизвестно, какое объяснение давалось этому опыту, но его схема говорит об открытии роли "сшибок", противоположных эмоциональных установок в возникновении глубоких соматических сдвигов. Это дает основание видеть в учении Ибн Сины зачатки экспериментальной психофизиологии эмоциональных состояний.

Ибн Сина и другие арабские натуралисты и математики особый интерес проявляли к органу зрения, существенно продвинув естественнонаучный анализ ощущений и восприятий как источников знания. Среди исследований в этой области в конце X - начале XI в. выделяются открытия Ибн аль-Хайсама (в латинской транскрипции Альга-зена).

В каждом зрительном акте им различались, с одной стороны, непосредственный эффект запечатления внешнего воздействия, с другой - присоединяющаяся к этому эффекту работа ума, благодаря которой устанавливаются сходство и различие видимых объектов.

Ибн аль-Хайсамом были изучены такие важные феномены, как бинокулярное зрение, смешение цветов, контраст и т. д. Он указывал, что для полного восприятия объектов необходимо движение глаз - перемещение зрительных осей. Ибн аль-Хайсам подверг анализу зависимость зрительного восприятия от его длительности, введя, таким образом, время в качестве существенного фактора. При кратковременном предъявлении могут быть правильно восприняты лишь знакомые объекты. Это он связывал с тем, что условием возникновения зрительного образа служат не только непосредственные воздействия световых раздражителей, но и сохраняющиеся в нервной системе следы прежних впечатлений.

Схема Ибн аль-Хайсама не только разрушала несовершенные теории зрения, доставшиеся арабам от античных авторов, но и вводила новое объяснительное начало. Исходная сенсорная структура зрительного восприятия рассматривалась как производное от имеющих опытное и математическое основание законов оптики и от свойств нервной системы. Это направление противостояло одному из главных догматов схоластики, как мусульманской, так и христианской - учению о том, что душа во всех ее проявлениях есть особого рода сущность, причастная надприродному миру.

Изучением функций глаза занимались и другие ученые той эпохи. К достижениям средневековой психофизиологии относится открытие того, что чувствующей частью органа зрения является не хрусталик, как предполагалось прежде, а сетчатая оболочка.

Это открытие считают принадлежащим философу и врачу XII в. Ибн Рошду (в латинской транскрипции Аверроэсу), учение которого о человеке и его душе больше, чем какое бы то ни было другое, оказало влияние на западноевропейскую философско-психологическую мысль. Оно жестоко преследовалось как мусульманской (принятой в Халифате в качестве государственной), так и христианской религией. И это не удивительно, поскольку Ибн Рошд отрицал бессмертие индивидуальной души. Он по-своему прокомментировал учение Аристотеля, а именно сделал упор на разделении души и разума. Под душой понимались функции, которые неотделимы от организма (прежде всего - чувственность).

Они необходимы (таково было и мнение Аристотеля) для деятельности разума. Они нераздельно связаны с телом и исчезают вместе с ним. Что же касается самого разума, то он является божественным и входит в индивидуальную душу извне, подобно тому, как Солнце посылает лучи органу зрения. С исчезновением тела и индивидуальной души "следы", оставленные божественным разумом в период воздействия на нее, отделяются от исчезнувшего смертного индивида, продолжают существовать как момент универсального разума, присущего всему человеческому роду.

Утверждение Ибн Рошда о высшем интеллектуальном равенстве людей при всем многообразии их индивидуальных различий и о богоподобии человека было несовместимо с идеологией феодального общества с его "иерархизмом", расположением всех людей на социальной "лестнице", предписывающей кому где быть.

Апология божественного разума оборачивалась у Ибн Рошда (который получил на Западе почетное по тем временам имя Комментатора) защитой земного достоинства человека.

В период Средневековья в умственной жизни Европы воцарилась схоластика (от греч. "схоластикос" - школьный, ученый). Этот особый тип философствования ("школьная философия") с XI до XVI в. сводился к рациональному (использующему логические приемы) обоснованию христианского вероучения.

В схоластике имелись различные течения. Но общей для них служила установка на комментирование текстов. Позитивное изучение предмета и обсуждение реальных проблем подменялось вербальными ухищрениями. В страхе перед появившимся на интеллектуальном горизонте Европы Аристотелем католическая церковь вначале его запретила, но затем, изменив тактику, принялась "осваивать", адаптировать соответственно своим нуждам. С этой задачей наиболее тонко справился Фома Аквинский (1225-1274), учение которого, согласно папской энциклике 1879 г., канонизировано как

истинно католическая философия (и психология), получившая название томизма (несколько модернизированного в наши дни под именем неотомизма).

Томизм складывался в противовес стихийно-материалистическим трактовкам Аристотеля, в недрах которых зарождалась опасная для церкви концепция двойственной истины.

Зерна этой концепции были брошены опиравшимся на Аристотеля Ибн Рошдом, последователи которого в европейских университетах (аверроисты) полагали, что несовместимость с официальной догмой представлений о вечности (а не сотворении) мира, об уничтожаемости (а не бессмертии) индивидуальной души ведет к выводу о том, что каждая из истин имеет свою область. Истинное для одной области может быть ложным для другой и наоборот.

Фома же, отстаивая одну истину - религиозную, "нисходящую свыше", считал, что разум должен служить ей так же истово, как и религиозное чувство. Фоме и его сторонникам удалось расправиться с аверроистами в парижском университете. Но в Англии, в Оксфордском университете, концепция "двойственной истины" в дальнейшем восторжествовала, став идеологической предпосылкой успехов философии и естественных наук.

Иерархический шаблон Фома распространил и на описание душевной жизни, различные формы которой размещались в виде своеобразной лестницы в ступенчатом ряду - от низшего к высшему. Каждое явление имеет свое место. Положены грани между всем существующим и однозначно определено, чему где быть. В ступенчатом ряду расположены души (растительная, животная, человеческая). Внутри самой души иерархически располагаются способности и их продукты (ощущение, представление, понятие).

Понятие об интроспекции, зародившееся у Плотина, превратилось в важнейший источник религиозного самоуглубления у Августина, вновь выступило как опора модернизированной и теологической психологии у Фомы. Работа души рисуется Фомой в виде следующей схемы: сперва она совершает акт познания - ей является образ объекта (ощущение или понятие), затем она осознает, что ею произведен сам этот акт, и, наконец, проделав обе операции, она "возвращается" к себе, познавая уже не образ и не акт, а самое себя как уникальную сущность.

Перед нами, таким образом, - замкнутое сознание, из которого нет выхода ни к организму, ни к внешнему миру.

Томизм превратил великого древнегреческого философа в столп богословия, в "Аристотеля с тонзурой". (Тонзура - это выбритое место на макушке - знак принадлежности к католическому духовенству.)

В Англии, где социальные устои феодализма подрывались наиболее энергично, против томистской концепции души выступил номинализм (от лат. "номен" - имя). Он возник в связи со спором о природе общих понятий (так называемых

универсалий). Спор шел о том, существуют ли эти общие понятия самостоятельно вне нашего мышления (подобно другим вещам) или бестелесны, ибо эти понятия только имена и реально познаются лишь индивидуальные вещи.

Самым энергичным образом проповедовал номинализм профессор Оксфордского университета В. Оккам (XIV век). Отвергая томизм и отстаивая учение о "двойственной истине" (из которого явствовало, что религиозные догматы не могут быть основаны на разуме), он призывал опираться на чувственный опыт, для ориентации в котором существуют только термины, имена, знаки.

Номинализм способствовал развитию естественнонаучных взглядов на познавательные возможности человека. К знакам как главным регуляторам душевной активности неоднократно обращались многие мыслители последующих веков, в том числе в XX в.

Обращались они и к так называемой "бритве Оккама", к его правилу, согласно которому "не следует умножать сущности без надобности", иначе говоря, прибегать к объяснению каких-либо явлений многими силами или факторами, когда можно обойтись их меньшим числом. "Бесполезно делать посредством многого то, что можно сделать посредством меньшего". К этой "бритве" впоследствии обратились психологи, чтобы утвердить своего рода "закон экономии". (Изучая, например, поведение животных, не наделять их умом человека, если оно может быть объяснено более простым способом.)

Итак, в период феодализма под пластами чисто рассудочных построений, чуждых реальным особенностям психической деятельности, назначение которой теократия учила видеть в том, чтобы готовиться к неземной, истинной жизни, бил ключ новых идей, обращавших мысль к опытному познанию души и ее проявлений.

В противовес принятым схоластикой приемам выведения отдельных психических явлений из сущности души и ее сил, для действия которых нет других оснований, кроме воли божьей, складывалась другая методология, сердцевиной которой являлся опытный и детерминистический подход. Социально-экономический прогресс обусловил укрепление, а затем и окончательное торжество этого подхода в следующий исторический период.

Переходный период от феодальной культуры к буржуазной получил имя эпохи Возрождения. Идеологи этого периода считали его главной особенностью возрождение античных ценностей. К античности обращались и люди прежних эпох, решая каждый раз собственные проблемы.

Без античных сокровищ не было бы ни арабоязычной, ни латиноязычной культур. (В Западной Европе, как известно, языком образованных людей была латынь.)

Мыслители Возрождения полагали, что они очищают античную

картину мира от "средневековых варваров". Восстановление античных памятников культуры в их подлинном виде действительно стало компонентом нового идейного климата. Однако воспринималось в них прежде всего созвучное новому образу жизни и обусловленной им интеллектуальной ориентации.

Возникновение мануфактурного производства, усложнение и совершенствование орудий труда, великие географические открытия, возвышение бюргерства, отстаивавшего свои права в ожесточенной политической борьбе, - все эти процессы изменили реальное положение человека и на этой почве его представления о мире и самом себе.

Новые философы вновь обращаются к Аристотелю. Однако теперь он из идола скованной церковными догматами схоластики превратился в символ свободомыслия, спасения от этих догм.

В главном очаге Возрождения - Италии - разгорелись споры между спасшимися там от инквизиции сторонниками Ибн Рошда (аверроистами) и еще более радикально настроенными александристами.

Последних назвали по имени древнегреческого философа Александра Афродисийского (жившего в Афинах в конце II века н. э.), который прокомментировал трактат Аристотеля "О душе" иначе, чем Ибн Рошд. Коренное различие касалось вопроса о бессмертии души (на котором покоилось церковное вероучение). Ибн Рошд, как отмечалось, разделив разум (ум) и душу, считал его, как высшую часть души, бессмертным. Александр же настаивал на том, что аристотелевское учение является целостным. Поэтому все способности души, согласно этому учению, начисто исчезают вместе с телом.

У александристов антиклерикальные мотивы звучали резче и последовательнее, чем у аверроистов. Оба направления сыграли важную роль в создании новой идейной атмосферы, проложив путь к естественнонаучному изучению организма человека и его психических функций. По этому пути пошли многие философы, натуралисты, врачи, которых отличал интерес к изучению природы, подавляемый теологией. Их творчество пронизывала вера во всемогущество опыта, в преимущество наблюдений, прямых контактов с реальностью, в независимость подлинного знания от схоластической мудрости.

Одним из титанов Возрождения был Леонардо да Винчи (1452-1519). Он представлял новую науку, которая существовала не в университетах, где по-прежнему изощрялись в комментариях к текстам древних, а в мастерских художников и строителей, инженеров и изобретателей. Их опыт радикально изменял культуру и строй мышления. В своей производственной практике они были преобразователями мира. Высшая ценность придавалась не божественному разуму, а, говоря языком Леонардо, "божественной науке живописи". При этом под живописью понималось не только искусство изображения мира в художественных образах. "Живопись, - писал Леонардо, - распространяется на философию природы".

Изменения в реальном бытии личности коренным образом изменяли ее самосознание. Субъект осознает себя как центр направленных вовне (в противовес августино-томистской интроспекции) духовных сил, которые воплощаются в реальные, чувственные (в отличие от христианской чистой духовности) ценности. Субъект, подражая природе, преобразует ее своим творчеством, практическими деяниями.

Наряду с Италией возрождение новых гуманистических взглядов на индивидуальную психическую жизнь достигло высокого уровня в других странах, где подрывались устои прежних социально-экономических отношений. В Испании возникли направленные против схоластики учения, устремленные к поискам реального знания о психике. Так, X. Вивес (XVI век) в знаменитой в ту эпоху в Европе книге "О душе и жизни" доказывал, что человеческая природа познается не из книг, а путем наблюдения и опыта, позволяющих правильно воспитывать ребенка. Другой врач X. Уарте (XVI век), также отвергая умозрение и схоластику, требовал применять в познании индуктивный метод, изложенный им в своей книге "Исследования способностей к наукам".

Это была первая в истории психологии работа, в которой ставилась задача изучить индивидуальные различия между людьми с целью определения их пригодности к различным профессиям.

Наконец, еще один испанский врач Перейра (XVI век), предвосхитив на целый век Декарта, предложил считать организм животного своего рода машиной, которая не нуждается для своей работы в участии души.

Наиболее резко и решительно шли атаки на изжившее себя, хотя и прочно поддерживаемое церковью, негативное отношение к опыту в Англии. Здесь глашатаем эмпиризма выступил Френсис Бэкон (XVI век), сделавший главный упор на создание эффективного метода науки с тем, чтобы она на деле способствовала обретению человеком власти над природой.

В своем труде "Новый Органон" (само название которого означало вызов "царю философов" Аристотелю, чья книга "Органон" содержала канонизированную схоластикой логическую теорию дедуктивного вывода как перехода от общего к частному) Бэкон отдал пальму первенства индукции (от лат. "индукция" - наведение), то есть такому толкованию множества эмпирических данных, которое позволяет их обобщать с тем, чтобы предсказывать грядущие события и тем самым овладевать их ходом.

Идея методологии, исходившей из познания причин вещей с помощью опыта и индукции, воздействовала на создание антисхоластической атмосферы, в которой развивалась новая научная мысль, в том числе психологическая.

Новую эпоху в развитии мировой психологической мысли открыли концепции, вдохновленные великим триумфом механики, ставшей "царицей наук". Ее понятия и объяснительные принципы создали сперва геометро-механическую (Галилей), а затем - динамическую (Ньютон) картину природы. В нее вписывалось и такое физическое тело, как организм с его психическими свойствами.

Первый набросок психологической теории, ориентированной на геометрию и новую механику, принадлежал французскому математику, естествоиспытателю и философу Рене Декарту (1596-1650). Он избрал теоретическую модель организма как автомата - системы, которая работает механически. Тем самым живое тело, которое во всей прежней истории знаний рассматривалось как одушевленное, т. е. одаренное и управляемое душой, освобождалось от ее влияния и вмешательства.

Отныне различие между неорганическими и органическими телами объяснялось по критерию отнесенности последних к объектам, действующим по типу простых технических устройств.

В век, когда эти устройства со все большей определенностью утверждались в общественном производстве, принцип их действия запечатлевала и далекая от этого производства научная мысль, объясняя по их образу и подобию функции организма.

Первым большим достижением в этом плане стало открытие Гарвеем кровообращения. Сердце представилось как своего рода помпа, перекачивающая жидкость (для чего не требуется участия души).

Второе достижение принадлежало Декарту. Он ввел понятие о рефлексе, ставшее фундаментальным для физиологии и психологии. Если Гарвей устранил душу из разряда регуляторов внутренних органов, то Декарт отважился покончить с ней на уровне внешней, обращенной к окружающей среде работе целостного организма.

Мы вновь сталкиваемся с принципиальным для понимания прогресса научного знания вопросом о соотношении теории и опыта (эмпирии).

Достоверное знание об устройстве нервной системы и ее отправлениях было в те времена ничтожно. Декарту эта система виделась в форме "трубок", по которым проносятся легкие воздухообразные частицы. (Он называл их "животными духами".)

Декартова схема рефлекса полагала, что внешний импульс приводит эти "духи" в движение, занося их в мозг, откуда они автоматически отражаются к мышцам. Горячий предмет, обжигая руку,

вынуждает ее отдернуть. Происходит реакция, подобная отражению светового луча от поверхности. Появившийся после Декарта термин "рефлекс" и означал отражение.

Реакция мышц - неотъемлемый компонент поведения. Поэтому декартова схема, несмотря на ее умозрительный характер, относится к разряду великих открытий. Она открыла рефлекторную природу поведения, объяснив его без обращения к душе как движущей телом силе.

Декарт надеялся, что со временем не только простые движения (такие, как защитная реакция руки на огонь или зрачка на свет), но и самые сложные удастся объяснить открытой им физиологической механикой. Например, поведение собаки на охоте. "Когда собака видит куропатку, она, естественно, бросается к ней, а когда слышит ружейный выстрел, звук его, естественно, побуждает ее убегать. Но тем не менее легавых собак обыкновенно приучают к тому, что вид куропатки заставляет их остановиться, а звук выстрела подбегать к куропатке". Такую перестройку поведения Декарт предусмотрел в своей схеме устройства телесного механизма, который, в отличие от обычных автоматов, выступил как обучающаяся система.

Она действует по своим законам и "механическим" причинам, знание которых позволит людям властвовать над собой. "Так как при некотором старании можно изменить движения мозга у животных, лишенных разума, то очевидно, что это еще лучше можно сделать у людей и что люди даже со слабой душой могли приобрести исключительно неограниченную власть над своими страстями".

Не усилие духа, а перестройка тела на основе строго причинных законов его механики обеспечит человеку власть над собственной природой, подобно тому, как эти законы могут сделать его властелином внешней природы.

Одно из важных для психологии сочинений Декарта называлось "Страсти души". Этот оборот следует пояснить, так как и слово "страсть", и слово "душа" наделены у Декарта особым смыслом. Под "страстями" подразумевались не сильные и длительные чувства, а "страдательные состояния души", - все, что она испытывает, когда мозг сотрясают "животные духи " (прообраз нервных импульсов), которые приносятся туда по нервным "трубкам".

Иначе говоря, не только такие мышечные реакции, как рефлексы, но и различные психические состояния возникают автоматически, производятся телом, а не душой. Декарт набросал проект "машины тела", к функциям которой относятся: "восприятие, запечатление идей, удержание идей в памяти, внутренние стремления... Я желаю, чтобы вы рассуждали так, что эти функции происходят в этой машине в силу расположения ее органов: они совершаются не более и не менее как движения часов или другого автомата".

До Декарта вся деятельность по восприятию и обработке психического "материала " считалась производимой особым агентом, черпающим свою энергию за пределами вещного, земного мира (душой). Теперь же доказывалось, что телесное устройство и без нее способно успешно справляться с этой задачей. Не становилась ли душа в таком случае "безработной"?

Декарт не только не лишает ее прежней царственной роли во Вселенной, но возводит в степень субстанции (сущности, которая не зависит ни от чего другого), стало быть, равноправной великой субстанции природы.

Душе предназначено иметь самое прямое и достоверное знание, какое только может быть у субъекта о собственных актах и состояниях, незримых ни для кого другого. Душа определялась по единственному признаку - непосредственной осознаваемости своих явлений, которые в отличие от явлений природы лишены протяженности.

Тем самым произошел поворот в понятии о "душе", ставший опорным для следующей главы в истории построения предмета психологии. Отныне этим предметом становится сознание.

По Декарту началом всех начал в философии и науке является сомнение. Следует сомневаться во всем - естественном и сверхъестественном. Однако никакой скепсис не устоит перед суждением: "Я мыслю". А из этого неумолимо следует, что существует и носитель этого суждения - мыслящий субъект. Отсюда знаменитый декартов афоризм "cogito ergo sum" (мыслю, следовательно, существую). Поскольку же мышление - единственный атрибут души, она всегда мыслит, всегда знает о своих психических содержаниях, зримых изнутри. (Бессознательной психики не существует.) В дальнейшем это "внутреннее зрение" стали называть интроспекцией (видением внутрипсихических "объектов" - образов, умственных действий, волевых актов и др.), а концепцию сознания Декарта - интроспективной.

Впрочем, как в случае с душой, понятие о которой претерпело сложнейшую эволюцию, понятие о сознании, как мы увидим, меняло свой облик. Однако прежде чем это произошло, оно должно было быть "изобретено".

Признав, что машина тела и занятое собственными мыслями (идеями) и хотениями сознание - это две не зависимые друг от друга сущности (субстанции), Декарт столкнулся с необходимостью объяснить, как же они сосуществуют в целостном человеке? Решение, которое он предложил, было названо психофизическим взаимодействием. Тело влияет на душу, пробуждая в ней "страдательные состояния" (страсти) в виде чувственных восприятий, эмоций и т. п. Душа, обладая мышлением и волей, воздействует на тело, понуждая эту "машину" работать и изменять свой ход. Декарт искал

в организме орган, где бы эти две несовместимые субстанции все же могли общаться. Он предложил считать таким органом одну из желез внутренней секреции - "шишковидную" (эпифиз). Это эмпирическое "открытие" никто всерьез не принял.

Однако теоретический вопрос о взаимодействии "души и тела" в его Декартовой постановке поглотил на столетия интеллектуальную энергию множества умов.

Понимание предмета психологии зависит, как говорилось, от направляющих исследовательский ум объяснительных принципов, таких, как причинность (детерминизм), системность, развитие. Все они в новое время, сравнительно с античностью, претерпели коренные изменения. В этом решающую роль сыграло внедрение в психологическое мышление образа конструкции, созданной руками человека, - машины.

Все прежние попытки освоить эти принципы сложились в наблюдениях и изучении нерукотворной природы, включая жизнедеятельность организма. Отныне посредником между природой и познающим ее субъектом выступила независимая от этого субъекта, внешняя по отношению к нему и по отношению к природным телам искусственная конструкция.

Очевидно, что она является, во-первых, системным устройством, во-вторых, работает неотвратимо (закономерно) по заложенной в ней жесткой схеме, в-третьих, эффект ее работы - это конечное звено цепи, компоненты которой сменяют друг друга с железной последовательностью.

Создание искусственных объектов, деятельность которых причинно объяснима из их собственной организации, внедряло в теоретическое мышление особую форму детерминизма - механическую (по типу автомата) схему причинности или механодетерминизм.

Освобождение живого тела от души было поворотным событием в научных поисках реальных причин всего, что совершается в живых системах, в том числе возникающих в них психических эффектов (ощущений, восприятий, эмоций). Но с этим у Декарта был сопряжен другой поворот: не только тело освобождалось от души, но и душа (психика) в ее высших проявлениях освобождалась от тела. Тело может только двигаться, душа - только мыслить.

Принцип работы тела - рефлекс. Принцип работы души - рефлексия (от лат. "обращение назад"). В первом случае мозг отражает внешние толчки. Во втором - сознание отражает собственные мысли, идеи, ощущения.

Через всю историю психологии проходит контроверза души и тела. Декарт, подобно множеству своих предшественников (от древних анимистов, Пифагора и Платона), их противопоставил. Но им была создана новая форма дуализма. Оба члена отношения - и тело, и душа - приобрели содержание, неведомое прежним эпохам.

Попытки справиться с декартовым дуализмом предприняла когорта

великих мыслителей XVII века. Их искания имели один вектор - утвердить единство мироздания, покончив с разрывом телесного и духовного, природы и сознания.

Одним из первых оппонентов Декарта выступил голландский философ Барух (Бенедикт) Спиноза (1632-1677). Он учил, что имеется единая вечная субстанция - Бог, или Природа - с бесконечным множеством атрибутов (неотъемлемых свойств). Из них нашему ограниченному разумению открыты только два атрибута - протяженность и мышление. Из этого явствовало, что бессмысленно представлять человека по-декартовски как место встречи двух субстанций.

Человек - целостное телесно-духовное существо. Убеждение в том, что тело по мановению души движется или покоится, сложилось из-за незнания того, к чему оно способно как таковое "в силу одних только законов природы, рассматриваемой исключительно в качестве телесной". Никто из мыслителей не осознал с такой остротой как Спиноза, что декартовский дуализм коренится не столько в сосредоточенности на приоритете чуждой всему материальному души (это веками служило основанием бесчисленных религиозно-философских доктрин), сколько во взгляде на организм как машинообразное устройство. Тем самым механический детерминизм, определивший вскоре крупные успехи психологии, оборачивался принципом, который ограничивает возможности тела в причинном объяснении психических явлений.

Все последующие концепции были поглощены пересмотром декартовой версии о сознании как субстанции, которая является причиной самой себя ("кауза суй") о тождестве психики и сознания и др. Из исканий Спинозы явствовало, что пересматривать следует также и версию о теле (организме) с тем, чтобы придать ему достойную роль в человеческом бытии.

Попытку построить психологическое учение о человеке как целостном существе запечатлел его главный труд - "Этика". В нем он поставил задачу объяснить все многообразие чувств (аффектов) как побудительных сил человеческого поведения с точностью и строгостью геометрических доказательств. Утверждалось, что существуют три побудительные силы: а) влечение, которое, относясь и к душе, и к телу, есть "не что иное, как самая сущность человека", б) радость и в) печаль. Доказывалось, что из этих фундаментальных аффектов выводится все многообразие эмоциональных состояний. Причем радость увеличивает способность тела к действию, тогда как печаль ее уменьшает.

Этот вывод противостоял декартову разделению чувств на две категории: коренящиеся в жизни организма и чисто интеллектуальные.

В качестве примера Декарт в своем последнем сочинении - письме

к шведской королеве Христине - объяснял ей сущность любви как чувства, имеющего две формы: телесную страсть без любви и интеллектуальную любовь без страсти. Причинному объяснению поддается только первая, поскольку она зависит от организма и биологической механики. Вторую можно только понять и описать. Тем самым полагалось, что наука как познание причин явлений бессильна перед высшими и наиболее значимыми проявлениями психической жизни личности.

Эта декартова дихотомия привела в XX веке к концепции "двух психологии" - объяснительной, апеллирующей к причинам, сопряженным с функциями организма, и описательной, считающей, что только тело мы объясняем, тогда как душу - понимаем.

Поэтому в споре Спинозы с Декартом не следует видеть давно утративший актуальность исторический прецедент.

К детальному изучению этого спора в XX веке обратился Л.С. Выготский, доказывая, что будущее за Спинозой. "В учении Спинозы, - писал Выготский в специальном трактате, - содержится, образуя ее самое глубокое и внутреннее ядро, именно то, чего нет ни в одной из двух частей, на которые распалась современная психология эмоций: единство причинного объяснения и проблема жизненного значения человеческих страстей, единство описательной и объяснительной психологии чувств. Спиноза поэтому связан с самой насущной, самой острой злобой для современной психологии эмоций... Проблемы Спинозы ждут своего решения, без которого невозможен завтрашний день нашей психологии" ¹.

Спиноза, встречаясь с немецким философом и математиком (открывшим дифференциальное и интегральное исчисление) Лейбницем (1646-1716) услышал от него иное мнение о единстве телесного и психического.

Основанием этого единства мыслитель считал духовное начало. Мир состоит из бесчисленного множества духовных сущностей - монад (от греч. "монос" - единое). Каждая из них "психична", т. е. не материальна (как атом), а наделена способностью воспринимать все, что происходит во Вселенной. Было перечеркнуто декартово равенство психики и сознания. Согласно Лейбницу "убеждение в том, что в душе имеются лишь такие восприятия, которые она сознает, является источником величайших заблуждений".

В душе непрерывно происходит незаметная деятельность "малых перцепций". Этим термином Лейбниц обозначил неосознаваемые восприятия. В тех же случаях, когда они осознаются, то это становится возможным благодаря тому, что к простой перцепции (восприятию)

присоединяется особый психический акт - апперцепция. Она включает внимание и память.

На вопрос о том, как соотносятся между собой духовные и телесные явления, Лейбниц ответил формулой, известной как психофизический параллелизм. Они не могут, вопреки Декарту, влиять одно на другое. Зависимость психики от телесных воздействий - это иллюзия. Душа и тело совершают свои операции самостоятельно и автоматически. Однако божественная мудрость сказалась в том, что между ними существует предустановленная гармония. Они подобны паре часов, которые всегда показывают одно и то же время, так как запущены с величайшей точностью.

Доктрина психофизического параллелизма нашла многих сторонников в годы становления психологии как самостоятельной науки. Идеи Лейбница изменили и расширили представление о психическом. Его понятие о бессознательной психике, "малых перцепциях" и апперцепции прочно вошли в научное знание о предмете психологии.

Другое направление в критике дуализма Декарта связано с философией англичанина Томаса Гоббса (1588-1679). Он начисто отверг душу как особую сущность.

В мире нет ничего, кроме материальных тел, которые движутся по законам механики, открытым Галилеем. Соответственно и все психические явления подводились под эти глобальные законы. Материальные вещи, воздействуя на организм, вызывают ощущения. По закону инерции из ощущений в виде их ослабленного следа появляются представления. Они образуют цепи мыслей, следующих друг за другом в том же порядке, в каком сменялись ощущения.

Такая связь получила впоследствии (у Локка - см. ниже) имя ассоциации. Об ассоциации как факторе, объясняющем, почему она вызывает у человека именно такой психический образ, а не другой, было известно со времен Платона и Аристотеля. Глядя на лиру, вспоминают игравшего на ней возлюбленного, говорил Платон. Это ассоциация по смежности. Оба объекта воспринимались некогда одновременно, а затем появление одного повлекло за собой образ другого. Аристотель дополнил это описание указанием на два других вида ассоциаций (сходство и контраст). Но для Гоббса, детерминиста галилеевского закала, в устройстве человека действует только один закон - механического сцепления психических элементов по смежности.

Ассоциации принимали за один из основных психических феноменов Декарт, Спиноза и Лейбниц. Но все они считали их низшей формой познания и действия по сравнению с высшими, к которым относили мышление и волю. Гоббс первым придал ассоциации силу

универсального закона психологии. Ему безостаточно подчинены как абстрактное рациональное познание, так и произвольное действие.

Произвольность - это иллюзия, которая порождена незнанием причин поступка (такого же мнения придерживался Спиноза). Волчок, запущенный в ход ударом, также мог бы считать свои движения самопроизвольными. Во всем царит строжайшая причинность. У Гоббса механодетерминизм получил применительно к объяснению психики предельно завершенное выражение.

Важной для будущей психологии стала беспощадная критика Гоббсом версии Декарта о "врожденных идеях", которыми человеческая душа наделена до всякого опыта и независимо от него.

До Гоббса в психологических учениях царил рационализм (от лат. "рацио" - разум). Основой познания и присущего людям способа поведения считался разум как высшая форма активности души. Гоббс провозгласил разум продуктом ассоциации, имеющей своим источником прямое чувственное общение организма с материальным миром.

За основу познания был принят опыт. Рационализму противопоставлен эмпиризм (от лат. "эмпирио" - опыт). Под девизом опыта возникла эмпирическая психология.

В разработке этого направления видная роль принадлежала соотечественнику Гоббса Локку (1632-1704). Как и Гоббс, он исповедовал опытное происхождение всего состава человеческого сознания. В самом же опыте выделил два источника: ощущение и рефлексию. Наряду с идеями, которые доставляют органы чувств, возникают идеи, порождаемые рефлексией как "внутренним восприятием деятельности нашего ума". Развитие психики происходит благодаря тому, что из простых идей создаются сложные. Все идеи предстают перед судом сознания. "Сознание есть восприятие того, что происходит у человека в его собственном уме" ¹.

Это понятие стало краеугольным камнем психологии, названной интроспективной (от лат. "интроспекто" - смотрю внутрь). Считалось, что объектом сознания являются не внешние объекты, а идеи (образы, представления, чувства и т. д.), какими они предстают "внутреннему взору" наблюдающего за ними субъекта.

Из подобного отчетливо и популярно разъясненного Локком постулата возникло в дальнейшем понимание предмета психологии. Отныне на место этого предмета претендовали явления сознания. Их порождают два опыта - внешний, который исходит от органов чувств, и внутренний, накапливаемый работой собственного разума индивида.

Взгляд на психический мир этого индивида отражал успехи новой науки, прежде всего механики Ньютона.

Локковские простые идеи, из которых строится сознание, являлись подобием неделимых частиц материи (атомов, корпускул), образующих физическую природу. Недаром психологию Локка назвали ньютоновским космосом в миниатюре.

Свое учение Локк изложил в ставшей для многих образованных европейцев своего рода Евангелием книге "Опыт о человеческом разумении" (1690), над которой работал около 20 лет. У этой книги нашелся великий критик - Лейбниц. В год смерти Локка он, разобрав пункт за пунктом аргументы Локка, дал их критический анализ в рукописи "Новые опыты о человеческом разуме".

Рукопись была опубликована в 1765 году, через много лет после смерти ее автора. Позицию Лейбница можно условно обозначить как установку на то, чтобы примирить рационализм с эмпиризмом. Эмпиристы считали (используя оборот Аристотеля), что сознание - это "чистая доска" ("табула раса"), на которую органы чувств заносят свои знаки (в виде ощущений и идей). Их главная формула гласила: "Нет ничего в разуме, чего бы не было в чувствах". Лейбниц к этому добавил: "Кроме самого разума".

Способность к восприятию общих понятий и истин - это только "предрасположение ". Оно определяет нашу душу, благодаря которой истины могут быть извлечены из нее. Это подобно разнице между фигурами, произвольно высекаемыми из камня или мрамора, и фигурами, которые прожилками мрамора уже обозначены или предрасположены обозначиться, если ваятель воспользуется ими.

Вместе с тем неверно было бы предположить, что теоретическое знание воспринимается непосредственно, не нуждаясь в опоре на частные (эмпирические) истины и активную деятельность разума.

Рукопись Лейбница оказалась в стороне от магистральной линии разработки проблем психологии в западных странах. Ко времени ее появления в середине XVIII века восторжествовала идея всемогущества опыта. Элементами этого опыта ("нитями"), из которых соткано сознание, считались образы (сперва чувственные, а затем возникающие из них умственные), которыми правят законы ассоциаций (см. ниже).

Под знаком этой картины сознания Декарта и Локка складывались психологические концепции последующих десятилетий. Они были пронизаны духом дуализма новейшего времени. За этим дуализмом в теории стояли реалии социальной жизни, общественной практики. С одной стороны, научно-технический прогресс, сопряженный с великими теоретическими открытиями в науках о

физической природе и внедрением механических устройств. С другой - самостояние человека как личности, которая, хотя и сообразуется с промыслом Всевышнего, но способна иметь опору в собственном разуме, сознании, понимании. Эти внепсихологические факторы обусловили как механодетерминизм, так и обращенность к внутреннему опыту сознания. Именно эти два решающих признака в их нераздельности определили отличие психологической мысли нового времени от всех ее предшествующих витков.

Как и прежде, объяснение психических явлений зависело от знания о том, как устроен физический мир и какие силы правят живым организмом. Речь идет именно об объяснении, адекватном нормам научного познания, ибо в практике общения люди руководствуются житейскими представлениями о мотивах поведения, умственных качествах, влияниях погоды на состояние духа или расположения планет на характер и т. п.

XVII век радикально повысил планку критериев научности. Он преобразовал объяснительные принципы, доставшиеся ему от прежних веков. Созданные в лоне механики понятия о рефлексе, ощущении, представлении, ассоциации, аффекте, мотиве вошли в основной фонд научных знаний. Эти понятия заимствовали свое содержание в новой детерминистской трактовке организма как "машины тела". Схема этой машины являлась умозрительной. Она не могла выдержать испытание опытом. Между тем именно опыт в сочетании с новым способом рационального его объяснения определил успехи нового естествознания.

Для великих ученых XVII века научное познание психики как познание причин ее явлений имело в качестве непреложной предпосылки обращение к телесному устройству. Но эмпирические свидетельства о нем были, как показало время, столь фантастичны, что прежние мнения о его работе следовало игнорировать. На этот путь стали приверженцы направления, считавшие его эмпирической психологией. Однако они понимали под опытом обработку отдельным субъектом содержаний его собственного сознания. Они использовали понятия об ощущениях, ассоциациях и т. д. как фактах внутреннего индивидуального опыта, не задумываясь о социоисторической родословной этих понятий. Истинным же источником являлся общественно-исторический опыт, обобщенный в научных теориях нового времени.

В этот век, как и в предшествующий, в Западной Европе нарастал процесс дальнейшего укрепления капиталистических отношений. Произошла индустриальная революция, которая превратила Англию в могущественную державу.

Глубокие политико-экономические изменения привели к революции во Франции. Расшатывались феодальные устои в Германии. Эти социальные сдвиги укрепляли, в противовес клерикализму, всесилию церкви, новые идеологические подходы. Расширялось и крепло движение, названное Просвещением.

Как писал Н.В. Гоголь, просвещение означает стремление силой познания просветить насквозь все существующее. Мыслители, представлявшие это течение, считали главной причиной всех человеческих бед невежество, религиозный фанатизм. Они требовали вернуться к естественной неиспорченной природе человека, покончить с суевериями, со слепой религиозной верой, утвердить в умах людей взамен ложного знания научное, проверенное опытом и разумом. Предполагалось, что следуя этим путем, удастся избавиться от социальных бедствий и пороков с тем, чтобы повсеместно воцарились добро и справедливость. Эти идеи приобретали в различных странах различную тональность соответственно своеобразию их общественно-исторического развития.

Наиболее ярко исповедовались идеи Просвещения на французской почве в преддверии революции, покончившей с феодально-абсолютистским строем. В Англии, где буржуазные отношения утвердились раньше, чем во Франции, главным идеологом Просвещения стал Локк. В этой же стране физик и математик И. Ньютон (1643-1727) создал новую механику, повсеместно воспринятую как образец и идеал точного знания, как великое торжество разума.

По образцу ньютоновой картины природы английский врач Гартли (1705-1757) представил психический мир человека. Он изобразил его продуктом работы организма как "вибраторной машины". Предполагалось, что вибрации внешнего эфира посредством вибраций нервов вызывают вибрации мозгового вещества, которые переходят в вибрации мышц.

Параллельно этому в мозгу возникают, сочетаются и сменяют друг друга психические "спутники" этих вибраций - от чувствования до абстрактного мышления и произвольных действий. Все это происходит на основе закона об ассоциациях.

Понятие об ассоциациях с давних пор использовалось, чтобы объяснить связь идей. Однако они считались связями "второго сорта",

иными, чем те связи между мыслями, которые устанавливаются разумом. Более того, Локк, который ввел в научный оборот термин "ассоциация", называл ее "своего рода сумасшествием". Гартли же возвел ассоциацию во всеобщий механический закон всех форм психической деятельности, в нечто подобное великому ньютонову закону всемирного тяготения.

В своем труде "Размышления о человеке, его строении, его долге и упованиях" Гартли доказывал, что психический мир человека складывается постепенно в результате усложнения первичных сенсорных элементов посредством их ассоциаций в силу смежности этих элементов во времени и частоты повторений их сочетаний. Что касается общих понятий, то они возникают, когда от прочной ассоциации, которая остается в различных условиях неизменной, отпадает все случайное и несущественное. Совокупность этих постоянных связей удерживается как целое, благодаря слову, которое выступает как фактор обобщения.

Наряду со своей познавательной функцией слово (его физический базис - опять-таки вибрация) исполняет также и волевую.

У ребенка связь между словом и поступком вначале устанавливают взрослые, а затем он совершает этот поступок по собственной команде. При этом организацию поведения регулируют две мотивационные силы: удовольствие и страдание.

По законам ассоциации они соединяются с различными объектами. Задача воспитания сводится к закреплению у людей таких связей, которые бы отвращали от безнравственных дел и доставляли удовольствие от нравственных, социально ценных. И чем эти связи прочнее, тем больше шансов для человека стать нравственной добродетельной личностью, а для всего общества - более совершенным. Установка на строго причинное объяснение того, как возникает и работает психический механизм, а также подчиненность этого учения решению социально-нравственных задач - все это придало схеме Гартли широкую популярность.

Ее влияние и в самой Англии, и на континенте было исключительно велико, причем оно распространялось на различные отрасли гуманитарного знания: этику, эстетику, логику, педагогику.

По-иному истолковали принцип ассоциации два других английских мыслителя этой эпохи - Д. Беркли (1685-1753) и Д. Юм (1711-1776). Оба (в отличие от Гартли) принимали за первичное не физическую реальность, не жизнедеятельность организма, а феномены сознания. Их главным аргументом был эмпиризм - учение о том, что источником знания служит чувственный опыт (образуемый ассоциациями).

Понятие об опыте в различных философских контекстах меняло свой облик. Согласно Беркли, опыт - это непосредственно испытываемые субъектом ощущения - зрительные, мышечные, осязательные и др. В своем труде "Опыт новой теории зрения" Беркли детально

проанализировал чувственные элементы, из которых складывается образ геометрического пространства как вместилища всех природных тел.

Физика предполагает, что это ньютоново пространство дано объективно. По Беркли же оно - продукт взаимодействия ощущений. Одни ощущения (например, зрительные) связаны с другими (например, осязательными), и весь этот комплекс ощущений люди считают вещью, данной им независимо от сознания, тогда как "быть - значит быть в восприятии".

Этот вывод неотвратимо склонял к солипсизму (от лат. "солус" - единственный и "ипсе" - сам) - к отрицанию любого бытия кроме собственного сознания. Чтобы выбраться из этой ловушки и объяснить, почему у различных субъектов возникают восприятия одних и тех же внешних объектов, Беркли апеллировал к особому божественному сознанию, которым наделены все люди.

В своем конкретно-психологическом анализе зрительного восприятия Беркли высказал несколько ценных идей, указав, в частности, на участие осязательных ощущений в построении образа трехмерного пространства (при двухмерности образа на сетчатке).

Что касается Юма, то он занял иную позицию.

Вопрос о том, существуют или не существуют независимо от нас физические объекты, он полагал теоретически неразрешимым ¹. Хотя на практике в этом сомневаться не приходится. Люди полагают, что эти объекты являются причиной возникающих у них впечатлений и идей.

Между тем учение о причинности является не более, чем продуктом веры в то, что за одним впечатлением (признаваемым причиной) появится другое (принимаемое за следствие). На деле же здесь не более чем прочная ассоциация представлений, возникшая в опыте субъекта. Да и сам субъект и его душа - это всего лишь сменяющие друг друга связки или пучки впечатлений.

Скептицизм Юма пробудил многих мыслителей от "догматического сна", заставил их задуматься о своих убеждениях, касающихся души, причинности и др. Ведь эти убеждения принимались ими на веру, без критического анализа.

Мнение Юма о том, что понятие о субъекте может быть сведено к пучку ассоциаций, было направлено своим критическим острием против представления о душе как особой, дарованной Всевышним сущности, которая порождает и связывает между собой отдельные психические феномены.

Предположение о такой спиритуальной, бестелесной субстанции защищал, в частности, Беркли, отвергший субстанцию материальную. Согласно же Юму, называемое душой - нечто вроде сценических

подмостков, где проходят чередой, сцепленные между собой, ощущения и идеи.

Английский ассоцианизм XVIII века, как в материалистическом, так и идеалистическом вариантах, направлял искания многих западных психологов двух последующих веков. Как бы умозрительны ни были воззрения Гартли на деятельность нервной системы, она по существу мыслилась им как орган, передающий внешние импульсы от органов чувств через головной мозг к мышцам, т. е. иначе говоря, как рефлекторный механизм. В этом плане Гартли стал воспреемником открытия Декартом рефлекторной природы поведения.

Но Декарт наряду с рефлексом вводил второй объяснительный принцип - рефлексию как особую активность сознания. Гартли же наметил перспективу бескомпромиссного объяснения, исходя из единого принципа и тех высших проявлений психической жизни, которые дуалист Декарт объяснял активностью нематериальной субстанции.

Эта гартлианская линия вошла впоследствии в ресурс научного объяснения психики в новую эпоху, когда рефлекторный принцип был воспринят и преобразован Сеченовым и его последователями.

Нашла своих последователей на рубеже XIX-XX веков и линия, намеченная Беркли и Юмом. Ее преемниками стали не только философы-позитивисты, но и психологи (Вундт, Титченер), сосредоточившиеся на анализе элементов опыта субъекта в качестве особых, ни из чего не выводимых психических реалий (см. ниже).

Самыми радикальными критиками любых учений, допускающих влияние на природу и человека сил, ускользающих от опыта и разума, выступили французские мыслители. Они объединились вокруг семнадцати книг "Энциклопедии" (середина XVIII века), освещавших новейшие достижения науки, техники и искусства (поэтому их принято называть "энциклопедистами "). В этом толковом словаре излагались с материалистических позиций и вопросы психологии.

Крайним сенсуалистом зарекомендовал себя философ Э. Кондильяк (1715-1780). Для наглядности он предложил образ "статуи", которая первоначально не обладает ничем, кроме способности ощущать. Стоит ей, однако, получить извне первое ощущение, хотя бы самое примитивное (напр., обонятельное), как начинает действовать вся психическая механика. Как только один запах сменяется другим, сознание готово получить все то, что Декарт относил за счет врожденных идей, а Локк - рефлексии. Сильное ощущение порождает внимание, сравнение одного ощущения с другим становится тем фундаментальным актом, который определяет дальнейшую умственную работу и т. д.

В отличие от "статуи" Кондильяка другой француз Ж. Ламетри (1709-1751) предложил образ "человека-машины". Именно так он озаглавил свой выпущенный под чужим именем трактат. Из него

явствовало, что приписывать человеку душу столь же бессмысленно, как искать ее в действиях машины.

Клерикалы подняли бурю вокруг этого трактата, лишающего смысла все религиозные вероучения, и сожгли его. Ламетри считал, что признание Декартом двух субстанций не более, чем "стилистическая хитрость", придуманная для обмана теологов. Декарт устранил душу из организма животных. Ламетри доказывал, что не нуждается в ней и организм человека, с которым сопряжены его психические способности. Они - продукт его машиноподобных действий.

Другими лидерами движения за новое мировоззрение выступили К. Гельвеции (1715-1771), П. Гольбах (1723-1789) и Д. Дидро (1713-1784). Отстаивая принцип возникновения мира духовного из мира физического, они трактовали наделенного психикой "человека-машину" как продукт внешних воздействий и естественной истории. Завершающий период в развитии французского материализма представлен врачом-философом П. Кабанисом (1757-1808). Ему принадлежит формула, согласно которой мышление - это функция мозга.

Этот вывод он подкреплял наблюдениями, подсказанными кровавым опытом революции. Ему было поручено выяснить, осознает ли человек, которому отсекают голову на гильотине, свои страдания (о чем могут, например, говорить конвульсии). Кабанис ответил на этот вопрос отрицательно. Только обладающий головным мозгом человек способен мыслить. Движения же обезглавленного тела носят рефлекторный характер и не осознаются. Сознание - это функция мозга.

Понятие о функции, выработанное физиологией применительно к различным органам, распространялось на работу головного мозга. Противники философии материализма использовали формулу Кабаниса для вульгаризации этой философии. Кабанису приписали мнение, будто он считал, что мозг выделяет мысль, подобно тому, как печень - желчь, а почки - мочу. Однако он, говоря о сознании как функции головного мозга, имел в виду совершенно иное.

К внешним продуктам мозговой деятельности Кабанис относил выражение мысли в словах и жестах. За самой же мыслью, подчеркивал он, скрыт неизвестный нервный процесс.

Французские материалисты сыграли в эпоху Просвещения крупную позитивную роль в интеллектуальной жизни Европы. Они отстаивали идею целостности человека, нераздельной связи его телесно-духовного бытия с окружающей средой - природной и социальной. Они культивировали веру в способность чувственного опыта служить единственным гарантом рационального знания о неисчерпаемом внешнем мире ¹.

Столь же крепка была их вера в нераздельность психических явлений и нервного субстрата, который их производит.

Доказывая необходимость перейти от умозрительного к эмпирическому изучению этой нераздельности, они подготовили почву для движения научной мысли следующего столетия в новом направлении.

Это направление искало корни явлений, считавшихся порождением бестелесной, соединяющей человека с Богом души, в доступной для скальпеля и микроскопа нервной ткани.

В век, о котором идет речь, пробиваются идеи историзма, которые резко отличают психологическую мысль этого периода от господства строгого механицизма в XVII веке.

Эти идеи проникают в объяснения природы, как неорганической, так и живой. Если прежняя картина мира являлась геометро-механической, то отныне многие мыслители проникаются гипотезой об эволюции природы, ее переходах от одной эпохи к другой. Вершиной этих превращений считался "естественный человек", независимо от того, к какому сословию он принадлежит.

В эпоху восходящего капитализма его идеологи представляли общество как продукт интересов и потребностей отдельных индивидов (Гоббс, Локк и др.). При этом взаимодействие людей считалось в соответствии с механической моделью природы подчиненным закону инерции, из которого выводилось извечное стремление каждого индивидуального тела к самосохранению.

В XVIII веке жизнь общества начинают осмысливать в виде закономерного, однако уже не механического, а исторического процесса. Родовые факторы выступают как первичные по отношению к деятельности индивида. Поиск их сыграл важную роль в прогрессе не только социологической, но и психологической мысли.

Итальянский мыслитель Д. Вико (1668-1744) в трактате "Основания новой науки об общей природе вещей" (1725) выдвинул идею, что каждое общество проходит последовательно через три эпохи: богов, героев и людей. Несмотря на фантастичность этой картины, подход к социальным явлениям с точки зрения их закономерной эволюции был новаторским. Считалось, что это развитие происходит в силу собственных внутренних причин, а не игры случая или предопределений божества. Что касается психических свойств человека, то они, согласно Вико, возникают в ходе истории общества. В частности появление абстрактного мышления он связывал с развитием торговли и политической жизни.

К Вико восходит представление о надындивидуальной духовной силе, свойственной народу в целом и составляющей первооснову культуры и истории. На место культа отдельной личности был поставлен культ народного духа. Утверждая приоритет исторически развивающихся духовных сил общества по отношению к деятельности

отдельной личности, Вико открыл новый аспект в проблеме детерминации психического.

Ряд французских и немецких просветителей XVIII века придали этому аспекту первостепенное значение. Французский просветитель Монтескье (1689-1755) выступил с книгой "О духе законов" (1748), занесенной католической церковью в список запрещенных. В ней вопреки учению о божественном промысле утверждалось, что людьми правят законы, которые в свою очередь зависят от условий жизни общества, прежде всего географических условий. Важная роль отводилась также этническим особенностям населения, характеру народа.

Другой знаменитый французский просветитель - Кондорсе (1743-1794) в "Эскизе исторической картины прогресса человеческого разума" (1794) изобразил историческое развитие в виде бесконечного прогресса, обусловленного как внешней природой, культурными достижениями (открытия, изобретения), так и взаимодействием людей. Он не отрицал роли внутренних побуждений человека, но в качестве двигателя истории у него выступали не отдельные личности, а массы. Чтобы избежать гильотины, он покончил самоубийством.

В Германии философ Иоганн Гердер (1744-1803), отстаивая в четырехтомной работе "Идеи философии истории человечества" (1789-1791) мысль о том, что общественные явления изменяются закономерно, трактовал эти изменения как необходимые ступени в общем становлении народной жизни. При этом в качестве определяющего начала выдвигалось развитие не одного только разума (ср. Кондорсе), но широко понятой гуманности, человечности, достигнутой благодаря взаимному влиянию людей друг на друга.

Духовная активность, отличающая человека от животного, проявляется, по Гердеру, прежде всего в языке. В сочинении "О происхождении языка" (1770) он попытался развить исторический взгляд на языковое творчество и вместе с тем связать его с психологией мышления. Язык не есть нечто готовое; его развитие - динамический, творческий процесс. Развитие индивидуального сознания в этих концепциях ставилось в зависимость от культурно-исторического формирования народа.

В России духовная атмосфера эпохи Просвещения определила философско-психологические воззрения А.Н. Радищева (1749-1802). За его знаменитое антикрепостническое сочинение "Путешествие из Петербурга в Москву" (1790) он был приговорен к смертной казни, замененной ссылкой в Сибирь. В ссылке он написал трактат "О человеке, его смертности и бессмертии" (1792). Само название трактата соотносило его с приобретшим в ту эпоху популярность произведением Гельвеция "О человеке". Гельвеции выдвигал на передний план культ чувственности и интересы индивида. Радищев же подчеркивал, что в ряде вопросов его мысль "разнствует от гельвециевой". Так, французский энциклопедист не показал, что "человек паче всех есть существо соучаствующее", то есть социальное.

Как подчеркивал Г.В. Плеханов, Радищев искал ключ к психологии людей в условиях их общественной жизни. Попытки объяснить поведение людских масс естественным и закономерным ходом истории, устремленным к новым прогрессивным формам жизни, независимо от власти правителей, вызывали ярость клевретов этих правителей.

Многие мыслители эпохи Просвещения жестоко преследовались. Их сочинения сжигались. Но идея прогрессивного исторического развития народа и его культуры как факторов, определяющих сознание отдельных индивидов, укреплялась и обогащалась в следующую эпоху (наиболее развитую философскую форму она получила у Гегеля), оказав глубокое влияние на искания и в области психологии.

Итак, век Просвещения подготовил два направления в разработке проблем психологического познания: а) трактовка психики как функции высокоорганизованной материи - головного мозга, что способствовало экспериментальному изучению тех явлений, которые считались порождением бестелесной, соединяющей человека с Богом души; б) учение, согласно которому индивидуальная психика коренится в социальных формах, нравах, обычаях, духе народа, которым движет собственная энергия культурного творчества, а не божественный промысел, вело к позитивному изучению фактов, запечатлевших психологическое своеобразие исторического бытия этого народа (в языке, мифологии, быте и др.).

Особое место в философии XVIII столетия, оказавшей влияние на последующее развитие научной психологии, принадлежит немецкому профессору из Кеннигсберга Иммануилу Канту (1724-1804).

В первый период творчества он, восприняв идею развития, выдвинул гипотезу об образовании солнечной системы из первоначальной туманности. Затем от космогонии (учения о происхождении космических объектов) он перешел к "Критике чистого разума" (1781). Так называлось одно из его главных произведений. В нем он разработал новаторское учение об источниках и принципах научного знания. Это знание, согласно Канту, начинается с воздействия внешних объектов на нашу способность восприятия. Но сами объекты - это "вещи в себе". Они непознаваемы. Он назвал их ноуменами - умопостигаемыми сущностями в отличие от феноменов как чувственно созерцаемых явлений.

Эти явления осознаются субъектом благодаря тому, что он обладает от рождения особыми орудиями - априорными (предшествующими всякому опыту и независимыми от него) формами мышления, способами организации знания, категориями.

Помыслить о чем бы то ни было - значит обобщить, синтезировать чувственные представления посредством категорий (таких, как причинность, время, пространство). Они фильтруют и структурируют

данные нашего опыта, который без этих категорий был бы бессмысленным хаосом.

Учение Канта, доказывая априорную целостность, интегральность психического образа объекта, отвергало ассоцианизм (считавший первичным психические атомы, которые объединяются благодаря ассоциациям). Кантова идея о том, что сознание изначально организовано, изначально обладает структурой и способами построения своего материала, прочно вошла во многие психологические концепции XX столетия (см. ниже).

В начале XIX столетия стали складываться новые подходы к психике. Отныне не механика, а физиология стимулировала рост психологического знания. Имея своим предметом особое природное тело, физиология превратила его в объект экспериментального изучения.

На первых порах руководящим для нее служило "анатомическое начало". Функции (в том числе психические) исследовались под углом зрения их зависимости от строения органа, его анатомии. Физиология переводила на язык опыта умозрительные, порой фантастические воззрения прежней эпохи.

Так, фантастическая по своей эмпирической фактуре, рефлекторная схема Декарта нервной системы оказалась правдоподобной благодаря открытию (почти одновременному) различий между чувствительными (сенсорными) и двигательными (моторными) нервными путями, ведущими в спинной мозг.

Открытие принадлежало врачам и натуралистам чеху И. Прохазке, французу Ф. Мажанди и англичанину Ч. Беллу. Оно позволило объяснить механизм связи нервов как "рефлекторную дугу", возбуждение одного плеча которой закономерно и неотвратимо приводит в действие другое плечо, порождая мышечную реакцию.

Наряду с научным (для физиологии) и практическим (для медицины) это открытие имело и важное методологическое значение. Оно доказывало зависимость функций организма, касающихся его поведения во внешней среде, от телесного субстрата, а не от сознания (или души) как особой бестелесной сущности.

Второе направление, которое подрывало версию об этой сущности, сложилось при изучении органов чувств, их нервных окончаний. Какими бы стимулами на эти нервы не действовать, они

дают один и тот же специфический для каждого из них эффект. (Например, раздражение зрительного нерва любым стимулом вызывает у субъекта ощущение вспышек света.)

На этом основании немецкий физиолог Иоганнес Мюллер (1801-1858) сформулировал закон "специфической энергии органов чувств". Никакой иной энергией, кроме известной в физике, нервная ткань не обладает. Но выводы Мюллера укрепляли научное воззрение на психику, показывая причинную зависимость ее чувственных элементов (ощущений) от объективных материальных факторов: внешнего раздражителя и свойства нервного субстрата.

Наконец, еще одно направление обратило внимание ученых на зависимость явлений психики от анатомии центральной нервной системы. Это была приобретшая огромную популярность френология (от греч. "френ" - душа, ум). Ее автор - австрийский анатом Ф. Галль (1758-1829) предложил "карту головного мозга", согласно которой различные способности размещены в его определенных участках. Это якобы влияет на форму черепа, что позволяет, ощупывая его, определять по "шишкам", насколько развиты у данного индивида ум, память и т. п.

Френология при всей ее фантастичности побудила к экспериментальному изучению размещения (локализации) психических функций в головном мозгу.

Взгляды Галля приобрели огромную популярность. Доходило до того, что, знакомясь, некоторые образованные люди ощупывали головы друг друга, рассчитывая тем самым определить у своего собеседника характер и способности. Эти взгляды встретили критику с различных позиции. Одни осуждали Галля за отрицание единства и нематериальности души. Но для дальнейшего прогресса науки важное значение имела экспериментальная критика его взглядов французским физиологом и врачом, иностранным членом-корреспондентом Петербургской Академии наук П. Флурансом (1794-1867). Используя методику удаления отдельных участков центральной нервной системы, он пришел к выводу о том, что головной мозг является целостным органом-субстратом основных психических функций. Мозжечок координирует движения, а в продолговатом мозгу находится дыхательный центр.

После работ Флуранса френология была в научных кругах скомпрометирована, хотя многие продолжали ею увлекаться.

Тем не менее заслугой Галля следует признать указание на извилины коры больших полушарий головного мозга как место, где локализованы "умственные силы" (до него их было принято помещать в мозговые желудочки).

Изучение органов чувств, нервно-мышечной системы, коры головного мозга имело анатомическую направленность (то есть психическое

соотносилось со строением различных частей живого тела). Однако обращение к этим органам неизбежно вынуждало осмыслить эффекты их деятельности.

Эффекты же относились к области психологии, на почву которой отныне вынужден был перейти естествоиспытатель. Ведь именно психология имела дело с этими эффектами - ощущениями, восприятиями, представлениями, связями между ними (ассоциациями). Черпать же в психологии анатом-физиолог мог только ту информацию, которую она к этой эпохе наработала.

Между тем эта информация относилась к области сознания субъекта, наделенной признаками, чуждыми материальным телам, стало быть и телесным устройствам из нервов и мышц, ставших объектом физиологического эксперимента и естественнонаучного анализа. Сознание и организм оказывались двумя полюсами, каждый из них имел собственный теоретический "стержень".

Все последующее развитие знаний имело общий вектор - преодолеть расщепленность телесного и духовного, объяснить жизнедеятельность организма как целого.

Движение шло в двух направлениях. Со стороны физиологии нарастала тенденция к тому, чтобы возможно теснее "привязать" психические явления к нервно-мышечным. На "полюсе" психологии изменяло свой облик ее главное направление - учение об ассоциациях.

Учение об ассоциациях изначально ценилось благодаря тому, что объясняло связь, прочность и изменчивость психических явлений устройством нервной системы. На нем лежала печать достоверности, присущей научному знанию о физической природе, сделавшему в XVII и XVIII веках гигантские шаги.

Такая печать могла держаться, пока мысль и практика натуралиста не начали осваивать нервную систему, развеивая фантастические представления о ней, подобные тем, которые вдохновляли отцов ассоцианизма Декарта, Локка, Гартли и др.

Все эти картины "нервных трубок", по которым проносятся "жизненные духи", вибраций мозгового вещества и т.п. оказались иллюзорными. Ассоциативная доктрина "зависла" в недрах сознания (или души), ибо лишилась опоры в деятельности мозга. Тем не менее она оставалась единственным направлением, способным не только описывать, но и объяснять психические факты. Ее объяснительный потенциал, созданный успехами механики, давшими новый образ физического мира (в том числе и организма как "вещи" этого мира), все еще сохранялся. Новые теоретики ассоцианизма искали выход в том, чтобы отстоять принцип ассоциации безотносительно к "механике" головного мозга, из законов которой она прежде выводилась.

Этот общий подход отстаивали авторы различных вариантов решения задачи путем "чисто" психологической, не "замешанной" на данных физиологии трактовки ассоциации.

Образцы подобной трактовки уже преподали Беркли и Юм. Идея

дальнейшего продвижения в этом направлении получила в первой половине XIX века особую популярность в Англии.

Поскольку уже сам термин "ассоциация" тесно сопрягался с представлением о том, что связь идей обусловлена связью нервных элементов в организме, шотландский философ Томас Браун (1778-1820) предложил взамен термина "ассоциация" термин "суггестия" (внушение). Одна идея внушает другую, но не произвольно, а по определенным законам. Браун разделил эти законы на первичные (по смежности, сходству и контрасту) и вторичные (их девять: законы частоты, новизны, силы первоначального ощущения, длительности и др.).

Чем чаще осознаются психические образы, чем они необычнее, чем более сильные эмоции они вызывают и т.д., тем больше шансов на то, что появление одного из них приведет за собой другие.

Английский историк и экономист Джеймс Милль (1773-1836) вернулся к представлению о том, что сознание - это своего рода ментальная (психическая) машина, работа которой совершается строго закономерно в силу ее собственного внутреннего устройства, не имеющего никакого отношения к устройству организма.

Всякий опыт состоит в конечном счете из простейших элементов (ощущений), образующих идеи (сперва простые, затем - все более сложные).

Никаких врожденных идей или спонтанных суггестии у субъекта не существует.

Сын Джеймса Милля Джон Стюарт (1806-1873) являлся, как и его отец, одним из властителей дум своей эпохи не только в Англии, но и в континентальной Европе (его труды по логике, психологии, этике, экономике и другим наукам пользовались популярностью также и в России).

Если для его отца образцом точного научного знания служила механика (превращенная им в механику "чистого" сознания), то Джон Стюарт находился под влиянием больших успехов химии. Он стал говорить о "ментальной химии". Под этим имелось в виду, что в человеческом сознании происходит нечто подобное тому, что химик наблюдает в своей колбе при смешении различных элементов, а именно - появляется новый продукт.

Многое из того, что воспринимается сознанием как простое ощущение (например, звук скрипки или вкус апельсина, являющийся в действительности запахом) - это результат синтеза многих компонентов, подобно тому, как, например, вода, представляющаяся про стой и единой, хотя она является соединением водорода и кислорода.

Этот миллевский постулат оказал большое влияние на работу первых психологических лабораторий. В них возникла программа, ставившая задачу добраться с помощью эксперимента до исходных "атомов" сознания, из которых создается его сложный состав. И тогда психология получит нечто подобное таблице Менделеева. Таковой, по представлению Милля-младшего, должна стать психология как точная наука об уме (сознании). При этом Д.С. Милль, считая все порождения человеческой культуры продуктом индивидуального сознания, работающего по законам ассоциации, выступил как сторонник направления, известного под именем "психологизма". (Экономика, политика, право, мораль подчинялись "великому принципу ассоциации идей".)

Если в Англии главным объектом психологической мысли, опирающейся на законы ассоциаций, служило сознание, то в Германии в этот период наиболее популярным стало учение о бессознательной динамике психических представлений. Его автором выступил философ и педагог И. Гербарт (1776-1841).

Считая, как и все ассоцианисты, что в душе нет ничего изначального, что она возникает из первоэлементов, он называл их не идеями, а представлениями. Если идеи считались фактами сознания, то представления, по Гербарту, вытесняясь из сознания, образуют огромную массу элементов бессознательной психики. Эта масса была названа апперцептивной ("апперцепция" от лат. "аб" - к и "перцепциа" - восприятие).

Каждое новое представление находится под давлением этой массы и удерживается благодаря ей. Незнакомое вводится в ум посредством уже знакомого.

Этот постулат Гербарт положил в основу своей педагогической системы, нашедшей немало сторонников. Кроме того, он предпринял попытку вывести математические формулы, по которым представления теснят друг друга, выталкиваются из сознания и вновь захватывают его. Он надеялся, опираясь на это учение о "статике и динамике представлений", придать психологии характер точной, опытной науки.

Его главный труд так и назывался: "Психология, по-новому основанная на метафизике, опыте и математике". Ряд установок Гербарта - возвращение к понятию о бессознательной психике (впервые оно было предложено Лейбницем), соотнесение его с апперцептивной массой, определяющей успех представлений в борьбе за "жизненное пространство" сознания, а также уверенность в том, что и к психологии применима математика, - явился попыткой перевести принципы, подобные ассоцианизму, на новый язык. Не механика, не химия, а математика, обобщающая динамику психических элементов, способна, согласно Гербарту, объяснить, как из этих элементов складывается опыт индивида.

Между тем глубинные изменения в стиле научного мышления вели к дальнейшей трансформации ассоцианизма.

И Милли, и Гербарт искали закономерности психики в пределах индивидуальной жизни. У Миллей она ограничивалась сознанием субъекта. Гербарт решительно расширил ее за счет бессознательной психики.

К новым открытиям пришел другой исследователь органов чувств физиолог Эрнст Вебер (1795-1878). Он задался вопросом: насколько следует изменять силу раздражения, чтобы субъект уловил едва заметное различие в ощущении.

Таким образом, акцент был перемещен. Предшественников Вебера занимала зависимость ощущений от нервного субстрата, Вебера - зависимость между континуумом ощущений и континуумом вызывающих их внешних физических стимулов. Обнаружилось, что существует вполне определенное (для различных органов чувств различное) отношение между первоначальным раздражителем и последующим, при котором субъект начинает замечать, что ощущение стало уже другим. Для слуховой чувствительности, например, это отношение составляет 1/160, для ощущений веса - 1/30 и т.д.

Опыты и математические выкладки стали истоком течения, влившегося в современную науку под именем психофизики. Ее основоположником выступил другой немецкий ученый Г. Фехнер (1801-1887). Он также перешел от психофизиологии к психофизике.

Она начинала с представлений о, казалось бы, локальных психических феноменах. Но получила огромный методологический и методический резонанс во всем корпусе психологического знания. В него внедрялись эксперимент, число, мера. Таблица логарифмов оказалась приложимой к явлениям душевной жизни, поведению субъекта, когда ему приходится определять едва заметные различия между внешними объективными влияниями.

Прорыв от психофизиологии к психофизике был знаменателен и в том отношении, что разделил принцип причинности и принцип закономерности. Ведь психофизиология была сильна выяснением причинной зависимости субъективного факта (ощущения) от строения органа (нервных волокон), как этого требовало "анатомическое начало".

Обойдя его, психофизика доказала, что в психологии и при отсутствии знаний о телесном субстрате могут быть строго эмпирически открыты законы, которым подвластны ее явления.

Старая психофизиология с ее "анатомическим началом" расшатывалась самими физиологами еще с одной стороны. Голландский физиолог Ф. Дондерс (1818-1889) занялся экспериментами по изучению скорости протекания психических процессов. До него Гельмгольц открыл скорость прохождения импульса по нерву. Это относилось к

процессу в организме. Дондерс же обратился к измерению скорости реакции субъекта на воспринимаемые им объекты. Испытуемый выполнял задания, требовавшие от него возможно более быстрой реакции на один из нескольких раздражителей, выбора различных ответов на разные раздражители и т.д. Эти опыты разрушали веру во мгновенно действующую душу, доказывали, что психический процесс, подобно физическому, может быть измерен. И хотя, как и в психофизике, знание о нервной системе не вносило даже малой толики в объяснение новых данных, считалось само собой разумеющимся, что психические процессы совершаются именно в ней.

Вскоре Сеченов, ссылаясь на изучение времени реакции как процесса, требующего целостности головного мозга, подчеркивал: "Психическая деятельность как всякое земное явление происходит во времени и пространстве"¹.

Центральной фигурой в создании основ, на которых строилась психология как наука, имеющая собственный предмет, был Герман Гельмгольц (1821-1894). Его разносторонний гений преобразовал многие науки о природе, в том числе о природе психического. Им был открыт закон сохранения энергии. Мы все дети Солнца, - говорил он, - ибо живой организм, с позиции физика, - это система, в которой нет ничего, кроме преобразований различных видов энергии. Тем самым из науки изгонялось представление об особых витальных силах, отличающих поведение в органических телах от неорганических.

Но, занявшись таким телесным устройством, как орган чувств, Гельмгольц принял за объяснительный принцип не энергетическое (молекулярное), а анатомическое начало. Именно на последнее он опирался в своей концепции цветного зрения. Гельмгольц исходил из гипотезы о том, что имеются три нервных волокна, возбуждение которых волнами различной длины создает основные ощущения цветов: красное, зеленое и фиолетовое.

Такой способ объяснения оказался непригодным, когда он от ощущений перешел к анализу восприятий целостных объектов в окружающем пространстве. Этот анализ побудил ввести два новых фактора: а) движения глазных мышц; б) подчиненность этих движений особым правилам, подобным тем, по которым строятся логические умозаключения. Поскольку эти правила действуют независимо от сознания, Гельмгольц дал им имя "бессознательных умозаключений". Тем самым экспериментальная работа столкнула Гельмгольца с необходимостью ввести новые причинные факторы. До того он относил к этим факторам либо превращения физической энергии, либо зависимость ощущения от устройства органа.

Теперь к этим двум причинным "сеткам", в которые наука улавливает жизненные процессы, присоединялась третья. Источником психического (зрительного) образа выступал внешний объект, в возможно более отчетливом видении которого состояла решаемая глазом задача.

Выходило, что причина психического эффекта скрыта не в устройстве организма, а вне его. В опытах Гельмгольца между глазом и объектом ставились призмы, искажавшие восприятие объекта. Однако посредством различных приспособительных движений мышц организм стремился восстановить адекватный образ этого объекта. Выходило, что движения мышц выполняют не чисто механическую, а познавательную (даже логическую) работу.

В зоне научного анализа появились феномены, которые говорили об особой форме причинности: не физической и не физиолого-анатомической, а психической. Намечалось разделение психики и сознания. Опыты говорили, что возникающий в сознании образ внешнего предмета порождается независимым от сознания телесным механизмом.

Введение психического фактора как регулятора поведения организма произошло и в работах физиолога Э. Пфлюгера. Он подверг экспериментальной критике схему рефлекса как дуги, в которой центростремительные нервы, благодаря связи с центробежными, производят одну и ту же стандартную мышечную реакцию.

В XIX веке физиологические опыты ставились главным образом на лягушках. (По этому поводу в дальнейшем было даже предложено поставить лягушке памятник.) Обезглавив лягушку, Пфлюгер помещал ее в различные условия. Оказалось, что ее рефлексы вовсе не сводились к автоматической реакции на раздражение. Они изменялись соответственно внешней обстановке. На столе она ползала, в воде плавала и т.д. Пфлюгер сделал вывод о том, что даже у обезглавленной лягушки нет чистых рефлексов. Причиной ее приспособительных действий служит не сама по себе "связь нервов", но сенсорная функция. Именно она позволяет различать условия и, соответственно этому, изменять поведение.

Опыты Пфлюгера, как и других физиологов, открывали особую причинность - психическую. Ведь чувствование (то, что Пфлюгер называл "сенсорной функцией") - это не физиологическая, а психологическая причина. Функция, о которой идет речь, заключается в различении условий, в которых находится организм, и в регуляции, соответственно этим условиям, действий организма. В различении того, что происходит во внешней среде, и реагировании на происходящее в ней и состоит фундаментальное предназначение психики, ее главный жизненный смысл. Одновременно эти опыты подрывали принятое мнение о том, что психика и сознание одно и то же. О каком сознании у обезглавленной лягушки могла идти речь?

Через 50 лет создатель нового учения о психике И.М. Сеченов подчеркнул, что вывод Пфлюгера оказался в конце XIX века еще более справедливым, чем в середине этого века, когда он впервые был высказан в полемике с двумя группами исследователей: а) теми, кто считал рефлекс чисто механическим актом, связью нервов, которая ни в какой психике не нуждается, и б) теми, кто считал, что приспособительным поведением может управлять только сознание как знание субъекта о том, что он делает. Между тем история научных разработок показала, что нужно отказаться и от прежних представлений о рефлексе, как акте чисто механическом, и от прежних представлений о сознании, как способности субъекта дать самоотчет о своих мыслях, чувствах и т.п. Такая способность является лишь одним из проявлений сознания (она называется самосознанием), но сознание представляет собой неизмеримо более сложную систему и к самосознанию не сводится.

Наряду с сознанием имеется огромная область неосознаваемой психики (бессознательного), которая не сводится ни к нервной системе, ни к системе сознания.

Революцию во всем строе биологического и психологического мышления произвело учение английского натуралиста Чарльза Дарвина (1809-1882). Его труд "Происхождение видов путем естественного отбора" (1859) называют одним из самых важных в истории западной цивилизации. В книге излагалась новая теория развития животного мира. Сам по себе принцип развития издревле направлял размышления о природе, обществе и человеке (в том числе и о душе). У Дарвина этот принцип воплотился в величественное учение, укорененное в "Монблане фактов".

Это учение опровергало библейский догмат о том, что все виды живых существ раз и навсегда сотворены Богом. Нападки церковников на Дарвина достигли апогея после выхода в свет его труда "Происхождение человека" (1870), из которого следовало, что человек создан не по образу и подобию божьему, но является выходцем из обезьяньего стада.

В основе воссозданной Дарвином величественной картины миллионнолетий развития живой природы лежало новое объяснение причинных факторов этого развития, то есть детерминизма.

Дарвиновское учение ознаменовало крутой поворот от одной формы детерминизма к другой. Прежний детерминизм мыслил все мироздание в категориях механики. Новый детерминизм в отличие от прежнего являлся биологическим. (Сокращенно их можно обозначить как механодетерминизм и биодетерминизм.)

Какие же признаки вводил этот новый стиль мышления? Прежде всего, Дарвин указывал на естественный отбор как фактор выживания организмов в постоянно угрожающей их существованию среде. В ходе эволюции выживают те, кто смог наиболее эффективно приспособиться.

Опорным в этой объяснительной схеме является фактор наследственности. Те животные формы, которые выжили в борьбе за существование, передают свои свойства потомству. Между особями, образующими данный вид, существуют биологически предопределенные различия. Без изменчивости не было бы и развития. Выживают же те, кому удалось лучше приспособиться (адаптироваться). Естественный отбор безжалостно истребляет все, что не способствует выживанию, адаптации.

Со времен Аристотеля загадкой для всех мыслящих людей являлась целесообразность устройства, функций и поведения живых существ в отличие от неорганических объектов. Не находя другого решения, полагали, что в живом организме изначально заложена цель. (По Аристотелю им управляет энтелехия.)

Дарвин дал точное научное объяснение целесообразности, не обращаясь к понятию о врожденной цели. Все эти нововведения произвели переворот не только в биологии, но и в психологии.

Поскольку естественный отбор отсекает все не нужное для жизни, то он истребил бы и психические функции, если бы они не способствовали приспособлению. Это побудило рассматривать психику как элемент адаптации организма к окружающей среде. Психика не могла более представляться изолированным "островом духа". Определяющим для психологии взамен отдельного организма становится отношение "организм-среда". Это порождало новый системный стиль мышления, который в дальнейшем привел к выводу, что предметом психологии должно быть не сознание индивида, но его поведение во внешней среде, изменяющей (детерминирующей) организм и психический склад индивида.

Понятие об индивидуальных вариациях является непременной составной частью эволюционной теории Дарвина. Стало быть, к ним относятся и вариации в сфере психики. Это придало мощный импульс разработке нового направления в психологии, предметом которого стало изучение индивидуальных различий и между людьми, обусловленных законами наследственности. Это направление, инициатором создания которого стал кузен Дарвина Френсис Гальтон, превратилось в разветвленную ветвь дифференциальной психологии (см. ниже).

Наконец, дарвинизм стимулировал изучение психики в животном мире, став основанием еще одного нового направления в науке - зоопсихологии. Отвергнув версию о непроходимой пропасти между человеком и животным, эволюционная биология стала предпосылкой широкого изучения с помощью объективных экспериментальных методов механизмов психической регуляции поведения на таких объектах, как животные (белые крысы, собаки, обезьяны и др.).

Дарвин подверг специальному анализу инстинкты как побудительные силы поведения. С фактами в руках он подверг критике версию об их разумности. Вместе с тем без этих слепых побуждений, корни которых уходят в историю вида, организм не может выжить. Инстинкты связаны с эмоциями. К ним Дарвин также подошел не с

точки зрения их осознания субъектом, а опираясь на объективные наблюдения за выразительными движениями.

Некогда эти движения имели практический смысл, о чем напоминают сжатие кулаков или оскал зубов у современного человека. Были времена, когда эти агрессивные реакции означали готовность к борьбе. Традиционная психология считала чувства элементами сознания. Теперь же эмоции, захватывающие индивида, выступили в качестве феноменов, которые, хотя и являются психическими, однако первичны по отношению к его сознанию.

Наряду с Дарвином и одновременно с ним идеи новой эволюционной биологии развивал английский философ Герберт Спенсер (1820-1903).

Следуя доминировавшей в Англии традиции, он был приверженцем ассоцианизма. Однако последний претерпел в труде Спенсера "Основы психологии" (1855) существенную трансформацию. В нем жизнь определялась как "непрерывное приспособление внутренних отношений к внешним". Происходящее внутри организма (стало быть, и сознание) может быть понято только в системе его отношений к внешней среде. Отношения же - это не что иное, как адаптации. С этой точки зрения должны быть поняты и ассоциации как связи между элементами психической жизни.

Во всей своей прежней истории психология, если и искала телесный субстрат ассоциаций (от Аристотеля до Гартли), то обращалась только к одному направлению, а именно - физиологическому. Строились различные предположения о процессах внутри организма, проекцией которых становятся связи между психическими явлениями. Принцип адаптации требовал "покинуть" изолированный организм и искать "корень" ассоциаций в том, что происходит во внешнем мире, к которому организм повседневно приспосабливается.

Чтобы выжить, организм вынужден устанавливать связи между объектами этого мира и своими реакциями на них. Случайные, несущественные для выживания связи он игнорирует, а связи, необходимые для решения этой задачи, прочно фиксирует, сохраняет "про запас", на случай новых конфронтации со всем, что может угрожать его существованию. Но очевидно, что адаптация в данном случае означает не только приспособление к новым ситуациям органов чувств как источников информации о том, что происходит вовне (на манер того, как, например, изменяется чувствительность глаза в темноте). Утверждался новый вид ассоциаций - между внутренними психическими образами и реализующими адаптацию целостного организма мышечными действиями.

Здесь свершился крутой поворот в движении психологической мысли. Из "поля сознания" она устремилась в "поле поведения".

Отныне не физика и химия, как прежде, а биология становится путеводной звездой в разработке ассоциативной доктрины, обретающей, как мы увидим, новый облик в бихевиоризме и рефлексологии.

Спенсер стоял у истоков того пути, по которому продвигались Сеченов, Торндайк, Павлов, Бехтерев, Уотсон и другие пионеры объективной психологии.

Прежде чем были изобретены объективные методы изучения целостного поведения, научно-психологическая мысль добилась крупных успехов в экспериментальном анализе деятельности органов чувств. Эти успехи были связаны с открытием закономерной, математически исчислимой зависимости между объективными физическими стимулами и производимыми ими психическими эффектами - ощущениями.

Именно это направление сыграло решающую роль в превращении психологии в самостоятельную экспериментальную науку.

Свою лепту в разграничение психики и сознания внесли исследования гипноза. Первоначально они приобрели в Европе большую популярность благодаря деятельности австрийского врача Месмера, объяснявшего свои гипнотические сеансы действием магнитных истечений (флюидов). Затем, отвергнув месмеризм, английский хирург Брэд стал сторонником физиологической трактовки гипноза (предложив термин "нейрогипноз"). Однако в дальнейшем он придал решающую роль психологическому фактору.

Будучи предметом интересов медиков, использующих гипноз в своей практике, гипноз не только демонстрировал факты психически регулируемого поведения с выключенным сознанием (поддерживая тем самым представление о бессознательной психике). Чтобы вызвать гипнотическое состояние, требовался "раппорт" - создание ситуации взаимодействия между врачом и пациентом. Обнажаемая гипнозом бессознательная психика является социально-бессознательной. Ведь она инициируется и контролируется другим человеком.

Если Дарвин вывел психику за пределы индивида к истории вида, то врачи-гипнотизеры - за пределы индивида к другому индивиду.

На различных участках экспериментальной работы (Вебер, Фехнер, Дондерс, Гельмгольц, Пфлюгер и многие другие) складывались представления об особых закономерностях и факторах, отличных как от физиологических, так и от тех, которые относились к психологии в качестве ветви философии, имеющей своим предметом явления сознания, изучаемые внутренним опытом. Наряду с лабораторной работой физиологов по изучению органов чувств и движений, успехи эволюционной биологии и медицинской практики (применяющей гипноз при лечении неврозов) готовили новую психологию. Открывался целый мир психических явлений, доступных такому же объективному изучению, как любые другие природные факты.

Было установлено с опорой на экспериментальные и количественные

методы, что в этом психическом мире действуют собственные законы и причины. Это создало почву для отделения психологии как от физиологии, так и от философии.

Следует различать реальную жизнь науки и ее отражение в теоретических программах. К 70-м годам прошлого века в жизни науки созрела потребность в том, чтобы разрозненные знания о психике объединить в научную дисциплину, отличную от других.

Когда время приспело, говорил Гете, яблоки падают одновременно в разных садах. Время приспело для определения статуса психологии как самостоятельной науки, и тогда почти одновременно сложилось несколько программ ее разработки. Они по-разному определяли предмет, метод и задачи психологии, вектор ее развития.

Наибольший успех выпал на долю В. Вундта (1832-1920). Он пришел в психологию из физиологии (одно время был ассистентом Гельмгольца) и первым принялся собирать и объединять в новую дисциплину созданное различными исследователями. Дав ей древнее имя психологии, он, стремясь расстаться с ее спекулятивным прошлым, присоединил к этому имени эпитет - физиологическая. "Основы физиологической психологии" (1873-1874) - так назывался его монументальный труд, воспринятый как свод знаний о новой науке. Организовав же в Лейпциге первый специальный психологический институт (1875), он занялся в нем темами, заимствованными у физиологов - изучением ощущений, времени реакций, ассоциаций, психофизики. Приняться за анализ обширной области душевных явлений с помощью приборов и экспериментов было смелым делом. К Вундту стала стекаться молодежь из многих стран. Возвращаясь домой, они создавали там лаборатории, сходные с лейпцигской.

Психологами было принято называть знатоков человеческих душ. Но психологи по профессии появились лишь после Вундта.

Историки подсчитали, что школу Вундта прошли 136 немцев, 14 американцев, 10 англичан, 6 поляков, 3 русских, 2 француза. Она стала главным питомником первого поколения психологов-эксперименталистов.

Уникальным предметом психологии, никакой другой дисциплиной не изучаемым, был признан "непосредственный опыт". Главным методом - интроспекция: наблюдение субъекта за процессами в своем сознании. Интроспекция понималась как особая процедура, требующая специальной длительной тренировки.

При обычном самонаблюдении, присущем каждому человеку, способному дать отчет в том, что он воспринимает, чувствует или думает, крайне трудно отделить восприятие как психический процесс от

воспринимаемого реального или представляемого объекта. Считалось, что этот объект дан во внешнем опыте. От испытуемых же требовалось отвлечься от всего внешнего с тем, чтобы найти исходные элементы внутреннего опыта, добраться до первичной "ткани" сознания, которая мнилась сплетенной из сенсорных (чувственных) "нитей". Когда возникал вопрос о более сложных психических феноменах, где в действие вступали мышление и воля, сразу же обнаруживалась беспомощность Вундтовой программы.

Если ощущения можно было объяснить в пределах принятых научным, причинным мышлением стандартов (как эффект воздействия стимула на телесный орган), то иначе обстояло дело с волевыми актами. Взамен того, чтобы быть причинно объясненными, они сами были приняты Вундтом за конечную причину процессов сознания и первичную духовную силу. Тем самым бывший естествоиспытатель Вундт стал сторонником волюнтаризма (от латинского "волюнтас" - воля), философии, считающей волю высшим принципом бытия.

Не меньшие просчеты обнаружились, когда ученики Вундта занялись процессами мышления. Один из них - О. Кюльпе (1862-1915), переехав в город Вюрцбург, создал там собственную школу. Ее программа была развитием вундтовой. По-прежнему предметом психологии считались содержания сознания, а методом - интроспекция. Испытуемым предписывалось решать умственные задачи, наблюдая за происходящим при этом в сознании. Но самая изощренная интроспекция не могла найти тех чувственных элементов, из которых, по прогнозу Вундта, должна состоять "материя" сознания. Вундт пытался спасти свою программу сердитым замечанием, что умственные действия в принципе неподвластны эксперименту и потому должны изучаться по памятникам культуры - языку, мифу, искусству и др. Так возрождалась версия о "двух психологиях": экспериментальной, родственной по своему методу естественным наукам, и другой психологии, которая взамен этого метода интерпретирует проявления человеческого духа.

Эта версия получила поддержку у сторонника другого варианта "двух психологии" философа В. Дильтея. Он отделил изучение связей психических явлений с телесной жизнью организма от их связей с историей культурных ценностей. Первую психологию он назвал объяснительной, вторую - понимающей.

К концу XIX века иссяк энтузиазм, который некогда пробудила программа Вундта. Заложенное в ней понимание предмета психологии, изучаемого с помощью использующего эксперимент субъективного метода, навсегда потеряло кредит доверия. Многие ученики Вундта порвали с ним и пошли другим путем.

Проделанная школой Вундта работа заложила основы экспериментальной психологии. Научное знание развивается путем не только подтверждения гипотез и фактов, но и их опровержения. Критики Вундта смогли получить новое знание благодаря тому, что преодолевали

им добытое. Лев Толстой, перечисляя имена тех, кто "работает на научную истину", наряду с Дарвином и Сеченовым назвал Вундта.

Одновременно с Вундтом философ Франц Брентано (1838-1917) предложил свою программу новой психологии. Она излагалась в его работе "Психология с эмпирической точки зрения" (1874). Предметом психологии, как и у Вундта, считалось сознание. Однако его природа мыслилась иной.

Согласно Брентано область психологии - это не содержания сознания (ощущения, восприятия, мысли, чувства), а его акты, психические действия, благодаря которым появляются эти содержания. Одно дело цвет или образ какого-либо предмета, другое - акт видения цвета или суждения о предмете. Изучение актов и есть уникальная сфера, неведомая физиологии. Специфика же акта в его интенции, направленности на какой-либо объект.

Концепция Брентано стала источником нескольких направлений западной психологии. Она придала импульс разработке понятия о психической функции как особой деятельности сознания, которое не сводилось ни к элементам, ни к процессам, но считалось изначально активным и предметным.

Особым путем продвигался И.М. Сеченов (1829-1905). Его первый трактат, вошедший в книгу "Психологические этюды", назывался "Рефлексы головного мозга" (1863). Трактат получил широкий резонанс в русском обществе, журналистике, литературе. По свидетельству современников, в России не считался образованным тот, кто его не прочитал. Сеченов, бросая вызов психологии старого закала, утверждал: "Смеется ли ребенок при виде игрушки, улыбается ли Гарибальди, когда его гонят за излишнюю любовь к родине, дрожит ли девушка при первой мысли о любви, создает ли Ньютон мировые законы и пишет их на бумаге - везде окончательным фактом является мышечное движение".

Не все адекватно поняли сеченовский замысел.

Противники Сеченова утверждали, будто он свел все богатство душевной жизни к дрожанию мышц. Но истинный смысл его теории был другим. Сеченов не отождествлял психический акт с рефлекторным. Он указывал на сходство в их строении. Психологию он называл родной сестрой физиологии, а не ее придатком. Он смог соотнести рефлекс с психикой благодаря тому, что само понятие о рефлексе было им радикально преобразовано так же, как и понятие о психике.

За импульс, который пускает в ход рефлекс, классические схемы принимали физический стимул. Согласно же Сеченову начальным звеном рефлекса является не внешний, механический толчок, а раздражитель-сигнал.

На различие между раздражителем-стимулом и раздражителем-сигналом следует обратить особое внимание. Действие стимула ограничено возбуждением нервных волокон. Сигнал же играет двоякую роль. Он связан и с организмом, который его воспринимает, и с внешней средой, свойства которой он различает. Благодаря этому он информирует организм о ситуации, к которой должны приладиться рабочие органы (мышцы). Последние обладают чувствительностью. В них встроены сенсорные приборы, которые передают в мозг сигналы о достигнутом эффекте, вынуждая, если требуется, автоматически корректировать поведение. Модель рефлекторной дуги Сеченов заменил моделью рефлекторного кольца. Если, кольцо не замыкается, действие нарушается. В качестве примера приводилось поведение больных (атактиков), у которых расстроена мышечная чувствительность. Им очень трудно ходить из-за того, что они не ощущают почвы (их мозг не получает "обратных" сигналов из мышц), хотя сами мышцы не поражены.

Саморегуляция поведения организма посредством чувствований - сигналов - таковым было физиологическое основание сеченовской схемы психической деятельности.

Среди главных достижений Сеченова выделялось открытие им центрального торможения. До него считалось, что в головном мозгу протекает только один нервный процесс - возбуждение. Сеченов обнаружил в эксперименте способность головного мозга задерживать рефлексы. Это открытие он истолковал как нервный механизм психических функций - воли и мышления. Волевого человека отличает умение противостоять неприемлемым для него влияниям, какими бы сильными они не были, подавлять нежелательные влечения. Это и достигается аппаратом торможения.

Благодаря этому аппарату возникают и незримые акты мышления. Сеченов писал, что "около самого сердца" он выносил мысль, согласно которой мышца является органом не только движения, но и познания. С ее помощью организм воспринимает объекты внешней среды (в построении зрительного образа, например, важную роль играют как бы бегающие по предметам, непрерывно работающие мышцы глаз), сравнивает их, анализирует, т. е. производит операции, которые уже являются умственными. Механизм торможения задерживает внешнее выражение этих действий. Однако они не исчезают. Из внешних они преобразуются во внутренние. Впоследствии этот процесс был назван интериоризацией (переходом извне вовнутрь).

Глубинные преобразования в категории рефлекса открыли перспективу нового понимания предмета психологии. В работе "Кому и как разрабатывать психологию" (1873) Сеченов определяет ее как "науку о происхождении психических деятельностей". Термин "происхождение" следует пояснить. Задача науки виделась в том, чтобы объяснить, каким образом совершаются (происходят) различные деятельности (восприятие, память, мышление и т.п.). Они строятся по типу рефлекса, т. е. также являются "трехчленными" (имеют начало,

середину и конец). Они включают вслед за восприятием среды и его переработкой в головном мозгу ответную работу двигательного аппарата. Впервые в истории психологии предмет этой науки охватывал не только явления и процессы сознания (или бессознательной психики), но весь цикл взаимодействия организма с миром, включая его внешние телесные действия.

Именно таков смысл сеченовского понятия о психической деятельности. Она, подобно рефлексу, совершается объективно. Поэтому и для психологии единственно надежным является объективный, а не субъективный (интроспективный) метод, на котором строились программы Вундта и Брентано.

Сеченов был пионером науки, предметом которой стало психически регулируемое поведение.

Сеченовские идеи оказали влияние на мировую науку. Но в основном они получили развитие в России в учениях И.П. Павлова и В.М. Бехтерева.

В западной психологии понятие о сеченовском торможении воспринял З.Фрейд, идею об интериоризации внешнего действия - П. Жане.

От уровня теоретических представлений о предмете психологии следует отличать уровень конкретной эмпирической работы, где под власть эксперимента подпадал все более широкий круг явлений. Давним, с платоновских времен, "гостем" психологии являлось представление об ассоциации. Оно получало различные толкования. В одних философских системах (Декарт, Гоббс, Спиноза, Локк, Гартли) ассоциация рассматривалась как связь и порядок телесных впечатлений, появление одного из которых вызывает по закону природы смежные с ним. В других системах (Беркли, Юм, Томас Браун, Джеймс Милль и др.) ассоциация означала связь ощущений во внутреннем опыте субъекта, не имеющую отношения ни к организму, ни к порядку испытанных им внешних воздействий.

С рождением экспериментальной психологии изучение ассоциаций становится ее излюбленной темой. Она разрабатывалась в нескольких направлениях.

Молодая психология заимствовала свои методы у физиологии. Собственных она не имела, пока немецкий психолог Герман Эббингауз (1850-1909) не принялся за экспериментальное изучение ассоциаций. В книге "О памяти" (1885) он изложил результаты опытов, проведенных на себе с целью вывести математические точные законы, по которым сохраняется

и воспроизводится выученный материал. Занявшись этой проблемой, он изобрел особый объект - бессмысленные слоги (каждый слог состоял из двух согласных и гласной между ними, например, "мои", "пит" и т. п.).

Чтобы изучить ассоциации, Эббингауз сначала отобрал раздражители, которые не вызывают никаких ассоциаций. Над списком из 2300 бессмысленных слогов он экспериментировал в течение двух лет. Были испробованы и тщательно просчитаны различные варианты, касающиеся количества слогов, времени заучивания, числа повторений, промежутка между ними, динамики забывания (репутацию классической приобрела "кривая забывания", показывавшая, что примерно половина забытого падает на первые полчаса после заучивания) и других переменных.

В различных вариантах были получены данные, касающиеся числа повторений, нужных для последующего воспроизведения материала различного объема, забывания различных фрагментов этого материала (начала списка слогов и его конца), эффекта сверхзаучивания (повторение списка большее число раз, чем требуется для его успешного воспроизведения) и др. Тем самым законы ассоциации выступили в новом свете. Эббингауз не обращался за их объяснением к физиологам. Но и роль сознания его не интересовала. Ведь любой элемент сознания (будь то психический образ или акт) изначально осмыслен, а в смысловом содержании виделась помеха изучению механизмов чистой памяти.

Эббингауз открывал новую главу в психологии не только потому, что первым отважился заняться экспериментальным изучением мнемических процессов, более сложных, чем сенсорные. Его уникальный вклад определялся тем, что впервые в истории науки посредством экспериментов и количественного анализа их результатов были открыты собственно психологические закономерности, действующие независимо от сознания, иначе говоря - объективно. Равенство психики и сознания (принятое в ту эпоху за аксиому) перечеркивалось.

То, что в европейской традиции обозначалось как процессы ассоциации, вскоре становится одним из главных направлений американской психологии под именем "научения". Это направление принесло в психологию объяснительные принципы учения Дарвина, где утвердилось новое понимание детерминации поведения целостного организма и тем самым всех его функций, в том числе психических.

Среди новых объяснительных принципов выделялись: вероятностный характер реакций как принцип естественного отбора и адаптация организма к среде в целях выживания в ней. Эти принципы образовали контуры новой детерминистской (каузальной) схемы. Прежний механический детерминизм уступил место биологическому. На этом переломе в истории научного познания понятие об ассоциации приобрело

особый статус. Прежде она означала связь идей в сознании, теперь же - связь между движениями организма и конфигурацией внешних стимулов, от приспособления к которым зависит решение жизненно важных для организма задач.

Ассоциация выступала как способ приобретения новых действий, а по принятой вскоре терминологии - научения. Первый крупный успех в преобразовании понятия об ассоциации принесли опыты Эдвара Торндайка (1874-1949) над животными (главным образом кошками). Он использовал так называемые проблемные ящики.

Помещенное в ящик животное могло выйти из него и получить подкормку, лишь приведя в действие специальное устройство, - нажав на пружину, потянув за петлю и т. п. Животные совершали множество движений, бросались в разные стороны, царапали ящик и т. п., пока одно из движений случайно не оказывалось удачным. "Пробы, ошибки и случайный успех" - такова была формула, принятая для всех типов поведения как животных, так и человека. Торндайк объяснял свои опыты несколькими законами научения. Прежде всего законом упражнения (двигательная реакция на ситуацию связывается с этой ситуацией пропорционально частоте, силе и продолжительности повторения связей). К нему присоединялся закон эффекта, гласивший, что из нескольких реакций наиболее прочно сочетаются с ситуацией те из них, которые сопровождаются чувством удовлетворения.

Торндайк предполагал, что связям между движением и ситуацией соответствуют связи в нервной системе (т. е. физиологический механизм), а закрепляются связи благодаря чувству (т. е. субъективному состоянию). Но ни физиологические, ни психологические компоненты ничего не добавляли к нарисованной Торндайком независимо от них "кривой научения", где на абсциссе отмечались повторные пробы, а на оси ординат - затраченное время (в минутах).

Главная книга Торндайка называлась "Интеллект животных. Исследование ассоциативных процессов у животных" (1898). Тем самым ассоциации трактовались как интеллектуальные, стало быть, смысловые процессы. Вся прежняя психология считала смыслы неотъемлемым атрибутом сознания. Отныне они оказывались присущими телесному поведению.

До Торндайка своеобразие интеллектуальных процессов относилось за счет идей, мыслей, умственных операций (как актов сознания). У Торндайка же они выступили в виде независимых от сознания двигательных реакций организма. В прежние времена эти реакции относились к разряду рефлексов - машинальных стандартных ответов на внешнее раздражение, предопределенных самим устройством нервной системы. Согласно Торндайку они являются интеллектуальными, ибо направлены на решение задачи, справиться с которой организм, используя наличный запас ассоциаций, бессилен. Выход состоит в выработке новых ассоциаций, новых двигательных ответов на необычную для него - и потому проблемную - ситуацию.

Упрочение ассоциаций психология относила к процессам памяти. Когда же речь шла о действиях, ставших автоматизированными благодаря повторению, их называли навыками.

Открытия Торндайка были истолкованы как законы образования навыков. Между тем он считал, что исследует интеллект, т.е. смысловую основу поведения. На вопрос: "Имеется ли ум у животных?" был дан положительный ответ. Но за этим стояло новое понимание ума, не нуждающееся в обращении к внутренним процессам сознания. Под интеллектом имелась в виду выработка организмом "формулы" реальных действий, позволяющих ему успешно справиться с проблемной ситуацией. Успех достигался случайно. Такой взгляд запечатлел новое понимание детерминации жизненных явлений, которое пришло в психологию с триумфом дарвинского учения. Оно вводило вероятностный стиль мышления. В органическом мире выживает лишь тот, кому удается, "пробуя и ошибаясь", отобрать наиболее выгодный вариант реакции на среду из многих возможных.

Этот стиль мышления открывал широкие перспективы внедрения в психологию статистических методов.

Главные достижения в разработке этих методов применительно к психологии связаны с творчеством Френсиса Гальтона (1822-1911).

Находясь под глубоким впечатлением идей своего кузена Ч. Дарвина, он решающее значение придал не фактору приспособления отдельного организма к среде, а фактору наследственности, согласно которому приспособление вида достигается за счет генетически детерминированных вариаций индивидуальных форм, образующих этот вид. Опираясь на данный постулат Гальтон стал пионером в разработке генетики поведения.

Благодаря его неутомимой энергии широко развернулось изучение индивидуальных различий. Эти различия постоянно давали о себе знать в экспериментах по определению порогов чувствительности, времени реакции, динамики ассоциаций и других психических феноменов. Но поскольку основной целью являлось открытие общих законов, различиями в реакциях испытуемых пренебрегали. Гальтон же сделал основной упор именно на различиях, считая, что они генетиг чески предопределены.

В книге "Наследственный гений" (1869) он доказывал, ссылаясь на множество фактов, что выдающиеся способности передаются по наследству. Используя наличные экспериментально-психологические методики, присоединив к ним изобретенные им самим, он поставил их на службу изучению индивидуальных вариаций. Это относилось как к телесным, так и психическим признакам. Последние считались не в меньшей степени зависящими от генетических детерминант, чем, скажем, цвет глаз.

В его лаборатории в Лондоне каждый желающий мог за небольшую плату определить свои физические и психические способности,

100

между которыми, по Гальтону, существуют корреляции. Через эту антропологическую лабораторию прошло около 9000 человек. Но Гальтон, которого иногда называют первым практикующим психологом, держал в уме более глобальный замысел. Он рассчитывал охватить все население Англии с тем, чтобы определить уровень психических ресурсов страны.

Свои испытания он обозначил словом "тест", которое широко вошло в психологический лексикон. Гальтон стал пионером преобразования экспериментальной психологии в дифференциальную, изучающую различия между индивидами и группами людей. Непреходящей заслугой Гальтона явилась углубленная разработка вариационной статистики, изменившей облик психологии как науки, широко использующей количественные методы.

Гальтон применял тесты, касающиеся работы органов чувств, времени реакции, образной памяти (найдя, например, сходство зрительных образов у близнецов) и других чувствительно-двигательных функций.

Между тем практика требовала информации о высших функциях в целях диагностики индивидуальных различий между людьми, касающихся приобретения знаний и выполнения сложных форм деятельности.

Первый вариант решения этой задачи принадлежал французскому психологу Анри Бине (1857-1911). Он начинал с экспериментальных исследований мышления (испытуемыми служили две его дочери). Однако вскоре по заданию правительственных органов он стал искать психологические средства, с помощью которых удалось бы отделить детей, способных к учению, но ленивых, от тех, кто страдает врожденными дефектами.

Опыты по изучению внимания, памяти, мышления были проведены на многих испытуемых различных возрастов. Экспериментальные задания Бине превратил в тесты, установив шкалу, каждое деление которой содержало задания, выполнимые нормальными детьми определенного возраста. Эта шкала приобрела популярность во многих странах.

В Германии Вильям Штерн ввел понятие "коэффициент интеллекта" (по-английски Ай-Кью). Данный коэффициент соотносил "умственный" возраст (определяемый по шкале Бине) с хронологическим ("паспортным"). Их несовпадение считалось показателем либо умственной отсталости (когда "умственный" возраст ниже хронологического), либо одаренности (когда "умственный" возраст превосходит хронологический). Это направление под именем тестологии стало важнейшим каналом сближения психологии с практикой. Техника измерения интеллекта позволяла на основе данных психологии (а не чисто эмпирически) решать вопросы обучения, отбора кадров, профпригодности и др.

101

Достижения экспериментального и дифференциального направлений, наиболее ярко воплощенные в творчестве названных исследователей, но ставшие возможными благодаря работе всего поколения молодых неофитов-профессионалов, подспудно и неотвратимо изменяли предметную область психологии. Это была иная область, чем очерченная в теоретических схемах, от которых психология начинала свой путь в качестве науки, гордившейся своей самобытностью. Предметом анализа служили не элементы и акты сознания, никому неведомые кроме субъекта, изощрившего свое внутренне зрение. Им стали телесные реакции, изучаемые объективным методом. Выяснилось, что их связи, носившие в прошлом имя ассоциаций, возникают и преобразуются по особым психологическим законам. Их открывает эксперимент в сочетании с количественными методами. Для этого нет необходимости обращаться ни к физиологии, ни к показаниям самонаблюдения.

Что же касается объяснительных принципов, то они черпались не в механике, снабжавшей психологическую мысль в течение трех веков принципом причинности, а в дарвиновском учении, преобразовавшем картину организма и его функций.

Радикальное изменение ориентации отражало запросы как логики научного познания (переход к биологической причинности), так и актуальные общественные потребности. Это ярко проявилось в поисках факторов, обучающих организм эффективным приспособительным действиям, и в успехах психодиагностики.

Чем успешнее в психологии экспериментальная работа, тем обширнее становилось поле изучаемых ею явлений, тем стремительнее росла неудовлетворенность версий о том, что уникальным предметом этой науки служит сознание, а методом - интроспекция.

Это усугублялось успехами новой биологии. Она изменила взгляд на все жизненные функции, в том числе - психические. Восприятие и память, навыки и мышление, установки и чувства трактуются отныне как своего рода "инструменты", работающие на решение организмом задач, с которыми его сталкивают жизненные ситуации.

Рушилось воззрение на сознание как замкнутый в себе внутренний мир. Влияние дарвинистской биологии сказалось и в том, что психические процессы стали исследоваться с точки зрения развития.

На заре психологии главным источником сведений об этих процессах служил взрослый индивид, способный в лаборатории, следуя инструкции экспериментатора сосредоточить свой "внутренний взор" на фактах "непосредственного опыта". Но стимулированное идеей развития расширение зоны познания ввело в психологию особые объекты. К ним невозможно было применить метод интроспективного

102

анализа. Таковыми являлись факты поведения животных, детей, психически больных.

Новые объекты требовали и новых объективных методов. Только они могли обнажить те уровни развития психики, которые предшествовали процессам, изучаемым в лабораториях. Отныне уже невозможно было относить эти процессы к разряду первичных фактов сознания. За ними ветвилось великое древо сменяющих друг друга психических форм. Научные сведения о них позволили психологам перейти из университетской лаборатории в детский сад, школу, психиатрическую клинику.

Практика реальной исследовательской работы до основания расшатала взгляд на психологию как науку о сознании. Созревало новое понимание ее предмета. Оно по-разному преломилось в теоретических воззрениях и системах.

В любой области знания имеются конкурирующие концепции и школы. Такое положение нормально для роста науки. Однако при всех разногласиях эти направления скрепляют общие воззрения на исследуемый предмет. В психологии же в начале XX столетия расхождение и столкновение позиций определялись тем, что каждая из школ отстаивала отличный от других собственный предмет. Психологи, по свидетельству одного из них, почувствовали себя "в положении Приама на развалинах Трои". Между тем за видимым распадом шли процессы более углубленного, чем в прежние времена, освоения реальной психической жизни, различные стороны которой отразились в новых теоретических конструктах. С их разработкой сопряжены революционные сдвиги по всему фронту психологических исследований.

В начале XX века прежний образ предмета психологии, каким он сложился в период ее самоутверждения в семье других наук, сильно потускнел. Хотя по-прежнему большинство психологов считало, что они изучают сознание и его явления, эти явления все теснее соотносились с жизнедеятельностью организма, с его двигательной активностью. Лишь очень немногие продолжали вслед за Вундтом считать, что они призваны заниматься поисками строительного материала непосредственного опыта и его структурами.

Такому подходу, названному структурализмом, противостоял функционализм. Это направление, отвергая анализ внутреннего опыта и его структур, считало главным делом психологии выяснение того, как эти структуры работают, когда решают задачи, касающиеся актуальных нужд людей. Тем самым предметная область психологии расширялась, охватывая психические функции (а не элементы) как внутренние операции, которые производятся не бестелесным субъектом, а организмом с целью удовлетворить его потребность в приспособлении к среде.

У истоков функционализма в США стоял Вильям Джемс (1842-1910). Он известен также как лидер философии прагматизма (от греч.

103

"прагма" - действие), которая оценивает идеи и теории исходя из того, как они работают на практике, принося пользу индивиду.

В своих "Основах психологии" (1890) Джемс писал, что внутренний опыт человека - это не "цепочка элементов", а "поток сознания". Его отличают личностная (в смысле выражения интересов личности) избирательность (способность постоянно производить выбор).

Обсуждая проблему эмоций, Джемс (одновременно с датским врачом Каргом Ланге) предложил парадоксальную, вызвавшую острые споры концепцию, согласно которой первичными являются изменения в мышечной и сосудистой системах организма, вторичными - вызванные ими эмоциональные состояния. "Мы опечалены, потому что плачем, приведены в ярость, потому что бьем другого"¹.

Хотя Джемс не создал ни целостной системы, ни школы, его взгляды на служебную роль сознания во взаимодействии организма со средой, взывающей к практическим решениям и действиям, прочно вошли в идейную ткань американской психологии. До сих пор по блестяще написанной в конце прошлого века книге Джемса учатся в американских колледжах.

Принципиально новый подход к предмету психологии сложился под воздействием работ И.П. Павлова (1859-1936) и В.М. Бехтерева (1857-1927). Экспериментальная психология возникла из исследований органов чувств. Поэтому она и считала в те времена своим предметом продукты деятельности этих органов - ощущения.

Павлов и Бехтерев обратились к высшим нервным центрам головного мозга - органам управления поведением целостного организма в окружающей среде. Вслед за Сеченовым они утверждали взамен изолированного сознания новый предмет, а именно - целостное поведение. Поскольку теперь взамен ощущения в качестве исходного понятия выступил рефлекс, это направление приобрело известность под именем рефлексологии.

И.П. Павлов обнародовал свою программу в 1903 году, назвав ее "Экспериментальная психология и психопатология на животных". В дальнейшем от слова "психология" он отказался и даже брал со своих сотрудников штраф, когда они, обсуждая опыты над собаками, применяли психологические термины. Поводом служила отягченность этих терминов родимыми пятнами субъективной психологии сознания, тогда как главным делом павловской школы было строго объективное изучение поведения.

Чтобы понять революционный смысл павловского учения о поведении, следует иметь в виду, что он называл его учением о высшей нервной деятельности. Речь шла не о замене одних слов другими, но о

104

кардинальном преобразовании всей системы категорий, в которых объяснялась эта деятельность. Если прежде под рефлексом имелась в виду жестко фиксированная, стереотипная реакция, то Павлов вводил в это понятие принцип условности. Отсюда и его главный термин - "условный рефлекс". Это означало, что организм приобретает и изменяет программу своих действий в зависимости от условий - внешних и внутренних.

Внешние раздражители становятся для него сигналами, ориентирующими в среде, реакция закрепляется только в том случае, если ее санкционирует внутренний фактор - потребность организма. Модельный опыт Павлова заключался в выработке реакции слюнной железы собаки на звук, свет и т. п.

На этой гениально простой модели, варьируя бессчетное число раз совместно со множеством учеников (школу Павлова прошло около 300 исследователей) условия образования, преобразования, сочетания рефлексов, Павлов открыл законы высшей нервной деятельности. За каждым на первый взгляд несложным опытом крылась густая сеть разработанных павловской школой понятий (о сигнале, временной связи, подкреплении, торможении, дифференцировке, управлении и др.), позволяющая причинно объяснять, предсказывать и модифицировать поведение.

Идеи, сходные с павловскими, развивал в книге "Объективная психология" (1907) В.М. Бехтерев, давший условным рефлексам другое имя: сочетательные.

Между воззрениями двух ученых имелись различия, но оба стимулировали психологов на коренную перестройку представлений о предмете психологии.

Под влиянием их идей возникает мощное направление, утвердившее в качестве этого предмета поведение, понятое как совокупность реакций организма, обусловленная его общением со стимулами среды, к которой он адаптируется. Кредо направления запечатлел термин "поведение" (англ. "бихевиор"), а само оно было названо бихевиоризмом. Его "отцом" принято считать Дж. Уотсона, в статье которого "Психология, каковой ее видит бихевиорист" (1913) излагался манифест новой школы. В нем требовалось "выбросить за борт" как пережиток алхимии и астрологии все понятия субъективной психологии сознания и перевести их на язык объективно наблюдаемых реакций живых существ на раздражители. Ни Павлов, ни Бехтерев, на концепции которых опирался Уотсон, не придерживались столь радикальной точки зрения. Они надеялись, что объективное изучение поведения в конце концов, как говорил Павлов, прольет свет на "муки сознания".

Бихевиоризм стали называть "психологией без психики". Этот оборот предполагал, что психика идентична сознанию. Между тем, требуя устранить сознание, бихевиористы вовсе не превращали организм в лишенное психических качеств устройство. Они изменили

105

представление об этих качествах. Реальный вклад нового направления заключался в резком расширении изучаемой психологией области. Она отныне включала доступный внешнему объективному наблюдению, независимый от сознания стимул - реактивные отношения.

Изменились схемы психологических экспериментов. Они ставились преимущественно на животных - белых крысах. В качестве экспериментальных устройств, взамен прежних физиологических аппаратов, были изобретены различные типы лабиринтов и "проблемных ящиков". Запускаемые в них животные научились находить из них выход.

Тема научения, приобретения навыков путем проб и ошибок стала центральной для этой школы, собравшей огромный экспериментальный материал о факторах, определяющих модификацию поведения. Материал подвергался дотошной статистической обработке. Ведь реакции животных носили не жестко предопределенный, а статистический характер. Изменялось воззрение на законы, правящие поведением живых существ, в том числе человека, который предстал в этих опытах как "большая белая крыса", ищущая свой путь в "лабиринте жизни", где вероятность успеха не предопределена и царит его величество - случай.

Исключив сознание, бихевиоризм неизбежно оказался односторонним направлением. Вместе с тем он ввел в научный аппарат психологии категорию действия в качестве не только внутренней духовной (как в прежние времена), но и внешней, телесной реальности. Бихевиоризм изменил общий строй психологического познания. Его предмет охватывал отныне построение и изменение реальных телесных действий в ответ на широкий спект внешних вызовов.

Сторонники этого направления рассчитывали, что, опираясь на данные экспериментов, удастся объяснить любые естественные формы поведения людей, такие, например, как строительство небоскреба или игру в теннис. Основа же всего - законы научения.

Наряду с бихевиоризмом и в те же самые времена до основания подорвал психологию сознания психоанализ. Он обнажил за покровом сознания мощные пласты неосознаваемых субъектом психических сил, процессов и механизмов. Мнение о том, что область психического простирается за пределами тех испытываемых субъектом явлений, о которых он способен дать отчет, высказывалось и до того, как психология приобрела статус опытной науки.

В предмет науки область бессознательного превратил психоанализ. Так назвал свое учение австрийский врач Зигмунд Фрейд (1856-1939). Как и многие другие классики современной психологии, он долгие годы занимался изучением центральной нервной системы, приобретя солидную репутацию специалиста в этой области.

Став врачом, занявшись лечением больных психическими

106

расстройствами, он на первых порах пытался объяснить их симптомы динамикой нервных процессов (используя, в частности, сеченовское понятие о торможении). Однако, чем больше он углублялся в эту область, тем острее испытывал неудовлетворенность. Ни в нейрофизиологии, ни в царившей тогда психологии сознания он не видел средств, позволяющих объяснить причины патологических изменений в психике своих пациентов. А не зная причин, приходилось действовать вслепую, ибо только их устранив, можно было надеяться на терапевтический эффект.

В поисках выхода он обратился от анализа сознания к анализу скрытых, глубинных слоев психической активности личности. До Фрейда они не были предметом психологии, после него стали его неотъемлемой частью.

Первый импульс к их изучению придало применение гипноза. Внушив загипнотизированному человеку какое-либо действие с тем, чтобы он его выполнил после пробуждения, можно наблюдать, как он, хотя и совершает его будучи в полном сознании, но истинной причины не знает и начинает придумывать для него мотивы, чтобы оправдать свой поступок. Истинные причины от сознания скрыты, но именно они правят поведением. Анализом этих сил и занялись Фрейд и его последователи. Они создали одно из самых мощных и влиятельных направлений в современной науке о человеке. Используя различные методики истолкования психических проявлений (свободный ассоциативный поток мыслей у пациентов, образы их сновидений, ошибки памяти, оговорки, перенос пациентом своих чувств на врача и др.), они разработали сложную и разветвленную сеть понятий, оперируя которой уловили глубинные "вулканические" процессы, скрытые за осознанными явлениями в "зеркале" самонаблюдения.

Главной среди этих процессов была признана имеющая сексуальную природу энергия влечения. Ее назвали словом "либидо". Со времен детства в условиях семейной жизни она определяет мотивационный ресурс личности. Испытывая различные трансформации, она подавляется, вытесняется и тем не менее прорывается сквозь "цензуру" сознания по обходным путям, разряжаясь в различных симптомах, в том числе патологических (расстройства движений, восприятия, памяти и т. д.).

Этот взгляд привел к пересмотру прежней трактовки сознания. Его активная роль в поведении не отвергалась, но представлялась существенно другой, чем в традиционной психологии. Его отношение к бессознательной психике мыслилось неизбывно конфликтным. В то же время только благодаря осознанию причин подавленных влечений и потаенных комплексов удается (с помощью техники психоанализа) избавиться от душевной травмы, которую они нанесли личности.

Открыв объективную психодинамику и психоэнергетику мотивов поведения личности, скрытую "за кулисами" ее сознания, Фрейд преобразовал прежнее понимание предмета психологии. Проделанная им и множеством его последователей психотерапевтическая работа обнажила

107

важнейшую роль мотивационных факторов как объективных регуляторов поведения, стало быть, независимых от того, что нашептывает "голос самосознания".

Фрейда окружало множество учеников. Наиболее самобытными из них, создавшими собственные направления, были Карл Юнг (1875-1961) и Альфред Адлер (1870-1937).

Первый назвал свою психологию аналитической, второй - индивидуальной. У истоков психоанализа их имена были так тесно связаны, что, когда Юнг на просьбу хранителя Британского музея назвать свою фамилию сказал "Юнг", тот переспросил: "Фрейд-Юнг-Адлер?" и услышал в ответ извинение: "Нет, только Юнг".

Первым нововведением Юнга было понятие о "коллективном бессознательном". Если в бессознательную психику индивида могут, по Фрейду, войти явления, вытесненные из сознания, то Юнг считал ее насыщенной формами, которые никогда не могут быть индивидуально приобретенными, но являются даром далеких предков. Анализ позволяет определить структуру этого дара, образуемого несколькими архетипами.

Будучи скрытыми от сознания организаторами личного опыта, архетипы обнаруживаются в сновидениях, фантазиях, галлюцинациях, а также творениях культуры. Большую популярность приобрело разделение Юнгом человеческих типов на экстравертивный (обращенный вовне, увлеченный социальной активностью) и интровертивный (обращенный внутрь, сосредоточенный на собственных влечениях, которым Юнг вслед за Фрейдом дал имя "либидо", однако считал неправомерным отождествлять с сексуальным инстинктом).

Адлер, модифицируя исходную доктрину психоанализа, выделил как фактор развития личности чувство неполноценности, порождаемое, в частности, телесными дефектами. Как реакция на это чувство возникает стремление к его компенсации и сверхкомпенсации с тем, чтобы добиться превосходства над другими. В "комплексе неполноценности" скрыт источник неврозов.

Психоаналитическое движение широко распространилось в различных странах. Возникали новые варианты объяснения и лечения неврозов динамикой неосознаваемых влечений, комплексов, психических травм. Менялись и представления самого Фрейда на структуру и динамику личности. Ее организация выступила в виде модели, компонентами которой являются: Оно (слепые иррациональные влечения), Я (эго) и Сверх-Я (уровень моральных норм и запретов, возникающих в силу того, что в первые же годы жизни ребенок идентифицирует себя с родителями).

От напряжения, под которым оказывается Я из-за давления на него, с одной стороны, слепых влечений, с другой - моральных запретов, человека спасают защитные механизмы: вытеснения

108

(устранения мыслей и чувств в область бессознательного), сублимации (переключения сексуальной энергии на творчество) и т. п.

Психоанализ строился на постулате, согласно которому человек и его социальный мир находятся в состоянии тайной, извечной вражды. Иное понимание отношений между индивидом и общественной средой утвердилось во французской психологии. Личность, ее действия и функции объяснялись созидающим их социальным контекстом, взаимодействием людей. В этом тигле выплавляется внутренний мир субъекта со всеми его уникальными признаками, которые прежняя психология сознания принимала за изначально данное.

Наиболее последовательно эту линию мысли, популярную среди французских исследователей, развивал П. Жане (1859-1947). Его первые работы в качестве психиатра касались болезней личности, возникающих, когда из-за падения "психического напряжения" (Жане предложил называть этот феномен "психостенией") происходит диссоциация идей и тенденций, разрыв связей между ними.

Ткань психической жизни расщепляется. В одном организме начинают жить несколько личностей. В дальнейшем Жане принимает за ключевой объяснительный принцип человеческого поведения общение как сотрудничество. В его глубинах рождаются различные психические функции: воля, память, мышление и др.

В целостном процессе сотрудничества происходит разделение актов: один индивид выполняет первую часть действия, второй - другую его часть. Один командует, другой подчиняется. Затем субъект совершает по отношению к самому себе действие, к которому прежде принуждал другого. Он научается сотрудничать с собой, подчиняться собственным командам, выступая как автор действия, как лицо, обладающее собственной волей.

Многие концепции принимали волю за особую силу, коренящуюся в сознании субъекта. Теперь же доказывалась ее вторичность, ее производность от объективного процесса, в котором непременно представлен другой человек. Это же относится к памяти, которая первоначально предназначена для передачи поручений другим людям, тем, кто отсутствует.

Что касается умственных операций, то и они изначально являются реальными телесными действиями (в частности, речевыми), которыми люди обмениваются, совместно решая свои жизненные задачи.

Главным же механизмом возникновения внутрипсихических процессов служит интериоризация. Социальные действия из внешних, объективно наблюдаемых становятся внутренними, незримыми для других. Именно в силу этого возникает иллюзия их бестелесности и порождаемости "чистым" Я, а не сетями межличностных связей.

Эта ветвь психологических исследований внесла свою лепту в изменение исходной трактовки предмета психологии. Сохраняя сознание

109

в качестве его ядра, она принимала за его единицы не сенсорные (ощущения, образы), интеллектуальные (идеи, мысли) или эмоционально-волевые элементы, а социальные действия (сначала - внешние, а затем - внутренние). Прежние концепции, для которых исходным пунктом служил индивид как носитель психических актов и содержаний, искали пути его социализации, т. е. приобщения к нормам и правилам жизни среди других. Вектор психологического изучения человека - по Жане - должен быть противоположным. Объяснению подлежит не социализация, а индивидуализация, т. е. причинный анализ того, как из социальных актов и отношений, в гуще которых изначально существует индивид, строится внутренний, личностный план его поведения. В предмете психологии в качестве его непременного "измерения" прорисовывалась изначальная социальность.

При всех преобразованиях, которые испытывала психология, понятие о сознании сохраняло в основном прежние признаки.

Изменялись взгляды на его отношение к поведению, неосознаваемым психическим явлениям, социальным влияниям. Но новые представления о том, как само это сознание организовано, впервые сложилось с появлением на научной сцене школы, кредо которой выразило понятие о гештальте (динамической форме, структуре). В противовес трактовке сознания как "сооружения из кирпичей (ощущений) и цемента (ассоциаций)" утверждался приоритет целостной структуры, от общей организации которой зависят ее отдельные компоненты.

Сама по себе мысль о том, что целое не сводится к образующим его частям, являлась очень древней. С ней можно было столкнуться также в работах некоторых психологов-эксперименталистов. Указывалось, в частности, что одна и та же мелодия, которую играют в различном ключе, воспринимается как та же самая, вопреки тому, что ощущения в этом случае совершенно различны. Стало быть, ее звуковой образ представляет собой особую целостность. Важные факты, касающиеся целостности восприятия, его несводимости к ощущениям, стекались из различных лабораторий.

Датский психолог Э. Рубин изучил интересный феномен "фигуры и фона". Фигура объекта воспринимается как замкнутое целое, а фон простирается позади. При так называемых "двойственных изображениях" в одном и том же рисунке различаются либо ваза, либо два профиля. Эти и множество аналогичных фактов говорили о целостности восприятия.

Идея о том, что здесь действует общая закономерность, требующая нового стиля психологического мышления, объединила группу молодых ученых. В нее входили М. Вертгеймер (1880-1943), В. Келер (J887-1967) и К. Коффка (1886-1941), ставшие лидерами направления, названного гештальт-психологией. Оно подвергло

110

критике не только старую интроспективную психологию, занятую поиском исходных элементов сознания, но и молодой бихевиоризм. Критика последнего представляет особый интерес.

В опытах над животными гештальтисты показали, что, игнорируя психические образы - гештальты, нельзя объяснить их двигательное поведение. Об этом говорил, например, феномен "транспозиции". У кур вырабатывалась дифференцировка двух оттенков серого цвета. Вначале они учились клевать зерна, разбросанные на сером квадрате, отличая его от находившегося рядом черного. В контрольном опыте тот квадрат, который первоначально служил положительным раздражителем, оказывался рядом с квадратом еще более светлым. Куры выбирали именно этот последний, а не тот, на котором они привыкли клевать. Следовательно, они реагировали не на стимул, а на соотношение стимулов (на "более светлое").

Критике гештальтистов подвергалась и бихевиористская формула "проб и ошибок". В противовес ей в опытах над человекообразными обезьянами выявилось, что они способны найти выход из проблемной ситуации не путем случайных проб, а мгновенно уловив отношения между вещами. Такое восприятие отношений было названо "инсайтом" (усмотрением, озарением). Оно возникает благодаря построению нового гештальта, который не является результатом научения и не может быть выведен из прежнего опыта.

В частности широкий интерес вызвала ставшая классической работа В. Келера "Исследование интеллекта у антропоидов". Один из его подопытных шимпанзе (Келер назвал его "Аристотелем среди обезьян") справлялся с задачей доставания приманки (банана) путем мгновенного схватывания отношений между разбросанными предметами (ящиками, палками), оперируя которыми он достигал цели. У него наблюдалось нечто подобное "озарению", названному одним психологом "ага-переживанием" (аналогичным архимедовым возгласом "эврика!" - "нашел!").

Изучая мышление человека, гештальт-психологи доказывали, что умственные операции при решении творческих задач подчинены особым принципам организации гештальта ("группировка", "центрирование" и др.), а не правилам формальной логики.

Итак, сознание было представлено в гештальт-теории как целостность, созидаемая динамикой познавательных (когнитивных) структур, которые преобразуются по психологическим законам.

Теорию, близкую к гештальтизму, но применительно к мотивам поведения, а не психическим образам (чувственным и умственным) развивал К. Левин (1890-1947). Он назвал ее "теорией поля".

Понятие о "поле" было заимствовано им, как и другими гештальтистами, из физики и использовалось в качестве аналога гештальта. Личность изображалась как "система напряжений". Она перемещается в среде (жизненном пространстве), одни районы которой ее притягивают,

111

другие - отталкивают. Следуя этой модели, Левин совместно с учениками провел множество экспериментов по изучению динамики мотивов. Один из них выполнила приехавшая с мужем из России Б.В. Зейгарник. Испытуемым предлагался ряд заданий. Одни задания они завершали, тогда как выполнение других под различными предлогами прерывалось. Затем испытуемых просили вспомнить, что они делали во время опытов. Оказалось, что память на прерванное действие значительно лучше, чем на завершенное. Этот феномен, получивший имя "эффекта Зейгарник", говорил, что энергия мотива, созданная заданием, не исчерпав себя (из-за того, что оно было прервано), сохранилась и перешла в память о нем.

Другим направлением стало изучение уровня притязаний. Это понятие обозначало степень трудности цели, к которой стремится субъект. Ему предъявлялась шкала заданий различной степени трудности. После того как он выбрал и выполнил (или не выполнил) одно из них, у него спрашивали: задачу какой степени трудности он выберет следующей. Этот выбор после предшествующего успеха (или неуспеха) фиксировал уровень притязаний. За выбранным уровнем скрывалось множество жизненных проблем, с которыми повседневно сталкивается личность - переживаемые ею успех или неуспех, надежды, ожидания, конфликты, притязания и др.

За несколько десятилетий первые ростки новой дисциплины, выступившей под древним именем психологии, преобразовались в огромную область научных знаний. По богатству теоретических идей и эмпирических методов она вышла на достойное место среди других высокоразвитых наук.

Как далеко отстояли начальные попытки найти в качестве уникального предмета психологии элементы сознания от широко развернувшейся многокрасочной панорамы душевной жизни и поведения живых существ, созданной энергией многих школ и направлений! Распад на школы, каждая из которых претендовала на то, чтобы явиться миру в качестве единственно настоящей психологии; стал поводом для оценки столь необычной для науки ситуации как кризисной.

Реальный же исторический смысл этого распада заключался в том, что средоточием исследовательской программы каждой из школ стала разработка одного из блоков категориального аппарата психологии. Каждая наука оперирует своими категориями, т. е. наиболее фундаментальными обобщениями мысли, невыводимыми из других. Понятие о категориях возникло в недрах философии (здесь, как и во множестве других открытий, пионером был Аристотель, выделивший такие категории, как сущность, количество, качество, время и др.). Категории образуют внутренне связанную систему. Она выполняет в познавательном процессе рабочую функцию, поэтому может быть названа аппаратом мышления, посредством которого отражается

112

различная глубина исследуемой реальности, каждый объект которой воспринимается в его количественных, качественных, временных и тому подобных характеристиках.

Наряду с названными глобальными, философскими категориями (и в нераздельности с ними) конкретная наука оперирует собственными категориями. В них дан не мир в целом, а предметная область, "выкроенная" из этого мира в целях детального изучения ее особой, уникальной природы. Одной из таких областей является психика, или, говоря языком русского ученого Н.Н. Ланге, - психосфера. Конечно, она также постигается научной мыслью в категориях количества, качества, времени и т. д. Но, чтобы познать природу психики, законы, которым она подчинена, овладеть ею на практике, нужен специальный категориальный аппарат, дающий видение психической реальности как отличной от физической, биологической, социальной.

Психология осваивала сферу своих явлений с помощью основных категориальных "блоков": психического образа, психического действия, мотива, психосоциального отношения, личности. Любая мысль, вступая в общение с психической реальностью, схватывает ее не иначе, как в этих категориях. Разобщенность же школ произошла в силу того, что в рассматриваемый период каждая из них прицельно сосредоточилась на одном из блоков. Категория образа стала одной из первых в теоретических схемах экспериментальной психологии, поскольку она опиралась на физиологию органов чувств, продуктом деятельности которых служат элементарные психические образы - ощущения.

Преодолевая "атомистический" структурный анализ вундтовской школы гештальт-психология экспериментально доказала, во-первых, целостность и предметность образа, во-вторых, зависимость от него поведения организма. В отличие от версии об элементах сознания функциональная психология сосредоточилась на его функциях, актах. Однако логика науки требовала перейти от внутрипсихического действия к объективному, соединяющему организм с его средой.

Рефлексология и бихевиоризм внесли непреходящий вклад в разработку категории действия. Психоанализ поставил в центр своих построений категорию мотива, по отношению к которому вторичны и образ, и действие, а затем, опираясь на нее, предложил динамическую модель организации личности. Наконец, французские психологи сосредоточились на сотрудничестве между людьми, на процессах общения, выявив тем самым включенность в систему категорий психосоциального отношения как инварианта аппарата психологического познания.

Инвариант выражает наиболее устойчивое и постоянное в системе. Категории психологии инвариантны по отношению к системе психологических знаний. Каждая школа сосредоточилась на одном из инвариантов, но проделанная ею работа обогащала систему в целом. Поскольку, однако, прицельная разработка одного из инвариантов, неотвратимо придавала теоретическому облику школы односторонность,

113

дальнейшее развитие психологической мысли шло в направлении поиска интегральных схем. Они открывали перспективу синтеза идей, порожденных "монокатегориальными" школами.

Анализ путей развития основных психологических школ выявляет общую для них тенденцию. Они изменялись в направлении обогащения своей категориальной основы теоретическими ориентациями других школ.

Формула бихевиоризма была четкой и однозначной: "стимул - реакция". Вопрос о тех процессах, которые происходят в организме и его психическом устройстве между стимулом и реакцией снимался с повестки дня. Такая позиция следовала из философии позитивизма: убеждения в том, что научный факт отличается своей непосредственной наблюдаемостью. Как внешний стимул, так и реакция (ответное движение) открыты для наблюдения каждому, независимо от его теоретической позиции. Поэтому связка "стимул-реакция" служит, согласно радикальному бихевиоризму, незыблемой опорой психологии как точной науки.

Между тем в кругу бихевиористов появились выдающиеся психологи, поставившие этот постулат под сомнение. Первым из них был американец Эдвард Толмен (1886-1959), согласно которому формула поведения должна состоять не из двух, а из трех членов, и поэтому выглядеть следующим образом: стимул (независимая переменная) - промежуточные переменные - зависимая переменная (реакция).

Среднее звено (промежуточные переменные) - не что иное, как недоступные прямому наблюдению психические моменты: ожидания, установки, знания.

Следуя бихевиористской традиции, Толмен ставил опыты над крысами, ищущими выход из лабиринта. Главный же вывод из этих опытов свелся к тому, что, опираясь на строго контролируемое экспериментатором и объективно им наблюдаемое поведение животных, можно достоверно установить, что этим поведением управляют не те стимулы, которые действуют на них в данный момент, а особые внутренние регуляторы. Поведение предваряют своего рода ожидания, гипотезы, познавательные (когнитивные) "карты". Эти карты животное само строит. Они и ориентируют его в лабиринте. По ним оно, будучи запущено в лабиринт, узнает, "что ведет к чему". Положение о том, что психические образы служат регулятором действия, было обосновано гештальт-теорией. Учтя ее уроки, Толмен разработал собственную теорию, названную когнитивным бихевиоризмом.

Другой вариант необихевиоризма принадлежал Кларку Халлу (1884-1952) и его школе. Он ввел в формулу "стимул - реакция"

114

другое среднее звено, а именно потребность организма (пищевую, сексуальную, потребность во сне и др.). Она придает поведению энергию, создает незримый потенциал реакции. Этот потенциал разряжается при подкреплении (понятие, которое Халл заимствовал у И.П. Павлова), и тогда реакция закрепляется, и организм чему-то научается.

В защиту ортодоксального бихевиоризма, отвергая любые внутренние факторы, выступил Бурхус Скиннер (1904-1990). Условный рефлекс он назвал оперантной реакцией.

По Павлову, новая реакция вырабатывалась в ответ на условный сигнал при его подкреплении (например, когда перед кормлением раздавался стук метронома и т. п.). По Скиннеру, организм сначала производит движение, затем получает (или не получает) подкрепление.

Скиннер сконструировал экспериментальный ящик, в котором белая крыса (или голубь) могла нажимать на рычажок (или кнопку). Перед ними была кормушка и набор раздражителей. Из этих простых элементов Скиннер составлял множество различных "планов подкрепления" (например, перед крысой находятся два рычага, и она оказывается в ситуации выбора: или крыса получает пищу только тогда, когда вслед за нажатием на рычаг загорается лампочка, или пища выдается только при нажиме с определенной силой, частотой и т.д.).

Техника выработки "оперантных реакций" была применена последователями Скиннера при обучении детей, их воспитании, при лечении невротиков.

Во время второй мировой войны Скиннер работал над проектом использования голубей для управления стрельбой по самолетам. Посетив однажды урок арифметики в колледже, где занималась его дочь, Скиннер ужаснулся, сколь мало используются данные психологии. В целях улучшения преподавания он изобрел серию обучающих машин и разработал концепцию программированного обучения. Он надеялся, основываясь на теории оперантных реакций, создать программу "изготовления" людей для нового общества.

Работы Скиннера, как и других бихевиористов, обогатили знание об общих правилах выработки навыков, о роли подкрепления (которое служит непременным мотивом этих навыков), динамике перехода от одних форм поведения к другим и т. п. Но вопросами, касающимися научения у животных, интересы бихевиористов не ограничивались.

Открыть общие, выверенные точной объективной наукой законы построения любого поведения, в том числе у человека - такова была сверхзадача всего бихевиористского движения. "Человек или робот?" - такой вопрос задавали бихевиористам их противники. Они справедливо указывали, что, устраняя внутреннюю психическую жизнь человека из сферы точного причинного анализа, бихевиоризм трактует личность как машинообразно работающее устройство.

115

Строгость объективного анализа реакций организма достигалась дорогой ценой. Устранялось сознание как внутренний регулятор поведения.

Надеясь придать психологии точность обобщений, не уступающую физике, бихевиористы полагали, что, опираясь на формулу "стимул - реакция", удастся вывести новую породу людей. Утопичность этого плана обнаруживается в концепциях типа скиннеровской. Ибо даже применительно к животным, Скиннер, как заметили его друзья, имел дело с "пустым организмом", от которого ничего не оставалось, кроме оперантных реакций. Ведь ни для деятельности нервной системы, ни для психических функций в скиннеровской модели места не было. Снималась с повестки дня и проблема развития. Она подменялась описанием того, как из одних навыков возникают другие. Огромные пласты высших проявлений жизни, открытых и изученных многими школами, выпадали из предметной области психологии.

Создателем наиболее глубокой и влиятельной теории развития интеллекта стал швейцарец Жан Пиаже (1896-1980). Он преобразовал основные понятия других школ: бихевиоризма (взамен понятия о реакции он выдвинул понятие об операции), гештальтизма (гештальт уступил место понятию о структуре) и Жане (переняв у него принцип интериоризации, восходящей, как мы уже знаем, к Сеченову).

Свои новые теоретические представления Пиаже строил на прочном эмпирическом фундаменте - на материале развития мышления и речи у ребенка. В работах начала 20-х годов "Речь и мышление ребенка", "Суждение и умозаключение у ребенка" и других Пиаже, используя метод беседы (спрашивая, например: Отчего движутся облака, вода, ветер? Откуда происходят сны? Почему плавает лодка? и т. п.), сделал вывод о том, что если взрослый размышляет социально (т. е. мысленно обращаясь к другим людям), даже когда он остается с собой наедине, то ребенок же размышляет эгоцентрично, даже когда находится в обществе других. (Он говорит вслух, ни к кому не обращаясь. Эта его речь была названа эгоцентрической.)

Принцип эгоцентризма (от лат. "эго" - Я и "центрум" - центр круга) царит над мыслью дошкольника. Он сосредоточен на своей позиции (интересах, влечениях) и не способен стать на позицию другого ("дсцентрироваться"), критически взглянуть на свои суждения со стороны. Этими суждениями правит "логика мечты", уносящая от реальности.

Эти выводы Пиаже, в которых ребенок выглядел игнорирующим реальность мечтателем, подверг критике Выготский, давший свое толкование эгоцентрической (необращенной к слушателю) речи ребенка (см. ниже). В то же время он чрезвычайно высоко оценил труды Пиаже, так как в них говорилось не о том, чего ребенку не хватает сравнительно со взрослым (меньше знает, неглубоко мыслит и т. п.),

116

а о том, что же у ребенка есть, какова его внутренняя психическая организация.

Пиаже выделил ряд стадий в эволюции детской мысли (например, своеобразная магия, когда ребенок надеется с помощью слова или жеста изменить внешний предмет, или же своеобразный анимизм, когда предмет наделяется волей или жизнью: "солнце движется, потому что оно живое").

Будучи неспособным мыслить в абстрактных понятиях, соотносить их и т. п., он опирается в своих объяснениях на конкретные случаи. В дальнейшем Пиаже выделил 4 стадии. Первоначально детская мысль содержится в предметных действиях (до 2 лет), затем они интериоризируются (переходят из внешних во внутренние), становятся предоперациями (действиями) ума (от 2 до 7 лет), на третьей стадии (от 7 до 11 лет) возникают конкретные операции, на четвертой (от 11 до 15 лет) - формальные операции, когда мысль ребенка способна строить логически обоснованные гипотезы, из которых делаются дедуктивные (например, от общего к частному) умозаключения.

Операции не совершаются изолированно. Будучи взаимосвязанными, они создают устойчивые и в то же время подвижные структуры. Стабильность структуры возможна только благодаря активности организма, его напряженной борьбе с разрушающими ее силами.

Развитие системы психических действий от одной стадии к другой - такой представил Пиаже картину сознания. Вначале Пиаже испытал влияние Фрейда, полагая, что человеческое дитя, появляясь на свет, движимо одним мотивом - стремлением к удовольствию, не желая ничего знать о реальности, с которой вынуждено считаться только из-за требований окружающих. Но затем Пиаже признал исходным моментом в развитии детской психики реальные внешние действия ребенка (сенсомоторный интеллект, т. е. элементы мысли, данные в движениях, которые регулируются чувственными впечатлениями).

Это направление, усвоив основные схемы и ориентации ортодоксального психоанализа, пересмотрело базовую для него категорию мотивации. Решающая роль была придана влияниям социокультурной среды и ее ценностям.

Уже Адлер стремился объяснить бессознательные комплексы личности социальными факторами (см. выше). Намеченный им подход был развит группой исследователей, которых принято объединять под именем неофрейдистов. То, что Фрейд относил за счет биологии организма, заложенных в нем влечений, эта группа объясняла врастанием индивида в исторически сложившуюся культуру. Такие выводы были сделаны на большом антропологическом материале, почерпнутом при изучении нравов и обычаев племен, далеких от западной цивилизации.

Лидером неофрейдизма принято считать Карен Хорни (1885-1953). Испытав влияние марксизма, она доказывала в теории, на

117

которую опиралась в своей психоаналитической практике, что все конфликты, возникающие в детстве, порождаются отношениями ребенка с родителями. Именно из-за характера этих отношений у него возникает базальное чувство тревоги, отражающее беспомощность ребенка в потенциально враждебном мире. Невроз не что иное, как реакция на тревожность. Описанные Фрейдом извращения и агрессивные тенденции являются не причиной невроза, а его результатом. Невротическая мотивация приобретает три направления: движение к людям как потребность в любви, движение от людей как потребность в независимости и движение против людей как потребность во власти (порождающая ненависть, протест и агрессию).

Объясняя неврозы, их генезис и механизмы развития конкретным социальным контекстом, неофрейдисты подвергали критике капиталистическое общество как источник отчуждения личности (в смысле, приданном этому термину Марксом), утраты ей своей идентичности, забвения своего Я и т. п.

Ориентация на социокультурные факторы взамен биологических определила облик неофрейдизма. При чем существенную роль в зарождении данного направления сыграло обращение его лидеров к марксистской философии человека. Под знаком этой философии складывались теоретические основы российской психологии в советский период.

Попытки выйти из тупика, созданного конфронтацией между психологией сознания, опиравшейся на субъективный метод, и успешно развивавшимся с опорой на объективный метод бихевиоризмом, предпринял в России К.Н. Корнилов (1879-1957). Он выступил, когда в этой стране утвердился в качестве господствующей идеологии марксизм с его философским кредо - диалектическим материализмом. Используя идею диалектического единства Корнилов надеялся преодолеть как агрессивную односторонность рефлексологии Бехтерева и Павлова (она претендовала на единственно приемлемое для материалиста объяснение поведения), так и субъективизм интроспективного направления (лидером которого в России был Г.И. Челпанов, создавший в Москве на средства известного мецената С.И. Щукина Психологический институт по типу вундтовского).

Основным элементом психики Корнилов предложил считать реакцию. В ней объективное и субъективное нераздельны. Реакция наблюдается и измеряется объективно, но за этим внешним движением скрыта деятельность сознания. Став директором бывшего челпановского института, Корнилов предложил сотрудникам изучать психические процессы в качестве реакций (восприятия, памяти, воли и т. д.). Он даже переименовал названия соответствующих лабораторий. Фактически же реальная экспериментальная работа свелась к изучению скорости и силы мышечных реакций. Таковой на деле оказалась предложенная Корниловым "марксистская реформа психологии".

118

С Корниловым разошлось большинство психологов. Одни покинули институт, не приняв программу превращения психологии в "марксистскую науку". Другие, считая марксистскую методологию перспективной в плане поисков выхода психологии из кризиса, пошли иным путем.

Автором новаторской концепции, оказавшей влияние на развитие мировой психологической мысли, был Л.С. Выготский (1896-1934). Не ограничившись общими формулами марксистской философии, он предпринял попытку почерпнуть в ней положения, которые позволили бы психологии выйти на новые рубежи в ее собственном проблемном поле.

Марксизм утверждал, что человек - природное существо, но природа его социальна, и поэтому рассматривал телесные, земные основы человеческого бытия как продукт общественно-исторического развития. Разрыв между природным и культурным привел в учениях о человеке к концепции двух психологии, каждая из которых имеет свой предмет и оперирует собственными методами.

Для естественнонаучной психологии сознание и его функции причастны тому же порядку вещей, что и телесные действия организма. Поэтому они открыты для строго объективного исследования и столь же строго причинного (детерминистского) объяснения.

Для другой психологии предметом является духовная жизнь человека в виде особых переживаний, которые возникают у него благодаря приобщенности к ценностям культуры, а методом - понимание, истолкование этих переживаний.

Все помыслы Выготского были сосредоточены на том, чтобы покончить с версией о "двух психологиях", которая расщепляла человека. На первых порах опорным для него служило понятие о реакции. Однако он понимал ее не так, как Корнилов, поскольку считал главной для человека особую реакцию - речевую. Она, конечно, является телесным действием, но в отличие от других телесных действий придает сознанию личности несколько новых измерений. Во-первых, она предполагает процесс общения, а это значит, что она изначально социальна. Во-вторых, у нее всегда имеется психический аспект, который принято называть значением или смыслом слова. В-третьих, слово имеет независимое от субъекта бытие как элемент культуры. За каждым словом бьется океан истории народа. Так, в едином понятии речевой реакции сомкнулись телесное, социальное (коммуникативное), смысловое и историко-культурное.

В системе этих четырех координат (организм, общение, смысл, культура) Выготский стремился объяснить любой феномен психической жизни человека. Интегратизм, отличавший стиль его мышления, определил своеобразие его пути, когда, оставив понятие о речевой реакции, он перешел к изучению психических функций.

Принципиальное нововведение, сразу же отграничившее его

119

теоретический поиск от традиционной функциональной психологии, заключалось в том, что в структуру функции (внимания, памяти, мышления и др.) вводились особые регуляторы, а именно - знаки, которые создаются культурой.

Знак (слово) - "психологическое орудие", посредством которого строится сознание. Это понятие было своего рода метафорой. Оно привносило в психологию восходящее к Марксу объяснение специфики человеческого общения с миром. Специфика заключается в том, что общение опосредовано орудиями труда. Они изменяют внешнюю природу и в силу этого - самого человека. Речевой знак, согласно Выготскому, это также своего рода орудие. Но особое орудие. Оно направлено не на внешний мир, а на внутренний мир человека. Оно преобразует его. Ведь прежде чем человек начинает оперировать словами, у него уже имеется доречевое психическое содержание. Этому "материалу", полученному от более ранних уровней психического развития (элементарных функций), психологическое орудие придает качественно новое строение. И тогда возникают высшие психические функции, а с ними вступают в действие законы культурного развития сознания, качественно иного, чем "натуральное", природное развитие психики (какое наблюдается, например, у животных).

Понятие о функции, выработанное функциональным направлением, радикально изменялось. Ведь это направление, усвоив биологический стиль мышления, представляло функцию сознания по типу функций организма. Выготский сделал решающий шаг из мира биологии в мир культуры. Следуя этой стратегии, он приступил к экспериментальной работе по изучению изменений, которые производит знак в традиционных психологических объектах: внимании, памяти, мышлении. Опыты, которые проводились на детях как нормальных, так и аномальных, побудили под новым углом зрения интерпретировать проблему развития психики.

Новшества Выготского не ограничились идеей о том, что высшая функция организуется посредством психологического орудия. Не без влияния гештальтизма он вводит понятие о психологической системе. Ее компонентами являются взаимосвязанные функции. Развивается не отдельно взятая функция (память или мышление), но целостная система функций. При этом в различные возрастные периоды соотношение функций меняется. (Например, у дошкольника ведущей функцией среди других является память, а у школьника - мышление.)

Развитие высших функций совершается в общении. Учтя уроки Жане, Выготский трактует процесс развития сознания как интерио-ризацию. Всякая функция возникает сначала между людьми, а затем становится "частной собственностью" ребенка. В связи с этим Выготский вступил в дискуссию с Пиаже по поводу так называемой эгоцентрической речи. Выготский экспериментально показал, что эта речь, вопреки Пиаже, не сводится к оторванным от реальности влечениям и фантазиям ребенка. Она исполняет роль не аккомпаниатора, а организатора реального практического действия. Размышляя с самим

120

собой, ребенок планирует его. Эти "мысли вслух" в дальнейшем интериоризируются и преобразуются во внутреннюю речь, сопряженную с мышлением в понятиях.

"Мышление и речь" (1934) - так называлась главная, обобщающая книга Выготского. В ней он, опираясь на обширный экспериментальный материал, проследил развитие понятий у детей. Теперь на передний план выступило значение слова. История языка свидетельствует, как изменяется значение слова от эпохи к эпохе. Выготским же было открыто развитие значений слов в онтогенезе, изменение их структуры при переходе от одной стадии умственного развития ребенка к другой. Когда взрослые общаются с детьми, они могут не подозревать, что слова, ими употребляемые, имеют для них совершенно другое значение, чем для ребенка, поскольку детская мысль находится на другой стадии развития и потому строит содержание слов по особым психологическим законам.

Важность открытия этих законов для обучения и развития маленького мыслителя очевидна. Выготским была обоснована идея, согласно которой "только то обучение является хорошим, которое забегает вперед развитию". В связи с этим он ввел понятие о "зоне ближайшего развития". Под ней имелось в виду расхождение между уровнем задач, которые ребенок может решить самостоятельно или под руководством взрослого. Обучение, создавая подобную "зону", и ведет за собой развитие.

В данном процессе внутренне сомкнуты не только мысль к слово, но и мысль и движущий ею мотив (по терминологии Выготского - аффект). Их интегралом является переживание как особая целостность, которую Выготский в конце своего рано оборвавшегося творческого пути назвал важнейшей "единицей" развития личности. Он трактовал это развитие как драму, в которой имеется несколько "актов" - возрастных эпох.

Творчество Выготского существенно расширило предметную область психологии. Она выступила в качестве системы психических функций, имеющей особую историю. Высший, присущий человеку уровень развития этой системы (отличающийся сознательностью, смысловой организацией, произвольностью) возникает в процессе вхождения личности в мир культуры.

Другой подход к разработке предметной области психологии наметили исследователи, которые, ориентируясь на марксизм, почерпнули в нем идею формирования сознания и его проявлений в горниле деятельности. Понятие о деятельности многозначно. Сеченов говорил о психических деятельностях, понимая их как процессы, которые совершаются по типу рефлекторных (в особом, рассмотренном выше сеченовском понимании). Павлов ввел понятие о высшей нервной деятельности, Бехтерев - о соотносительной деятельности, Выготский говорил о психических функциях как деятельности сознания.

121

Но с обращением к марксизму, для которого прототипом любых форм взаимоотношений человека со средой является труд, трактовка деятельности приобрела новое содержание.

Пионером ее выделения в особую, ни к каким другим формам жизни не сводимую категорию выступил М.Я. Басов (1892-1931). Его исследования (как и ряда других психологов) было принято относить к особой науке - педологии. Под ней имелось в виду комплексное изучение ребенка, охватывающее все аспекты его развития, - не только психологические, но и антропологические, генетические, физиологические и др.

Басов как психолог первоначально примыкал к функциональному направлению. Сознание понималось как система взаимосвязанных психических функций. Но в его взгляде на эту систему имелся особый аспект. Ее центром он считал волю как функцию, предполагающую усилия личности по достижении осознанной цели. Это было связано с его общей установкой на научный, экспериментальный анализ активности субъекта. В особенности его интересовал конфликт между волевым импульсом и непроизвольными, независящими от сознания движениями. Данный вопрос он изучал путем объективного наблюдения за развитием поведения ребенка. Поскольку изучение было сосредоточено не на внешних движениях самих по себе (рефлексах), а на их внутреннем смысле, Басов, чтобы отграничить свой подход от подхода рефлексологов и бихевиористов, применил вместо термина "поведение" (который они использовали, чтобы обозначить предмет своих исследований) термин "деятельность".

Он подчеркивал, что понимает под ней "предмет особого значения", такую область, "которая имеет задачи, никакой другой областью неразрешаемые". Если до Басова в воззрениях на предмет психологии резко противостояли друг другу сторонники давно признанного убеждения, согласно которому этим предметом является сознание, и сторонники нового убеждения, считавшие, что им является поведение, то после Басова картина изменилась. Он как бы поднялся над этим конфликтом, чего требовала сама логика развития науки. Откликаясь на ее запросы, К.Н. Корнилов видел выход в том, чтобы соединить под эгидой понятия о реакции факт сознания (переживание субъекта) и факт поведения (его мышечное движение).

Басов же предлагал другое решение. Нужно, считал он, перейти в совершенно новую плоскость. Подняться и над тем, что осознает субъект, и над тем, что проявляется в его внешних действиях. Не механически объединить одно и другое, а включить их в качественно новую структуру. Он ее назвал деятельностью.

Из чего она состоит, из каких элементов складывается? Приверженцы структурализма считали, что психическая структура складывается из элементов сознания, гештальтизма - из динамики психических форм (гештальтов), функционализма - из взаимодействия

122

функций (восприятия, памяти, воли и т. п.), бихевиоризма - из стимулов и реакций, рефлексологии - из рефлексов.

Басов же предложил считать деятельность особой структурой, состоящей из отдельных актов и механизмов, связи между которыми регулируются задачей. Структура может быть устойчивой, стабильной (например, когда ребенок овладел каким-либо навыком). Но она может также каждый раз создаваться заново (например, когда задача, которую решает ребенок, требует от него изобретательности). В любом случае деятельность является субъектной. За всеми ее актами и механизмами стоит субъект, говоря словами Басова, "человек как деятель в среде".

Центральной для Басова, который был поглощен изучением ребенка и факторов его формирования как личности, выступала проблема развития деятельности, ее истории. Именно это составляет главное содержание книги Басова "Основы общей педологии" (1928). Но чтобы объяснить, как строится и развивается деятельность ребенка, следует, согласно Басову, взглянуть на нее с точки зрения высшей ее формы, каковой является профессионально-трудовая деятельность (в том числе и умственная).

Труд - особая форма взаимодействия его участников между собой и с природой. Он качественно отличается от поведения животных, объяснимого условными рефлексами. Его изначальным регулятором служит цель, которой подчиняются и тело, и душа субъектов трудового процесса. Эта цель осознается ими в виде искомого результата, ради которого они объединяются и тратят свою энергию. Иными словами, психический образ того, к чему стремятся люди, а не внешние стимулы, влияющие на них в данный момент, загодя "как закон" (говоря словами Маркса) подчиняет себе отдельные действия и переживания этих людей.

Игры детей и их обучение отличаются от реального трудового процесса. Но и они строятся на психологических началах, присущих труду: осознанная цель, которая регулирует действия, осознанная координация этих действий и т. п.

Специфика труда как особой формы взаимоотношения людей с предметным миром стала прообразом разработки марксистски ориентированной психологии в Советской России.

Дальнейшее развитие принцип деятельности получил в трудах С.Л. Рубинштейна и А.Н. Леонтьева.

Басов, руководя педологическим отделением Ленинградского педагогического института им. Герцена, пригласил Рубинштейна на кафедру психологии, где он написал свой главный труд "Основы общей психологии" (1940). Лейтмотивом труда служил принцип "единства сознания и деятельности". Как отмечалось, вопрос о системном и смысловом строении сознания был центральным для Выготского, а вопрос о структуре деятельности -

123

центральным для Басова. В то же время роль предметной деятельности в построении сознания оставалась вне поля зрения Выготского, а категория сознания - вне поля зрения Басова. Сомкнуть сознание с процессом деятельности, объяснив, каким образом оно формируется в этом процессе, - таков был подход Рубинштейна к предмету психологии. Это существенно изменяло перспективу конкретных исследований, призванных теперь исходить из того, что "все психические процессы выступают в действительности как стороны, моменты труда, игры, учения, одного из видов деятельности. Реально они существуют лишь во взаимосвязи и взаимопереходах всех сторон сознания внутри конкретной деятельности, формируясь в ней и ею определяясь".

Идея о том, что общение человека с миром не является прямым и непосредственным (как на биологическом уровне), но совершается не иначе, как посредством его реальных действий с объектами этого мира, изменяла всю систему прежних взглядов на сознание. Его зависимость от предметных действий, а не от внешних предметов самих по себе становится важнейшей проблемой психологии.

Сознание, ставя цели, проектирует активность субъекта и отражает реальность в чувственных и умственных образах. Предполагалось, что природа сознания является изначально социальной, обусловленной общественными отношениями. Поскольку же эти отношения изменяются от эпохи к эпохе, то и сознание представляет собой исторически изменчивый продукт.

Положение о том, что все, что совершается в психической сфере человека, укоренено в его деятельности, развивал также А.Н. Леонтьев (1903-1979). Сперва он следовал линии, намеченной Выготским. Но затем, высоко оценив идеи Басова о "морфологии" (строении) деятельности, он предложил свою схему ее организации и преобразования на различных уровнях: в эволюции животного мира, истории человеческого общества, а также в индивидуальном развитии человека - "Проблемы развития психики" (1959).

Леонтьев подчеркивал, что деятельность - это особая целостность. Она включает различные компоненты: мотивы, цели, действия. Их нельзя рассматривать порознь. Они образуют систему. Различие между деятельностью и действием он пояснял на следующем примере, взятом из истории деятельности людей в первобытном обществе. Участник первобытной коллективной охоты в качестве загонщика спугивает дичь, чтобы направить ее к другим охотникам, которые скрываются в засаде. Мотивом его деятельности служит потребность в пище. Удовлетворяет же он свою потребность, отгоняя добычу, из чего следует, что деятельность определяется мотивом, тогда как действие - той целью, которая им достигается (спугивание дичи) ради реализации этого мотива.

Аналогичен психологический анализ ситуации обучения ребенка. Школьник читает книгу, чтобы сдать экзамен. Мотивом его деятельности

124

может служить сдача экзамена, получение отметки, а действием - усвоение содержания книги. Возможна, однако, ситуация, когда содержание само станет мотивом и увлечет учащегося настолько, что он сосредоточится на нем независимо от экзамена и отметки. Тогда произойдет "сдвиг мотива (сдача экзамена) на цель (решение учебной задачи)". Тем самым появится новый мотив. Прежнее действие превратится в самостоятельную деятельность.

Из этих простых примеров видно, насколько важно, изучая одни и те же объективно наблюдаемые действия, раскрывать их внутреннюю психологическую подоплеку.

Обращение к деятельности как присущей человеку форме существования позволяет включить в широкий социальный контекст изучение основных психологических категорий (образ, действие, мотив, отношение, личность), которые образуют внутренне связанную систему. Многовековая история человеческой деятельности запечатлела основные контуры картин психической жизни, каковыми они являлись исследовательскому уму. В системе категорий и представлен предмет психологии как науки.

В середине XX века появились особые машины - компьютеры. Во всей предшествующей истории человечества машины являлись устройствами, которые перерабатывают либо материал (вещество), либо энергию. Компьютеры же являются носителями и преобразователями информации, иначе говоря, сигналов, передающих сообщения о чем-либо.

Процессы передачи информации, управляющей поведением живых систем, происходят в различных формах с момента появления этих систем на Земле. Генетическая информация, определяющая характер наследственности, переходит от одного организма к другому. Животные общаются со средой и между собой посредством первой сигнальной системы (по И.П. Павлову). С появлением человека в недрах созидаемой обществом культуры возникают и развиваются язык и другие знаковые системы. Научно-технический прогресс привел к изобретению информационных машин. Тогда и сложилась наука (ее "отец" - американский математик Н. Винер), которая стала рассматривать все формы сигнальной регуляции с единой точки зрения как средства связи и управления в любых системах - технических, органических, психологических, социальных. Она была названа кибернетикой (от греч. "кибернетике" - искусство управления). Ею разработаны специальные методы, позволившие создать для компьютеров множество программ по восприятию, запоминанию и переработке информации, а также обмену ею. Это привело к настоящей революции в общественном производстве как материальном, так и духовном.

Появление информационных машин, способных с огромной быстротой и точностью выполнять операции, считавшиеся уникальным преимуществом человеческого мозга, оказало существенное влияние

125

и на психологию. Возникли дискуссии относительно того, не является ли работа компьютера подобием работы человеческого мозга, а тем самым и его умственной организации. Ведь информация, перерабатываемая компьютером, может рассматриваться как знание. А в запечатлении, хранении и преобразовании знания состоит важнейшая ипостась психической активности. Образ компьютера ("компьютерная метафора") изменил научное видение этой активности. В результате произошли коренные изменения в американской психологии, где десятилетиями господствовал бихевиоризм.

Бихевиоризм, как отмечалось, притязал на строгую объективность своих теорий и методов. Считалось, что психология может быть точной наукой, подобной физике, пока она ограничивается объективно наблюдаемым внешним поведением организма. Отвергалось любое обращение к тому, что, говоря языком И.М. Сеченова, "нашептывает обманчивый голос самосознания" (интроспекции), любые показания субъекта о своих переживаниях. Признавались фактами науки только те, которые можно измерить в сантиметрах, граммах и секундах.

Предмет, достойный имени научной психологии, сводился к отношению "стимул-реакция". В то же время в необихевиоризме сложилось представление о том, что в промежутке между этими двумя главными переменными действуют и другие переменные. Толмен назвал их "промежуточными" (см. выше). Одна из промежуточных переменных была названа "когнитивной картой", создавая и используя которую организм ориентируется в проблемной ситуации. Это подрывало главный постулат бихевиоризма. Сокрушительный удар по нему нанесло возникшее в середине XX века, под впечатлением компьютерной революции, новое направление, названное когнитивной психологией (от лат. слова "когнитио" - знание, познание). Во главу угла когнитивная психология поставила изучение зависимости поведения субъекта от внутренних, познавательных (информационных) вопросов и структур (схем, "сценариев"), сквозь призму которых он воспринимает свое жизненное пространство и действует в нем. То, в чем классический бихевиоризм отказывал человеку (восприятие, запоминание, внутреннее преобразование информации), оказалось делом объективно, независимо от человека, работающего компьютера. В свете этого рухнуло представление о том, что извне незримые познавательные (когнитивные) процессы недоступны объективному, строго научному исследованию.

Разрабатываются различные теории организации и преобразования знания - от мгновенно воспринимаемых и сохраняемых чувственных образов до сложной многоуровневой семантической (смысловой) структуры человеческого сознания (У. Найссер).

Другое направление, решительно отвергнувшее бихевиоризм за игнорирование коренных человеческих проблем и своеобразие психической организации человека, выступило под именем

126

гуманистической психологии. Гуманизм (от лат. "гуманис" - человечный) - это общая ориентация на отношение к человеку, его правам и свободе как высшей ценности - присущ множеству философско-психологических течений и теорий. Смысл же направления, о котором идет речь, и повод, побудивший его приверженцев назвать свою концепцию гуманистической, могут быть поняты только при обращении к тому историко-психологическому контексту, в котором эта концепция созидалась.

Она возникла в середине XX века, когда общий облик американской психологии (в среде которой и приобрело авторитет указанное движение) определялся всевластием двух направлений, о которых порой говорят как о "двух силах" - различных вариантов бихевиоризма и психоанализа.

Будучи общепсихологическими они внедрялись также и в различные сферы практики, в особенности психотерапевтической. В среде психотерапевтов и раздались громкие голоса протеста против "двух сил", которым не без основания инкриминировались дегуманизация человека, его трактовка либо как робота (или в более современном стиле как маленького компьютера), либо как невротика, "бедное Я" которого разрывают различные комплексы - сексуальные, агрессивные, неполноценности и др. Ни одно, ни другое, как заявили инициаторы создания особой гуманистической психологии, не позволяет раскрыть позитивное, конструктивное начало целостной человеческой личности, ее неистребимое стремление к творчеству и самостоятельному принятию решений, выбору своей судьбы. Гуманистическая психология, выступив против бихевиоризма и психоанализа, провозгласила себя "третьей силой".

В центр исследовательских интересов перемещались проблемы переживания человеком своего конкретного опыта, не сводимого к общим рассудочным схемам и представлениям. Речь шла о восстановлении аутентичности личности (ее доподлинности), восстановлении соответствия ее экзистенции (существования) истинной природе личности. При этом предполагалось (под влиянием философии экзистенциализма), что истинная природа открывается в так называемой пограничной ситуации, когда человек оказывается между бытием и небытием. Именно в таких условиях человек освобождается от всех сковывающих его условностей и постигает свою экзистенцию. Если во всех предшествующих психологических теориях решающая роль придавалась зависимости психики от прошлого и настоящего, то гуманистическое направление переместило вектор времени жизни в направлении будущего. Свобода выбора и открытость будущему - таковы признаки, на которые должны ориентироваться концепции личности. Только в этом случае они помогут человеку избавиться от чувства "заброшенности в мире" и обрести смысл своего бытия.

Понять любую теорию можно исходя из знания не только о том, что она утверждает, но и о том, что отвергает. Гуманистическая психология отвергла конформизм как "уравновешивание со средой",

127

приспособление к существующему порядку вещей и детерминизм как уверенность в причинной обусловленности поведения внешними биологическими и (или) социальными факторами. Конформизму были противопоставлены самостоятельность и ответственность субъекта, детерминизму же - самодетерминация. Именно это отличает человека от остальных живых существ и является качеством, которое не приобретается, а заложено в его биологии.

Биологию человека отличает сопротивление равновесию, потребность поддержать неравновесное состояние, определенный уровень напряжения (скорее, чем устранить его посредством приспособительных реакций, как это следовало из версии о диктате гомеостаза).

Развитие "третьей силы" имело социальную подоплеку. Оно выражало протест против деформации человека в современной западной культуре, лишающей его своей "личностности", навязывающей представление о поведении, регулируемом либо бессознательными влечениями, либо хорошо слаженной работой "социальной машины".

Применительно к практике психотерапии было сформулировано новое кредо - пациента следует трактовать способным самостоятельно вырабатывать свои ценностные ориентации и реализовывать им самим сконструированный жизненный план. Главная установка психотерапии, согласно одному из лидеров гуманистической психологии, американскому психологу К. Роджерсу (1902-1990), должна быть сосредоточена не на отдельных симптомах пациента, а на нем как уникальной персоне. "Терапия, центрированная на клиенте" (1951) - так называлась книга Роджерса, где утверждалось, что психотерапевт должен общаться с обратившимся к нему человеком не как с пациентом, а как клиентом, пришедшим за советом. Причем психолог призван сосредоточиться не на проблеме, беспокоящей клиента, а на нем самом как личности с тем, чтобы пробудить в нем первичную потребность в самоактуализации. При этом важно представить, каким видится субъекту его "феноменальное поле", т. е. осознаваемый им внутренний план собственного поведения (искаженный прежней интроспективной психологией, которая в своих экспериментальных лабораториях искусственно расщепила это целостное "поле" на изолированные элементы сознания). Для этого нужна "теплая эмоциональная атмосфера", в которой индивид (впоследствии Роджерс перенес акцент на группу индивидов, т. е. на групповую психотерапию) реинтегрирует свою творческую личность как целое и тогда он избавляется от тревоги, психологических стрессов и т. п. Главная задача - не решение отдельной проблемы, которой он озабочен, а преобразование его личности благодаря тому, что он перестраивает свой феноменальный мир и систему потребностей, среди которых важнейшей является потребность в самоактуализации.

К движению, названному гуманистической психологией, принято относить и ряд других концепций, в частности, концепции А. Маслоу (1908-1970) и В. Франкла. Маслоу разработал целостно-динамическую теорию мотивации. В своей книге "Мотивация и личность" (1954)

128

он утверждал, что в каждом человеке заложена в виде особого инстинкта потребность в самоактуализации, высшим выражением которой служит особое переживание, подобное мистическому откровению, экстазу. Не от сексуальных травм (как учил Фрейд), а от подавления этой витальной потребности возникают неврозы, душевные расстройства. Соответственно и превращение ущербной личности в полноценную должно рассматриваться с точки зрения восстановления и развития высших форм мотивации, заложенных в природе человека.

В Европе к сторонникам гуманистической психологии, но в особом, отличном от американского, варианте близок Франкл, назвавший свою концепцию логотерапией (от греч. "логос" - смысл). В отличие от Маслоу Франкл считает, что человек обладает свободой по отношению к своим потребностям и способен "выйти за пределы самого себя" в поисках смысла. Не принцип удовольствия (Фрейд) и не воля к власти (Адлер), а воля к смыслу - таково, согласно Франклу, истинно человеческое начало поведения.

При утрате смысла возникают различные формы неврозов. Действительность такова, что человек вынужден не столько достигать равновесия со средой, сколько постоянно отвечать на вызов жизни, противостоять ее тяготам. Это создает напряженность, с которой он может справиться благодаря свободе воли, позволяющей придать смысл самым безвыходным и критическим ситуациям. Свобода - это способность изменить смысл ситуации "даже тогда, когда дальше некуда".

В отличие от других адептов гуманистической психологии Франкл трактовал самоактуализацию не как самоцель, а как средство осуществления смысла. Поэтому и рекомендованную Роджерсом, Маслоу и другими психологами установку на самовыражение личностью своих аутентичных ее внутренней природе мотиваций (будь то независимо от других людей, либо в интенсивном общении друг с другом) Франкл считал недостаточной для человека, чтобы понять "зачем жить?". Быть человеком - значит быть направленным на нечто иное, чем он сам, быть открытым миру смыслов (Логосу). Это - не самоактуализация, а самотрансценденция (от лат. "трансценденс" - выходящий за пределы), благодаря чему, найдя смысл жизни в подвиге, страдании, любви, совершая реальные деяния, сопряженные с открытыми ей ценностями, личность развивается.

Франкл разработал специальную технику психотерапии (иногда ее относят к третьей - после Фрейда и Адлера - венской школе психоанализа), ориентированную на избавление личности от негативных состояний (тревоги, вины, гнева и т. п.), возникающих при столкновении с психологически трудной для личности и даже ощущаемой ею в качестве непреодолимой преградой. Если личность в подобных случаях утрачивает волю к смыслу, у нее возникает состояние "экзистенциального вакуума" (термин "экзистенция" означает существование) в виде чувства тоски, апатии, опустошенности.

129

Различные ветви гуманистической психологии развились с целью преодолеть ограниченность теорий, оставивших без внимания своеобразие психического строя человека как целостной личности, способной к самосозиданию, реализации своего уникального потенциала.

130

¹ Выготский Л.С. Собр. соч. Т. 6. М., 1984, с. 301.

¹ Локк Д. Избр. филос. произв.: В 2т. Т. 1. М., 1960, с. 138

¹ Такой взгляд называется агностицизмом (от греч. "недоступный познанию").

¹ В этом они противостояли солипсизму Беркли и агностицизму Юма, которые, также как и французские материалисты этой эпохи, апеллировали к сенсорному опыту, к прямым свидетельствам органов чувств.

¹ Сеченов И.М. Избр. филос. и психол. произв. М., 1947, с. 228.

¹ Джемс В. Психология. Пг., 1922, с. 288.