В ходе развертывания кризисного состояния людей охватывает страсть к наблюдению и познанию мира, страсть, которая заставляет их отворачиваться от всех практических интересов и в замкнутом круге познавательной деятельности в периоды, посвященные такому исследованию, стремится заниматься и действительно занимается только чистой теорией. Иными словами, человек становится незаинтересованным зрителем, наблюдателем мира - он оказывается философом, или, вернее сказать, отныне жизнь его приобретает восприимчивость к мотивам, возможным лишь внутри этой установки, к новым целям и методам мышления, в рамках которых наконец возникает философия и сам он становится философом. По мнению Платона и Аристотеля, видных представителей древнегреческой философии периода ее первого расцвета, философия восходит к удивлению.
139
Такой кризисный поворот, разумеется, имел свою фактическую мотивацию в конкретных обстоятельствах исторического бытия. В этой связи Гуссерль считает необходимым объяснить, что возникновение послекризисной теоретической установки имеет свою фактическую мотивацию в конкретных обстоятельствах исторического бытия. Следует объяснить, как это удивление, при том образе жизни и жизненном горизонте, которые были свойственны греку VII в. до н.э. при свойственных ему взаимоотношениях с окружающими его высокоцивилизованными народами, могло появиться и утвердиться, сперва в отдельных людях, а затем во всей культуре.
Естественно, теоретический интерес тоже возник из удивления и явно представляет собой разновидность любопытства, которое изначально присутствовало в естественной жизни как выпадение из "житейской серьезности", как исчерпание уже осуществленных жизненных интересов или как легкомысленное оглядывание вокруг, когда насущные нужды действительной жизни удовлетворены и время работы закончилось. Любопытство (которое Гуссерль не рассматривает в смысле обыденного "порока") представляет собой некоторое отклонение: интерес, поднявшийся над непосредственными жизненными интересами и отменивший их.
Человек с кризисным сознанием наблюдает прежде всего многообразие народов, своих и чужих, каждый вместе с окружающим его миром, вместе с традициями, богами, демонами, с мифологическими силами, составляющими для каждого народа самоочевидный реальный мир. Сталкиваясь с разительными контрастами, он начинает отличать представления о мире от реального мира, и для него встает новый вопрос - вопрос об истине, но не о житейской истине косно державшейся традиции, а об истине самой по себе, которая для всех, кто не ослеплен привязанностью к традиции, идентична и универсально значима.
Наконец, благодаря отдельным личностям, таким, как Фалес и др., возникает новый тип человека, чья профессия - творить философскую жизнь, философию как новую форму культуры. Такая тенденция к распространению философии не ограничивается пределами народа, у которого она возникла. В отличие от всех прочих созданий культуры, развитие интереса к философии никак не связано с почвой народных традиций. Даже чужеземцы научаются понимать и участвовать в мощном потоке культурных перемен, изучаемых философией.
140
