Быстрое увеличение объема информации ставит острые вопросы перед человечеством. Можно ли тиражировать информацию, делать ее моделью цивилизационного устройства, не имея развернутой культурфилософской концепции? Ведь сам человек становится придатком различных информационных систем, микросхемой огромной вычислительной машины, элементом, не представляющим себе конечных целей, которым служит вся система. Людьми-микросхемами управляют люди-инфократоры - новые правители информационного общества. Они держат многочисленные ниточки, направляют информационные потоки, генерируют информационные иллюзии. Наибольшая опасность заключается в том, что человек-микросхема, как правило, не осознает своего информационного, рабства. Разнообразие окружающей информационной среды создает ощущение неограниченной свободы, собственной значимости и влияния, сопричастности к процессу управления. Все это только облегчает манипулирование им.
Вспомним фантастический рассказ американского писателя Р. Шекли "Страж-птица": эта летающая над городом электронная страж-птица призвана решить одну из сложнейших проблем, стоящих перед человечеством, - исключить преступность из жизни общества. Едва злоумышленник отваживается погубить жертву, как "умная птица", в которую введено самообучающееся устройство, поражает потенциального преступника электрическим разрядом. Подумать только: устранение многовекового социального явления - преступности - заключено в фунте нержавеющего металла, кристаллов и пластмассы!
Автор, однако, предостерегает против идеализации грядущей эры автоматизации. Он раскрывает парадоксальную картину:
20
страж-птицы обрушивают свои кары на безвинных мясников, охотников, хирургов, полицейских - они парализуют нормальное течение жизни. Логика автоматов плохо согласуется с реальными противоречиями бытия. Финал рассказа имеет характер провозвестия. Для уничтожения страж-птиц сконструированы самоуправляющиеся механизмы - ястребы. Автоматы порождают новые автоматы, но проблема устранения преступности оказывается неразрешимой. Новая техника обеспечивает новый виток автоматизации, но при этом возникает нечто пугающее: обнаруживает себя одномерная, самое себя порождающая логика. Научно-технический прогресс, исключающий погружение в человеческую проблематику, - разъясняет через фабулу рассказа Р. Шекли, - готовит человечеству много неожиданностей.
Эта мысль в самой общей форме давно рке нашла признание в культурфилософской литературе. Кто только не толкует о возмездии со стороны роботов, умных автоматов, машин, вышедших из-под контроля! Какие будут последствия информатизации? Один из ведущих американских специалистов по информатике предупреждает о том, что "частная сфера жизни" окажется под угрозой. Ведь досье на любого человека вместит сведения обо всех сторонах его поведения, о его родословной, о его заболеваниях, об участии в "левых" движениях. "Не приведет ли это к информационному фашизму"? - спрашивает он.
Что принесет с собой век компьютеризации? Как будут складываться отношения между различными культурами? На этот счет существуют разные точки зрения. Развивающиеся страны опасаются, что распространение компьютеризации вестернизи-рует их культуры, т.е. придаст им западный облик. О. Тоффлер придерживается противоположного мнения. "По мере того, как компьютеры распространяются в Азии, по мере того, как китайцы (и китайцы, проживающие за пределами Китая) развивают свои собственные речеразличающие системы, способные обрабатывать их идеографический язык (т.е. когда вместо букв используются символы. - П.Г.), по мере того, как спутники передают информацию через прежде изолированные районы Тихого океана, по мере того, как дипломированные специалисты Индии или Сингапура создают программы для компьютеров в Манхэттене или Миннеаполисе, мы, вероятно, можем также стать свидетелями мощного потока финансовых, культурных и прочих влияний Востока на Запад".
21
Дальнейшая разработка культурфилософской теории требует переоценки многочисленных источников, которые в течение длительного времени находились под спудом или истолковывались превратно. О мировом искусстве, его жанрах и этапах развития написано множество книг. Однако вряд ли может считать себя образованным тот, кто не знаком с произведениями французского философа и историка И. Тэна (1828-1893). Сочинения этого автора, изданные на русском языке несколько десятилетий назад, давно стали библиографической редкостью. Между тем, в наши дни обостренного интереса к изучению культуры настало время для пытливого и внимательного чтения работы Тэна. Наряду с трудами датского литературного критика Г. Брандеса (1842- 1927) и русского литературоведа Александра Николаевгма Веселов-ского (1838-1906) эта книга составляет классику культурфилософской и искусствоведческой мысли.
Созданные Тэном произведения почти не имеют себе аналогов по универсальности охвата материала, исследовательского кругозора и строгой фактичности. Данные, приведенные ученым, можно не проверять, теоретическая добросовестность философа не нуждается в рекомендациях. Идет ли речь о средневековой цивилизации и готической архитектуре, великих художниках эпохи Возрождения или родстве греков и латинян, сравнении лирической поэзии греков с поэзией современных народов, типах реалистической или комической литературы, - в работах И. Тэна нет приблизительных или неточных деталей, нет поверхностных оценок.
Когда И. Тэн сравнивал эпохи расцвета или эпохи упадка, он не ограничивался двумя-тремя иллюстрациями. Исследователь писал о литературе, музыке, скульптуре, живописи, вводя нас в мир самых разных культурных феноменов.
Какое из философских направлений обладает статусом непогрешимости? Каждое из них - не более, чем предельное обнаружение того потенциала, которым обладает конкретная мировоззренческая установка. И. Тэн демонстрировал возможности одного из популярных в XIX и первой половины XX в. философского направления - позитивизма. Позитивисты считали, что прежде чем рассуждать о культуре, надо накопить множество культурных фактов. Они не столько изучали культуру, сколько ее описывали. Позитивизм исходит из "позитивного", т.е. из данного, фактического, устойчивого, несомненного. Общие
22
философские рассуждения позитивист старался отвергать, считая их практически бесполезными.
В наши дни, в конце XX в., позитивизм, который ориентировался на точные науки, во многом выглядит устаревшим. Бурный рост гуманитарного, антропологического, собственно культурологического знания лишает привлекательности идею строгого естественно-научного мышления. Да и сама наука все чаше рассматривается лишь как специфическая форма организации духовного опыта, а вовсе не как средство постижения истины.
Данный факт становится особенно значимым, когда речь идет о культурно-исторической школе. Однако примеры вовсе не представлены исследователями в обособицу, точно из гербария. Тяготея к событийности, они все-таки выражают ее стремление воскресить образ культурной эпохи, передают ее аромат и неповторимость. Произведение искусства, по мысли И. Тэна, не есть нечто единичное, отдельное. Картина, трагедия, статуя - непременная часть целого. Речь идет не только о творчестве художника, которое выражает единство стиля. Воссоздается акустика времени. Рельефной, исторически конкретной оказывается общественная обстановка.
Но все-таки как с точки зрения культурологии расценить, скажем, произведения И. Тэна? Одно дело, когда он рассказывает о гимнастике во времена Гомера или о малых фламандцах; другое, когда рассуждает о типологии искусств; и третье, когда заявляет, что буквальное подражание не есть цель искусства. Фактограф, аналитик, эксперт. Чему же довериться? Ведь кроме регистрации фактов в лекциях немало теоретических рассуждений, обобщающих соображений. Неужели нет иной путеводной нити, кроме позитивистской?
Естественно, время расставляет свои акценты. Наивно сегодня кроить философию по меркам точной науки. Не вполне разумно отождествлять философию с ботаникой - у нее совсем иное предназначение. Однако идеал строгой рациональности (основанности на разуме) сохраняет свое значение и в наши дни, в том числе в философии культуры. Если говорить об общей направленности тэковских исследований, то по своему духу они ближе всего к современным попыткам раскрыть коллективное сознание, т.е. передать исходные типы мышления, господствующие в конкретном обществе, особенности душевного склада людей, психологические черты эпохи.
23
И. Тэн, раскрывая собственный вариант философии истории и искусства, выдвинул понятие "основной характер" (предвестие последующих формул в философии - "национальный характер", "социальный характер"). Он имел в виду главенствующий тип человека, который появляется в конкретном обществе и затем воспроизводится в искусстве. Стало быть, исследователя интересовал не общий план истории, не социальные структуры, а именно всечеловеческое, как оно проявляется в разное историческое время.
До сих пор гуманитарное в нашем изложении определялось как знание, относящееся к человеку и "человеческому"- тому, что сотворено им - его умом, душой и руками. Но это знание, как отмечалось, разносторонне. Ведь чтобы понять человека, мало перечислить факты, относящиеся к его поведению. Надо еще объяснить их. Н.А. Бердяев сформулировал такую мысль: когда мы изучаем древние эпохи, они предстают перед нами какими-то безжизненными. Приводится множество фактов, а образ эпохи не воскрешается, не воссоздается. Чего-то недостает. Чего именно? Будто в изложении отсутствует живая душа. Нам хочется реально, конкретно, зримо представить человека той эпохи. Как он думал? Что переживал? Чему отдавал предпочтение?
Для того чтобы осуществить такой анализ, надо привлечь философию, социологию, психологию - весь комплекс гуманитарного знания. А вот как осуществить этот комплексный анализ? Культуроведение можно представить как воспроизведение, описание и анализ фактов художественной культуры. Но разве перечисление достижений культуры и их описание в хронологической последовательности исчерпывает собой науку? Можно ли вообще это назвать наукой? Культуроведение, как мы видим, это не простая совокупность данных, взятых из каждой науки о человеке, о культуре, а интегральное выражение гуманитарного знания.
24
