Контратака и отступление демократии

Перераспределение экономической и политической власти в США в пользу капиталистической элиты не осталось не замеченным современниками. Его осмысление и критика в демократических кругах начались уже в 1870-х гг. и достигли пика в конце XIX - начале XX вв. Тогда же оформилось и широкое движение социально-политического протеста против консервативных тенденций, а в его рамках выступили два течения - радикальное и либеральное.

Политический радикализм, нацеливавшийся на глубокие и всесторонние изменения в общественной системе, существовал в США и прежде (например, аболиционизм), но в таком широком масштабе он выступил в американской истории впервые. Главное кредо радикалов конца XIX в. - антимонополизм - прозвучало уже в платформах партий грэнд-жеров и гринбэкеров в 70-80-х гг., но во всю силу оно выступило в платформе Популистской партии, объединившей в 1892 г. почти все известные тогда демократические движения.

Одним из главных в платформе Популистской партии неизменно было требование широкой эмиссии "дешевых" серебряных денег, но до 1896 г. (тогда популисты были поглощены У. Брайаном и Демократической партией), оно не было ни единственным, ни доминирующим. Популистами была выдвинута всесторонняя программа радикальных реформ как экономики, так и политической системы.

Лидеры популистов, как правило, разделяли Америку на два класса - грабителей и ограбленных, включая в первый "монополии, тресты, железнодорожные корпорации, присваивающие львиную долю национальных богатств без вложения какого-либо труда", а во второй - "фермеров, рабочих, создающих все богатства и несущих всю тяжесть налогов". Рабочие и фермеры, не уставали повторять лидеры популистов, имеют одни и те же интересы и "одних и тех же врагов". Популистский кандидат в президенты Джеймс Уивер обращался ко всем "силам труда": "На земле нет силы, способной противостоять нам. Развертывается битва между трудом и капиталом, и на стороне труда выступает большинство народа"⁴⁰.

Огонь критики популисты сосредоточивали на посреднических и финансовых корпорациях, ущемлявших в первую очередь мелких городских и сельских товаропроизводителей. В одном из популистских воззваний под "монополиями-грабителями" понимались только железнодорожные и финансовые корпорации: "Деньги и средства транспорта являются величайшими орудиями контроля над предпринимательской деятельностью. Этот контроль сосредоточен в руках гигантских монополмй,

185

что ведет к обесцениванию труда, уничтожению здоровой конкуренции и безопасности бизнеса. Эти монополии, обирающие предпринимателей, наносят ущерб миллионам трудящихся". В популистской избирательной платформе 1892 г. утверждалось, что основная угроза для народа исходит со стороны железнодорожных корпораций: "Мы считаем, что в настоящее время либо железнодорожные корпорации превратят народ в свою собственность, либо народ обратит корпорации в свое достояние"⁴¹.

В широком плане социальный идеал популистов уходил к временам, когда, по их убеждению, существовали отношения гармонии и равенства мелких самостоятельных товаропроизводителей. Согласно популистской концепции, это равенство сохранялось до тех пор, пока в сфере денежного обращения и товарооборота соблюдались "честные правила" свободной конкуренции и пока рыночная конъюнктура, складывавшаяся естественным образом, оставалась единственным определяющим фактором конкурентных отношений. Равенство, однако, оказалось нарушенным, когда "наиболее ловкие и дальновидные предприниматели" стали прибегать к организации пулов, корпораций, трестов с целью ограбления товаропроизводителей и потребителей. Объективная экономическая причина монополизации отвергалась, ей противопоставлялась концепция заговора: "Гигантский заговор против человечества, организованный на обоих континентах, быстро распространяется по свету. Если он не встретит отпора и не будет уничтожен тотчас же, то приведет к чудовищным социальным взрывам, уничтожению цивилизации и установлению абсолютной деспотии"⁴².

В пресечении этого заговора главная роль отводилась государству, которое должно было провести жесткие антимонополистические законы, национализировать железные дороги, телефонную и телеграфную связь, поддерживать после этого правила честной конкуренции. Честная конкуренция означала также защиту рабочего класса от произвола капитала.

Свою первоначальную и главную цель популисты видели в завоевании государственной власти. Они верили в возможность достижения этой цели с помощью избирательных урн: путь насилия и революции для них был совершенно неприемлем. Но чтобы обеспечить действительное представительство народа в государственных учреждениях, необходимо было, по их убеждению, радикально изменить существующую политическую систему. И популисты выдвинули целую серию мер, самых радикальных со времен Джефферсона, по демократизации американской политической системы.

Многоступенчатую формулу одобрения законопроектов - палата представителей - сенат - президент - Верховный суд - они отвергли

186

как непреодолимый барьер на пути любых демократических требований. Популисты потребовали "облегчения процесса изменения конституции" путем внесения в нее "народных поправок". Народу должно было быть предоставлено право законодательной инициативы, а народный референдум призван был стать высшей законодательной властью в стране. Наряду с этими требованиями, воплотившими бы на практике идею "прямого законодательства" народа, популисты выдвинули и массу других требований, составивших программу прямой демократии: прямые выборы сенаторов, вице-президента и президента, прямое и тайное выдвижение избирателями кандидатов в депутаты, право на отзыв конгрессменов и судей. Все это были достаточно реалистические требования, и почти половина из них получила законодательное воплощение уже в начале XX в.

Велика была неприязнь популистов к сложившемуся государственно-чиновничьему аппарату, по их убеждению скупленному корпорациями. На съезде в Омахе в 1892 г. была принята беспрецедентная в американской истории резолюция, исключавшая участие членов государственного аппарата в Популистской партии. Республиканскую и Демократическую партии они обвинили в "предательстве" народа, который мог связывать надежды на реализацию своих интересов только с Популистской партией.

Программа популистов привлекла на их сторону сотни тысяч мелких собственников и рабочих. Но среди самих популистов в середине 1890-х гг. возник серьезный раскол. Число твердых антимонополистов, отстаивавших широкую программу радикальных социальных и политических мер, стало уменьшаться, зато резко возросло количество приверженцев легкой и не требующей особых жертв панацеи - расширения эмиссии "дешевых" денег. В 1896 г. они объединились вокруг Брайана и "серебряных" демократов, после чего Популистская партия сошла с политической сцены в качестве самостоятельной силы. Но принципы популизма не исчезли, а были подхвачены и развиты другими радикальными движениями.

На некоторое время самым ярким среди них стало движение нацио-нализаторов. Его лидер - Эдвард Беллами, соединивший антимонополизм с социализмом, оказался самым знаменитым представителем радикализма и одновременно немарксистского социализма США XIX в. (впрочем, сам Беллами себя социалистом не считал). Свои идеалы Беллами развил в книгах "Будущий век" (1888 г.) и "Равенство" (1897 г.)⁴³. Уже первая его книга стала важным общественным явлением: сразу после ее издания в самых разных уголках Соединенных Штатов, преимущественно в крупных промышленных городах - Бостоне, Нью-Йорке, Сан-Франциско, возникли десятки "национализаторских" (от главной идеи Беллами - национализация монополий) клубов, объявивших Беллами

187

своим пророком. Влияние Беллами не ограничилось лишь "национал иза-торским" движением: в 1892 г. на съезде Популистской партии пятеро белламистов были привлечены к составлению ее платформы. После распада Популистской партии белламисты оказались среди главных наследников ее радикализма.

В отличие от ортодоксальных популистов Беллами отклонил идею восстановления свободной конкуренции, считая ее равнозначной попятному историческому движению. Беллами доказывал, что переход к монополистическому капитализму неизмеримо увеличивает возможности укрепления материального богатства и означает безусловный прогресс с экономической и технической точек зрения. Историческая вина монополий заключалась не в сокрушении свободной конкуренции, а в присвоении все возрастающих материальных благ сужающейся горсткой монополий. Выход заключался не в ликвидации предпринимательских объединений, а в их национализации и обращении в достояние всего общества. "Частный капитализм", заключал Беллами, должен был уступить место "общественному капитализму".

Подобно популистам, Беллами был убежден, что американская политическая система заключает в себе возможность мирного демократического перехода к "общественному капитализму". Его идеалы должны были быть внесены в сознание избирателей, а те уже могли воспользоваться своими демократическими политическими правами для установления "общественного капитализма". К идеям Беллами прислушивались сотни тысяч его современников, оказавшихся жертвами "свободной игры" американских экономических принципов.

Одной из главных опор антимонополизма и радикализма стало американское рабочее движение. Среди его тенденций конца XIX - начала XX в. выделялись стремительный рост численности профсоюзов и боевой юнионизм, нашедший воплощение в деятельности двух главных национальных объединений рабочих - "Рыцарей труда" и Американской федерации труда. "Рыцари труда", первая национальная организация, созданная всем рабочим классом США, увеличила свою численность в 1880-х гг. с 10 тыс. до 730 тыс. членов. Руководство "Рыцарей труда" выдвигало цель "установления кооперативной промышленной системы, которая превращает каждого человека в своего собственного работодателя"⁴⁴. Американская федерация труда, пришедшая на смену "Рыцарям труда" в качестве главной национальной организации рабочих, занимала в целом более умеренную позицию. Но с умеренной линией, представленной в АФТ ее лидером С. Гомперсом, длительное время не без успеха соперничала радикальная тенденция.

В 1893 г. радикалы внесли на рассмотрение съезда АФТ знаменитую "политическую программу". Наряду с требованиями о предоставлении

188

народу праиа законодательной инициативы, о признании народного референдума основой всякого законодательства, о муниципализации систем городского транспорта, водо-, газо- и электроснабжения, о национализации телеграфа, телефона, железных дорог и горной промышленности, а также типичными профсоюзными требованиями о введении 8-часового рабочего дня, об учреждении санитарной инспекции и социального страхования, в программе содержалась идея установления "коллективной собственности всего народа на все средства производства и распределения"⁴⁵.

Программа предполагала также превратить АФТ в организацию политического представительства рабочих. Съезд 1893 г. рекомендовал ее на рассмотрение низовым организациям 2244 голосами против 67. Подавляющее большинство местных организаций также одобрили программу (только одна из них высказалась против программы в целом и только 2 - против 10-го пункта, требовавшего обобществления всех средств производства). На съезде 1894 г. руководителю АФТ С. Гомперсу, использовавшему антидемократическую процедуру, удалось все же отвергнуть радикальные пункты программы.

Но прецедент, имевший место на съезде АФТ 1893 г., так или иначе повторялся в последующем. В 1899 г. съездом АФТ была принята резолюция, призывавшая "тред-юнионистов Соединенных Штатов и вообще рабочих изучать развитие трестов и монополий, имея в виду их национализацию"⁴⁶. На съезде 1902 г. левые внесли на рассмотрение резолюцию, аналогичную 10-му пункту "политической программы" 1893 г. Она была отклонена 4897 голосами против 4171.

На рубеже веков в США впервые в их истории начали укореняться социалистические партии европейского типа. Две главные среди них - Социалистическая рабочая и Социалистическая партия - представляли разные тенденции международного социализма.

Социалистическая рабочая партия (СРП), претендовавшая на единоличное представительство политических интересов пролетариата вплоть до 1898 г. (когда образовалась Социал-демократическая партия, которая, слившись в 1901 г. с отколовшимся от СРП крылом М. Хилк-вита, дала начало Социалистической партии), известна сектантской позицией в отношении массового рабочего движения и антимонополистических партий. В 90-х гг. фактически единоличным лидером партии стал бывший профессор Колумбийского университета Д. Де Леон. Под его руководством СРП оставалась крайне узкой организацией, ее численность не превышала 5 тыс. человек. Де Леон был больше всего озабочен тем, как бы не допустить в партию "несознательных" рабочих. Членам партии внушалась мысль, что социалисты не могут ограничиться ничем иным, кроме предъявления ультиматума о "безусловной

189

сдаче капиталистической системы"⁴⁷. На съезде СРП 1900 г., когда в партии после выхода крыла М. Хилквита остались одни сторонники Де Леона, он добился исключения из ее программы всех реформистских требований. Новая программа получила со стороны критиков название "невыполнимой".

В отличие от СРП, Социалистическая партия США, возникшая в 1901 г., добилась заметного влияния в политической жизни страны. Американский социализм обязан ей самыми крупными успехами за всю свою историю. За одно десятилетие численность Социалистической партии возросла с 10 тыс. до 150 тыс. человек, количество голосов, собираемых неизменным кандидатом Социалистической партии на президентских выборах Ю. Дебсом, увеличилось с 97 тыс. в 1900 г. до 1 млн. в 1912 г. (10% от принявших участие в выборах). Более тысячи депутатов-социалистов заседали в законодательных собраниях различных штатов, в городских советах, они контролировали многие мэрии. Блокируясь с радикально и демократически настроенными кандидатами, социалисты помогли провести в целом ряде штатов разнообразные законы о социальном страховании, признании прав профсоюзов, осуществляли муниципализацию коммунальных служб, добивались принятия политических реформ, ограничивающих влияние монополий и коррупцию. Пропаганда принципов партии осуществлялась сотнями периодических изданий (их численность колебалась в разные годы от 300 до 400), тираж самой популярной социалистической газеты "Эпил ту ризэн" достигал 500 тыс. экземпляров.

Успех партии объяснялся тем, что она сумела привлечь на свою сторону не только часть рабочих, но и различные слои среднего класса, отстраняемого с началом эпохи монополизации от экономической и политической власти. В отличие от СРП Социалистическая партия стремилась увязывать свои принципы с национальной демократической традицией, а левые никогда не были в ней доминирующей группой. До 1905 г. во главе партии стояла коалиция центристов и левых, причем центристы, имевшие в своих рядах М. Хилквита, А. Саймонса, Д. Спарго, считавшихся крупнейшими теоретиками, по сути, определяли ее политическое лицо. После 1905 г. центристы блокируются с правыми, во все большей степени контактируя с ними по стратегическим и политическим вопросам.

В выступлениях Хилквита, Саймонса, Спарго центральной была проблема отношения к монополизирующемуся капитализму. Их критика во многом созвучна критике Э. Беллами: указывая на невиданный рост производительных сил, национальных богатств вследствие концентрации и централизации производства и капиталов, трибуны соцпартии обращали внимание на одновременное сужение круга лиц, присваивающих

190

себе львиную долю национального дохода, углубление пропасти между трудом и капиталом, усиление противоречий внутри класса буржуазии, выдвижение в нем на господствующую позицию монополистической верхушки. Они предлагали искать в монополизации истоки усиливающейся коррупции, продажности государственного аппарата, прессы. Доказывалось, что проблема трестов могла быть решена только по мере их полного обобществления.

Спарго, Хилквит и Саймоне представляли переход к социализму как закономерность, даже проводили идею "автоматического краха" капитализма. "Социалисты не делают революции, - утверждал Спарго, - гораздо ближе к истине будет сказать, что ее делают Морган и Рокфеллер". Идея социализма зиждилась не на чем ином, как на "здравом смысле", к ее принятию должны были прийти не только рабочие, но и капиталисты. Утверждалось, что для перехода к социализму необходимо "вотировать новое правовое положение трестов", то есть их передачу в общественную собственность. В США, по словам одного из центристских лидеров, этот переход осуществится после того, как "десять миллионов избирателей спокойно опустят требования об обобществлении средств производства и распределения в урну для голосования"⁴⁸. Борьба за депутатские места объявлялась главной "практической целью" партии и главным средством борьбы за социализм.

Первоначальное различие между центристами и правыми сводилось в основном к тому, что первые связывали социалистическое переустройство общества с передачей всей политической власти в стране в руки Социалистической партии и обобществлением всех средств производства и распределения, в то время как вторые утверждали, что социализм вызревает в недрах буржуазного общества и что каждая социальная реформа представляет собою акт отмирания капитализма и новую ступеньку социализма. В 1906-1908 гг. это различие между правыми и центристами исчезает, те и другие отныне следуют сугубо прагматическому курсу социализации капитализма.

Левые в Соцпартии были представлены такими деятелями, как Ю. Дебс, У. Хейвуд, Д. Лондон. В их политической платформе преобладала революционная фраза, причем среди левых все более и более укоренялись анархо-синдикалистские взгляды, не имевшие шансов на успех в стране, которая на протяжении более полутораста лет культивировала политические методы достижения социальных целей.

Массовой опорой левых стало радикальное профсоюзное объединение "Индустриальные рабочие мира" (ИРМ). Образование ИРМ отразило потребность вовлечения в профсоюзы огромной массы неквалифицированных рабочих, которым не нашлось места в АФТ, и радикальные устремления большой части рабочих-иммигрантов. Деятельность ИРМ с

191

самого начала оказалась подчиненной анархо-синдикалистской доктрине. Ее защитники предлагали рабочему классу отказаться от любых форм политической борьбы и стремиться к "всеобщему нокауту капитапистического класса". Все усилия пролетариата, доказывал У. Хейвуд, ставший душой "Индустриальных рабочих мира", должны направляться на организацию в каждой отрасли единого профессионального союза. Когда же такие объединения пролетариата будут созданы, ему останется лишь по сигналу руководства ИРМ "сложить руки в карманы, и капиталистический класс окажется поверженным"⁴⁹.

В целом в рамках американского радикализма, оформившегося на рубеже XIX-XX вв. в качестве полнокровной национальной политической традиции, обозначились три тенденции.

Первая - тенденция революционного социализма - оставалась наиболее слабой, ориентированной на рабочих-иммигрантов и леворадикальную интеллигенцию. Она не смогла пустить прочных корней в США и в этот наиболее благоприятный для социализма период, по сути оставаясь маргинальным явлением даже в рамках радикализма.

Вторая тенденция - реформистский или демократический социализм, добившийся реальных политических успехов. Представители этого течения пытались вписать свои идеалы в американскую национальную демократическую традицию и ориентировались на парламентские методы политической деятельности. В отечественной, как и в американской леворадикальной литературе, была распространена точка зрения, что именно этот прагматический курс соцпартии лишил ее собственного лица и явился главной причиной того, что Демократическая партия США, включившая в 1912 г. в свою платформу требования социально-экономических реформ, совпавшие с программой социалистов, сумела "выбить почву" из-под ее ног. Такая точка зрения уязвима уже по той причине, что многие ее выразители видели альтернативу курсу соцпартии в революционном социализме, который вообще не смог прижиться на американской почве.

Третье течение - американский несоциалистический радикализм - не было отгорожено от социализма китайской стеной, более того, в ис-поведывании глубоких преобразований общества смыкалось с ним. Но представители этого течения не основывались на европейских идейно-политических источниках, а препарировали национальную либерально-демократическую традицию. Именно этому течению и суждено было стать главным в американском радикализме, что обусловило его серьезные отличия от европейских образцов.

Радикализм - социалистический и несоциалистический - стал реальным и важным фактором американской политической истории конца XIX - начала XX в. Его представители - популисты, наиионализаторы.

192

социалисты, тредюнионисты - использовали демократические механизмы и возможности американской политической системы, чтобы ослабить процесс ее подчинения капиталистической элите, и смогли повлиять на изменение расстановки политических сил в стране, как и на государственный курс.

***

Наряду с радикализмом оппозицию процессу подчинения экономики и политической системы капиталистической элите составил либерализм. Впрочем, говоря об оппозиции либерализма и о нем в целом, необходимо сделать ряд существенных оговорок. С момента своего оформления в США в конце XVIII в. либерализм оказался разделенным на два крупных течения. Первое течение - индивидуалистический либерализм - возводило во главу угла принципы полной свободы частной собственности и невмешательства государства в экономические и социальные взаимоотношения. Индивидуалистический либерализм освящал интересы элит и объективно выполнял функцию консервативной идеологии. Второе течение - эгалитарно-демократический либерализм, - связанное с именами Т. Джефферсона, Э. Джексона и А. Линкольна, напротив, исходило из того, что государство должно поддерживать режим "равенства возможностей" индивидуумов, использовать реформы для ограничения крайностей неравенства. С конца XIX - начала XX в. именно это течение стало отождествляться в США с либерализмом (окончательно оно приобрело исключительное право на представительство либерализма с 1930-х гг., и с того же времени индивидуалистический либерализм стал именоваться не иначе как консерватизмом)⁵⁰.

Индивидуалистический либерализм, этот американский вариант консерватизма, приобрел в последней четверти в качестве своего главного выразителя социал-дарвинизм. Главной причиной влияния социал-дарвинизма в США стало то, что исповедуемые им законы общества и политические рекомендации удивительно полно и точно отразили запросы новой социально-экономической элиты. Главной темой американского социал-дарвинизма было обоснование естественного, вытекающего из самой природы вещей происхождения социальных явлений и противоречий капиталистического общества, таких, как классовые конфликты, конкуренция, миллионные состояния корпораций, с одной стороны, и массовая бедность - с другой. Сведение общественных законов к биологическим снимало вопрос о социально-экономической обусловленности этих явлений. Они объявлялись извечными и неуничтожимыми категориями мироздания.

Признанным лидером американских социал-дарвинистов стал

193

У. Самнер, возглавивший в 1872 г. кафедру политических и социальных наук в Йельском университете и превративший ее в теоретическую и пропагандистскую трибуну "чистого" индивидуализма. Самнер оказался блестящим проповедником и публицистом: его лекции, собиравшие огромные аудитории, распространялись затем многотысячными тиражами по всей стране. Самнера цитировали газеты и политики, миллионеры и ученые, а американскую социологию все чаще стали называть "самнеро-логией".

В мировой истории, доказывал Самнер, не было ни одного периода, когда бы отсутствовали разделение на классы и их конфликты. Он не видел никаких способов устранения или даже смягчения классовых различий и в будущем. Идеи же, предполагавшие возможность утверждения бесклассового общества и замены классовых конфликтов социальным сотрудничеством, высмеивались как утопия. Вслед за классовой борьбой воплощением естественного закона борьбы за существование объявлялась частнособственническая конкуренция. Самнер неизменно называл финансовых и промышленных магнатов, сокрушавших "менее приспособленных" конкурентов, продуктом "естественного отбора", элитой общества, отобранной самой природой.

Молох "естественного отбора", по Самнеру, должен был принизить всех "менее приспособленных" человеческих "особей". Это была закономерная цена общественного прогресса. Любые усилия, направленные на устранение крайностей неравенства и смягчение участи "менее приспособленных" индивидуумов, доказывал Самнер, противоречат формуле общественного прогресса и угрожают крахом цивилизации: "Многие экономисты выражают неудовлетворенность распространенной в мире нищетой... Но при этом они не учитывают, что, отвергнув формулу выживания наиболее приспособленных видов, можно предложить только одну альтернативу - выживание наименее приспособленных. Первая лежит в основе развития цивилизации, вторая является формой антицивилизации"⁵¹.

Самнер требовал от правительства неизменно руководствоваться в социально-экономической политике принципами чистого индивидуализма, и в первую очередь государственного невмешательства, уходящими корнями в XVIII в.: "Все возможные достижения на пути к естественному социальному порядку могут быть лишь следствием саморазвивающегося прогресса, но не результатом реконструкции общества по плану какого-либо социального архитектора-энтузиаста... Общество должно быть свободно от их вмешательства, то есть предоставлено самому себе в своем развитии. И здесь мы вновь должны довериться старой формуле государственного невмешательства"⁵².

Американские монополисты, познакомившись с социал-дарвинистским

194

принципами, без промедления взяли их на вооружение. Все они - Э. Карнеги, Д. Рокфеллер, Д. Херст, Д. Хилл и другие - неизменно преподносили себя как наиболее приспособленных индивидуумов, а созданные ими финансовые и промышленные империи - как высшие достижения естественного отбора. Некоторые из них становились активными пропагандистами социал-дарвинистских доктрин, распространяя их через газеты, журналы, а то и в пухлых сочинениях. Э. Карнеги, создатель стальной империи, производившей металла больше, чем вся Великобритания, получил признание и в качестве теоретика социал-дарвинизма. Одной рукой он беспощадно истреблял в своей отрасли профсоюзы, а другой писал наставления для соотечественников о способах "выживания" в условиях благословенной экономической свободы. Его книга "Триумфальная демократия" стала практическим руководством для тех, кто желая сколотить миллионы, полагаясь на силу, волю, предприимчивость.

Кроме социал-дарвинистской социологии, индивидуалистические принципы наиболее активно отстаивала политэкономия. Закрывая глаза на обострение социальных конфликтов и контрастов, экономисты-ортодоксы продолжали наделять капитализм качествами "естественной гармонии" и "социальной справедливости", которые классики во главе с А. Смитом в свое время относили к эпохе свободного предпринимательства.

Глава официальной политэкономии Д.Б. Бларк в книге "Распределение богатства" объявлял, что принцип "свободной игры" продолжал оставаться единственно возможным регулятором справедливого распределения национального дохода между общественными классами. Требования профсоюзов о законодательном регулировании условий труда и заработной платы, как и популярные демократические требования о прогрессивном налогообложении доходов корпораций, регулировании тарифов и рыночных цен, Кларк считал абсолютно безосновательными и вредными. Официальная политэкономия объявляла надуманными проблемы монополий, обнищания фермеров и рабочих.

Всевозможные теории, освящавшие государственное невмешательство в экономику, взаимоотношения индивидуумов и классов, господствовали в общественных науках и общественной мысли США и в последней трети XIX, и в начале XX в. С проповедью иных, либерально-реформистских идей, развивавших в новых условиях принципы Джефферсона и Линкольна, выступали немногие. Среди них одним из первых оказался Л. Уорд, давший в 1880-х гг. начало либерально-реформистской социологии. Отвергая анапогию между биологическим и общественным развитием, Уорд настаивал на уменьшающемся значении для общества "естественного отбора" и возрастающей роли "искусственного отбора",

195

свершаюшегося под воздействием целенаправленных усилий личности и общественных институтов. Истинным основанием науки об обществе Уорд объявлял не биологию, а психологию. Именно психология должна была раскрыть движущие мотивы человека и человечества. Заключенные в человеческой психике "силы" он разделял на бессознательные и сознательные. К первым относились желания, "чувства, взятые в их совокупности", ко вторым - "интуитивная способность", человеческий интеллект. Особое внимание Уорд уделил второму "психическому фактору цивилизации". Совершенствование интуитивной способности, превратившейся со временем в "способность изобретательства", вело к тому, что "естественный отбор" в общественном развитии все более уступал место "искусственному отбору", а человек из простой игрушки природных и социальных сил превращался в их господина.

"Способность изобретательства" позволила человеку и обществу преодолеть "животные" принципы "борьбы за существование", господствовавшие в естественном состоянии, создать сначала "примитивные регулирующие системы", затем законы, государство, гражданское общество. Концепция изобретательской способности индивидуума и общественных групп приводила Уорда к формуле общественного прогресса, радикально отличной от учений Самнера и социал-дарвинистов: "Формула, выражающая различие между биологическим и общественным развитием, заключается в том, что животный мир, находясь в полной зависимости от окружающей среды, изменяется под ее влиянием, в то время как человек сам изменяет окружающую среду, демонстрируя свое превосходство над ней и другими биологическими видами"⁵³.

Эта формула направлялась Уордом против главной политической заповеди консерваторов - идеи государственного невмешательства: если весь комплекс социально-политических учреждений - правительство, законодательство и т.п. - был продуктом изобретательской способности, утверждал он, то попытки преобразовать или несколько изменить его относятся к тому же разряду, что и попытки учредить его, и так же нормальны.

На фоне господствовавших политико-идеологических схем, не оставлявших нижним классам никаких надежд на улучшение своего положения, концепция Уорда имела яркое гуманистическое звучание. Рассчитана она была не на революционные и радикальные партии. Уорд подчеркивал, что его концепция критикует "только отсутствие регулирующей системы" в американском общественном строе, но ни в коем случае не сам этот строй. Учения, направленные на разрушение сложившегося общества и его основополагающих институтов, приравнивались им к утопии: "Фактически не существует такого явления, как разрушение институтов общества. Институты изменяют свой характер, приспосабливаясь к

196

требованиям времени. Получая дальнейшее развитие под другими названиями, они теряютлишь видимую связь со своими предшественниками... Институты постоянны, они никогда не исчезают"⁵⁴.

Потребовав оставить в неприкосновенности "генетические и органические структуры", то есть собственность, капитал, государство и партии, Уорд поставил целью реформировать и гуманизировать окружающую их социальную среду. Последнюю он разделил на подвиды - локальную, расово-этническую, религиозную, географическую, образовательную, экономическую (к ней были отнесены жилищные условия, досуг, доходы, условия труда и т.п.). Неравенство условий существования различных индивидуумов и общественных групп было раскрыто им весьма полно, с привлечением обильного статистического материала. При этом Уорд, вопреки Самнеру и его школе, объяснявшим общественное неравенство различием врожденных способностей индивидуумов, доказывал, что представители разных социальных слоев были поставлены в неравные условия обстоятельствами рождения и располагали не естественными, а в первую очередь искусственными неравными возможностями. Их и требовалось устранить с помощью социального мелиоризма - так назвал Уорд свой метод исправления общественных пороков. Сам Уорд не выдвинул конкретной программы социальных реформ, предоставив это политикам. Но он заложил краеугольный камень обновленного либерализма, который со временем стали называть новым или социальным либерализмом

В конце XIX в., кроме Уорда, с критикой классических доктрин индивидуализма выступила и группа реформистски настроенных экономистов, сплотившихся в 1885 г. в Американскую экономическую ассоциацию. Излагая кредо ассоциации в подходе к социально-экономическим проблемам Америки, один из ее лидеров, Г.Адамс, доказывал: "Совершенно очевидно, что восстановление утраченной гармонии предполагает обоснование новой системы этики, нового определения прав и обязанностей индивидуумов, а также новых определений свободы и либерализма, которые должны быть впоследствии включены в существующую систему законодательства"⁵⁵. Единомышленники Адамса были единодушны в том, что новая политэкономия должна уделить первостепенное внимание не "экономическому человеку" и "невидимой руке" свободной конкуренции, а государству, этике, целенаправленным усилиям законодателей.

Широкой ревизии подверг классические доктрины индивидуализма Р. Илай, самый активный и влиятельный представитель новой политэкономии. Абсолютная свобода во взаимоотношениях индивидуумов, доказывал он, имела и может иметь прогрессивное значение при наличии широких экономических возможностей и социальной

197

однородности. В условиях же монополизации экономических возможностей небольшой группой корпораций "абсолютный индивидуализм" оборачивался тиранией сильнейших и "увековечением рабства" большинства общества. Абсолютному индивидуализму, согласно Илаю, должен был быть противопоставлен регулируемый, или просвещенный, индивидуализм.

Далее Илай пересмотрел классическую концепцию естественных и неотчуждаемых прав человека. Он отмечал, что для многих американцев в условиях сосредоточения собственности в руках корпораций она превратилась в ничего не значащую декларацию. Определив ее как негативную концепциюправ и свобод человека, Илай противопоставил ей позитивную концепцию: государству предлагалось провести разнообразные реформы в интересах рабочих, фермеров, безработных и одновременно регламентировать экономические свободы предпринимателей. Это, отмечал он, возможно, и "уменьшит количество теоретической свободы", но зато будет способствовать развитию "практической свободы" всех членов общества.

Подобно Уорду, Илай неизменно подчеркивал, что реформы должны быть направлены на совершенствование общества, но не на разрушение его фундаментальных основ. К фундаментальным основам были отнесены и классовые различия: "Существование классов имеет свои положительные и негативные стороны. С одной стороны, существование нескольких классов способствует развитию различных по своему характеру дарований и способностей. Негативная же сторона классовых различий состоит в том, что они по мере дальнейшей дифференциации ведут к разобщению нации... Идеальным является общество, основывающееся на гармонии и сотрудничестве классов, общество... цементирующее все классы в единый общественный организм"⁵⁶.

К фундаментальным ценностям Илай отнес также экономическую конкуренцию, которая, согласно его концепции, сама по себе являлась нейтральной силой и обретала конкретное содержание в зависимости от ее законодательной "упаковки". По-новому Илай подошел и к определению права на частную собственность. В последней им выделялось две стороны - индивидуальная и социальная. Он реанимировал идею Джефферсона, Франклина и Пейна о собственности как общественном установлении и, обнаружив в ней социальный элемент, предлагал обществу узаконить свое право вмешиваться в ее развитие.

Илай, Уорд и их единомышленники подготовили солидную теоретическую платформу социального либерализма, который обрел законченный вид, как и политическую жизнь, на следующем историческом этапе. Этот этап, начавшийся на рубеже XIX-XX вв. и продолжавшийся до Первой мировой войны, выдвинул целую плеяду идейных и политических

198

лидеров социального либерализма. В начале XX в. проповедники социального либерализма из академической среды уступили ведущую позицию пропагандистам и политикам новой волны, таким, как Г. Кроули, У. Уэйл, У. Липман, Л. Брандейс, Т. Рузвельт и В. Вильсон, нацеленным на развитие и реализацию конкретных реформаторских программ. На этом же этапе оформляется и широкое общественно-политическое движение в поддержку либеральных реформ. Оно получило название прогрессистского и дало название - прогрессивная эра - всему историческому периоду 1900-1914 гг.

***

Среди проповедников либерально-реформистской политики в начале XX в. наибольшую известность и влияние приобрел нью-йоркский журналист и издатель, основатель знаменитого либерального журнала "Нью Рипаблик" Г. Кроули. Его книга "Будущее Америки", вышедшая в 1909 г., стала настольной книгой для многих либерально-реформистских политиков. Теодор Рузвельт, связавший себя как раз в те годы с реформаторской деятельностью и возглавивший Прогрессивную партию, костяк которой составили сторонники реформ из Республиканской партии, воспринял сочинение Кроули как откровение. Прочитав книгу, Рузвельт отослал автору восторженное письмо: "Не помню, приходилось ли мне читать книги, которые бы обогатили меня, подобно Вашей... Я буду свободно пользоваться Вашими идеями в речах, которые собираюсь произнести". Доктрина Нового национализма, развитая в книге Кроули, не нуждалась, по словам Рузвельта, "ни в каких поправках". И позднее Рузвельт определял сочинение Кроули как "наиболее полное и глубокое исследование национальных условий из всех книг, появившихся за многие годы" и как "истинную книгу Прогрессивной партии"⁵⁷.

Осознавая остроту экономических, социальных и политических проблем монополизирующейся Америки, Кроули попытался увязать их с особенностями национальной политической традиции. В своей книге он подверг всесторонней и впечатляющей критике политические "ошибки" двух главных, по его убеждению, американских отцов-основателей, Джеффер-сона и Гамильтона. При этом он обнаруживал в воззрениях двух отцов-основателей также фундаментальные и непреходящие ценности американизма, которые должны были быть, безусловно, сохранены и включены после очищения от ошибок в обновленную национальную веру.

Джефферсона Кроули объявил главным архитектором американской демократической мечты о равенстве возможностей сограждан и приобщении каждого из них к экономическому благополучию. Но, сокрушался Кроули, Джефферсон не смог верно определить средства достижения

199

великой цели: его формула "лучшее правительство то, которое меньше правит" обозначила в качестве средства реализации этой цели индивидуальное самоутверждение и как результат пустила "великую американскую мечту" на самотек. Правда, отмечал Кроули, в период до Гражданской войны концепция Джефферсона еще действовала, причем порой весьма успешно, но затем, особенно же с образованием мощных предпринимательских объединений и профсоюзов, не оставлявших независимым индивидуумам шансов на успех, она потерпела крах.

"Великая американская мечта" Джефферсона, по убеждению Кроули, могла быть утверждена в новых условиях только с помощью иных средств. И эти средства содержались в концепции не кого иного, как главного антагониста Джефферсона Александра Гамильтона. Гамильтон выдвинул концепцию сильного центрального правительства, он справедливо отверг как несостоятельную и вредную доктрину суверенитета штатов, он же обосновал идею сильной президентской власти. Но Гамильтону была присуща собственная "ошибка": он хотел поставить сильное центральное правительство на службу интересам северо-восточной буржуазии, что было неприемлемо для американцев. Ошибка Гамильтона, доказывал Кроули, должна быть, безусловно, исправлена, но его великая идея сильного национального правительства заслуживала права на существование и включения в национальную политическую традицию. Только это сильное национальное правительство могло быть поставлено на службу всеобщему благоденствию и социальному миру. Это и будет Новым национализмом - сильное национальное правительство на службе всеобщего благоденствия⁵⁸.

Идея Кроули о необходимости возвысить национальное правительство над всеми, даже самыми могущественными социальными интересами нашла самую широкую поддержку среди либерал-реформаторов. В этой идее они увидели чуть ли не панацею. Но вот в вопросе о том, каким должно быть это новое государство, среди либералов возникли разногласия. Кроули относился с недоверием к демократическому правлению "посредством народа" и полагал, что в переходную эпоху, которую переживали США, национальное единство могло быть утверждено только сильной рукой. Прямую демократию он не считал приемлемой и по той причине, что народ, по его убеждению, действовал в большинстве случаев иррационально, полагаясь на слепое чувство социальной справедливости, а не на принципы экономической и политической целесообразности. В качестве одного из доказательств он приводил требования популистов о роспуске трестов и восстановлении равенства мелких товаропроизводителей, что было равнозначно экономическому регрессу. Кроули требовал вверить судьбы нации просвещенному национальному лидеру и его команды.

200

Подобным образом рассуждали далеко не все либералы. Многие из них полагали, что прогрессивные экономические и социальные реформы не могли быть проведены в США как раз из-за недостаточного демократизма государственной системы. В начале XX в. громко прозвучали голоса Д. Смита и Ч. Бирда, выступивших с фундаментальными исследованиями о происхождении американского государства. Они выдвинули концепцию о консервативных намерениях отцов-основателей США, воплотивших в федеральной Конституции разнообразные доктрины, призванные защитить классовые интересы собственников и блокировать обновленческие устремления народа⁵⁹. От прошлого перебрасывался мостик в современность: приводились многочисленные примеры, свидетельствовавшие, что Верховный суд и сенат в строгом соответствии с предначертанием отцов-основателей "хоронили" демократические законопроекты.

В начале XX в. широкую популярность завоевала книга публициста и политолога У. Уэйла "К новой демократии", в которой доказывалось, что американская политическая система отстраняла большинство нации от государственного управления, превращала государственную машину в орудие элиты, делала ее негибкой, неприспособленной к реформаторскому курсу⁶⁰. Бирд, Смит и Уэйл заняли место на левом фланге либерально-прогрессистского движения. Его представители, подобно популистам, потребовали прямого выдвижения избирателями кандидатов на государственные должности, прямых выборов сенаторов, президента, предоставления народу права законодательной инициативы и признания за народным референдумом главной роли при решении судьбы всех важных законопроектов. За избирателями должно было быть закреплено право на отзыв депутатов и судей.

Среди социальных проблем Америки всеми либералами в качестве главных были признаны проблемы рабочего движения и монополии. В рабочем движении ими были выделены две тенденции: тред-юнионистская и радикально-социалистическая. Опасность для общества, по их убеждению, представляла вторая тенденция. Что же касается тред-юнионизма, то он, даже выступая в агрессивных формах, преследовал цель улучшения положения рабочих в рамках существующей системы, не посягая на нее. Перед государством в связи с этим ставилась задача легализовать первую тенденцию и интегрировать тред-юнионистское движение в американское общество. Таким образом можно было нейтрализовать радикально-социалистическую тенденцию, угрожавшую существованию основополагающих институтов общества.

Либералы отвергли идею социалистов об антагонистическом характере конфликта между трудом и капиталом, обусловленного якобы владением средствами производства. На самом деле их конфликт носил

201

распределительный характер, возникая по поводу дележа прибыли, и был вполне разрешим на основе переговоров и компромиссов. Первым способом смягчения конфликта труда и капитала объявлялось приобщение рабочих к владению акциями предприятия. Вторым способом разрешения распределительного конфликта либералы объявляли введение подвижной шкалы заработной платы, означавшей, что доходы рабочих должны были расти пропорционально доходам предприятия. Многие либералы выступили в пользу законов о минимальной заработной плате и максимальной продолжительности рабочего дня. Активно разрабатывалась программа социального страхования рабочих на случаи болезни, безработицы, наступления старости.

В отношении к монополиям либералы разделились. И здесь их взоры устремились к государству, но политика его мыслилась по-разному. Часть либералов проповедовала ликвидацию монополий, восстановление и поддержание при помощи государства свободной конкуренции, вместе с которой должна была установиться и столь желанная социальная гармония. Другая часть предлагала признать монополии в качестве новой и более эффективной экономической ступени развития, но вместе с тем требовала от государства создать надежный перераспределительный механизм, который бы позволил воспользоваться плодами возросшей экономической мощи общества всем его представителям.

Наряду с мощным идеологическим течением социального либерализма в США начала XX в. получило развитие и широкое журналист-ско-публицистическое течение, сосредоточившееся также на язвах и противоречиях монополизирующейся Америки. В отличие от идеологов журналисты занимались не теоретизированием, а детальным раскрытием и накоплением фактов политической коррупции и сращивания государства с бизнесом, сговоров между предпринимателями с целью установления монопольных цен на рынке, преступных методов, использовавшихся промышленными и финансовыми генералами с целью сокрушения своих конкурентов, сверхэксплуатации рабочих, в том числе женщин и детей, на капиталистических предприятиях. Их дотошное стремление вскрыть всяческие язвы Америки вызывало раздражение даже у некоторых либеральных государственных деятелей, а Т. Рузвельт окрестил их разгребателями грязи. Под этим именем они и вошли в историю США.

Первые громкие разоблачения "разгребателей грязи" были опубликованы в 1902 г. в "Макклюрз мэгэзин". Их успех среди читателей превзошел все ожидания. Американцы с жадностью накинулись на яркие, прекрасно документированные повествования о прегрешениях и преступлениях сильных мира сего. Тиражи "Макклюрз мэгэзин" взмыли вверх. Десятки издателей мгновенно оценили коммерческие возможности

202

"разгребания грязи" и распахнули свои журналы и газеты для сотен журналистов, обладавших способностью добывать "горячие" факты и излагать их в острой манере. Альянс предприимчивых издателей и критически настроенных журналистов дал поразительные результаты. Журналы, вставшие на тропу разоблачений, среди них "Арена", "Эври-бодиз", "Кольерз", "Индепендент", "Америкэн", "Космополитэн", "Мэнсиз", "Хемптонс", стали самыми популярными и первыми по-настоящему массовыми в США. Самые яркие из журналистов - "разгребателей грязи", среди них Л. Стеффенс, Р. Бейкер, А. Тарбелл, Ч. Конноли, Т. Лоусон, Д. Филлипс, И. Рассел, приобрели общенациональную известность и по популярности встали в один ряд со знаменитыми политиками, бизнесменами, деятелями искусства. Хлесткие названия их статей: "Враги республики", "Предательство сената", "Бешеные финансы" - превратились в общенациональные клише для обозначения коррумпированных и аморальных политиков, промышленников, финансистов.

У знаменитых "разгребателей грязи" появились тысячи подражателей во всех штатах, городах, поселках. Везде и всюду обнаруживали своих коррупционеров и преступных бизнесменов. "Разгребатели грязи" превратились в реальную политическую силу и становились неотъемлемой частью общенационального движения за социальные и политические реформы, нареченного прогрессистским. Прогрессистское движение первоначально формировалось "снизу" на уровне отдельных городов и постепенно поднималось на уровень штатов. Первыми политиками-прогрессистами были мэры городов, такие, как Т. Джонсон в Кливленде, С. Джонс в Толидо, С. Лоу в Нью-Йорке, Э. Зейдель в Милуоки, П. Джонс в Миннеаполисе⁶¹. Как правило, они представляли Республиканскую и Демократическую партии, но в их программах были положения, позаимствованные у популистов и социалистов. Их мероприятия включали освобождение городского управления от коррумпированных политиков, распределение городских подрядов на конкурсной основе, обложение подоходными налогами бизнеса и контроль за игорными домами, контроль за ценами на городском транспорте.

На уровне штата прогрессисты впервые добились успеха в Висконсине, где в начале XX в. губернатором был избран реформистски настроенный представитель Республиканской партии P.M. Лафоллетт. Лафоллетт смог провести серию демократических реформ: в Висконсине были приняты законы о прогрессивном налогообложении железнодорожных компаний, о налоге на наследство, о регистрации лоббистов, которым запрещались тайные связи с законодателями. Вслед за Лафоллеттом реформистски настроенные политики были избраны губернаторами Айовы, Нью-Йорка, Калифорнии. Историк Р. Маккормик

203

приводит следующие данные об успехах прогрессистов в штате Нью-Йорк: в 1903-1906 гг. там были приняты первые законодательные акты о регистрации лоббистов, о запрете корпорациям вносить взносы на проведение политических кампаний, о прямых первичных выборах (выдвижение кандидатов на государственные должности самими избирателями), о регулировании железнодорожных корпораций, о запрете государственным служащим получать бесплатные пропуска для проезда на железнодорожном транспорте. А в 1907-1908 гг. было принято уже около 90 подобных законодательных актов⁶².

В 1908-1912 гг. профессистское движение вышло на национальный уровень. В обеих главных партиях оформились реформистские группы, активно требовавшие включения в партийные платформы пунктов об экономических, социальных и политических преобразованиях. Некоторые из демократов и республиканцев встали на реформистские позиции в силу внутренних убеждений, другие подчинились закону политического рынка: требования всесторонних преобразований в экономике и политике достигли к тому времени такой популярности среди избирателей, что их игнорирование грозило политической неудачей.

Демократическая партия уже на президентских выборах 1908 г. включила в свою платформу серию наиболее популярных реформаторских требований: обновление и усиление антимонополистического законодательства (в частности, запрещение системы пересекающихся директоратов, выдача федеральным правительством лицензий тем корпорациям, чья деятельность осуществлялась в нескольких штатах, наконец, требование к таким корпорациям придерживаться повсеместно единых принципов предпринимательства), введение федерального подоходного налога, демократизация деятельности Конгресса США, совершенствование системы конкурсного замещения федеральных должностей⁶³. В 1912 г. в платформу партии были добавлены требования прямых выборов сенаторов, прямых первичных выборов кандидатов в президенты, запрета использования антимонополистического законодательства в отношении профсоюзов⁶⁴. А ведь кандидатом в президенты от Демократической партии в 1912 г. был выдвинут В. Вильсон - политик более умеренный, нежели У.Д. Брайан, баллотировавшийся в президенты от демократов в 1908 г.

Менее влиятельными оказались сторонники реформ в Республиканской партии. Их самым известным лидером был Т. Рузвельт, который еще в 1901 г. оказался в силу обстоятельств президентом США (в том году президент Маккинли был убит анархистом Л. Чолгошем и вице-президент Рузвельт занял освободившийся высший пост). В период президентства (1901 - 1909 гг.) Рузвельт пытался осуществить некоторые реформы, но преобладание среди республиканцев консерваторов гасило его реформаторские

204

замыслы. В 1909-1913 гг., но времена президентства У. Тафта, Республиканская партия следовала консервативному курсу, но тогда же в ней произошел раскол. В январе 1911 г. реформистская фракция Республиканской партии во главе в Р. Лафоллеттом образовала Национальную прогрессивную республиканскую лигу. В 1912 г. она преобразовалась в Прогрессивную партию и выдвинула своим кандидатом в президенты Т. Рузвельта.

Платформа Прогрессивной партии включала еще больше реформаторских требований, чем платформа демократов. В частности, в ней присутствовали выдвинутые некогда Популистской партией требования наделения избирателей правом вносить поправки в конституцию, отзывать депутатов, одобрять законы. Партия высказывалась в пользу широкого рабочего законодательства и предлагала наделить избирательным правом женщин⁶⁵.

При всем сходстве платформ Прогрессивной и Демократической партий между ними существовало, как минимум, одно важное отличие. Прогрессивная партия и Теодор Рузвельт, позаимствовавший концепцию и лозунг Нового национализма у Г. Кроули, считали необходимым признать и сохранить монополистические объединения. Бесспорное достоинство крупных корпораций они видели в том, что те покончили с экономическим хаосом, свойственным свободной конкуренции, внесли упорядоченность в экономическое развитие, способствовали росту национальных богатств. Другое дело, что львиная доля национальных богатств присваивалась узкой горсткой корпораций. Вот здесь-то и должно было сказать свое слово государство: в его обязанности Новый национализм включал введение контроля над ценами, прогрессивно-пропорциональное налогообложение доходов предпринимательских объединений и наследств, инспектирование качества продукции монополий, выявление и пресечение нечестных сделок и т.д.

В. Вильсон и Демократическая партия, напротив, настаивали на необходимости сохранения и совершенствования антимонополистического законодательства. Вильсон выступил с лозунгом и концепцией Новой свободы, позаимствованными у либерального юриста Л. Брандейса. Брандейс и Вильсон, пытаясь избежать обвинений в экономическом утопизме, требовали различать два процесса: технико-экономическую концентрацию производства, с одной стороны, и финансово-организационную централизацию, слияние акционерных капиталов - с другой.

"Я за большой бизнес, но я против трестов", - высказал свое кредо Вильсон. Он и его сторонники критиковали как теоретическую беспомощность неумение отличить крупномасштабное производство от "совершенно определенных типов объединений", гигантских "промышленных и

205

денежных трестов"⁶⁶. Пытаясь конкретизировать, какое предпринимательское объединение можно считать монополистическим, Вильсон указывал, что к таковым необходимо отнести корпорации, контролирующие более 50% производства и сбыта определенной товарной продукции⁶⁷.

Хотя Вудро Вильсон и Теодор Рузвельт были главными соперниками на президентских выборах 1912 г., оба они отстаивали активное реформаторское воздействие на общественное развитие. И то, что оба претендента-реформатора сумели решительно потеснить кандидата от Республиканской партии (Вильсон, выигравший выборы, собрал 6,2 млн., Рузвельт - 4,1, а Тафт - 3,4 млн. голосов), поклонявшейся консервативным принципам, свидетельствовало, что либеральный реформизм набрал в США большую силу и стал важным реальным фактором, влияющим на развитие американского общества.

Президентство В. Вильсона, в первые годы которого было принято наибольшее количество федеральных либеральных реформ, подвело итог прогрессистской эры. За эти годы в США было принято несколько федеральных законов и множество законов штатов, которые определенным образом перераспределили власть между верхним классом и обществом, расширив контроль последнего над экономической властью корпораций и политической системой нации.

Наибольших успехов прогрессисты добились именно в сфере политических реформ. Важнейшей среди них оказался закон о передаче права избрания сенаторов от легислатур штатов самим избирателям. Одобрение соответствующей поправки к федеральной Конституции заняло двадцать лет. Палата представителей одобряла поправку в 1893, 1894, 1898, 1900 и 1902 гг., но сенат каждый раз упрямо отклонял ее⁶⁸. Проблема оказалась сдвинутой с мертвой точки в значительной мере благодаря "разгребате-лям грязи", приводившим свидетельства подкупа кандидатами в сенаторы легислатур штатов. Наибольший скандал приобрела история, поведанная в 1911 г. "Чикаго трибюн", о подкупе претендентом в сенаторы У. Лоримером законодателей штата Иллинойс. После этого сенат США не только отказал в мандате Лоримеру, но и согласился на одобрение закона о прямых выборах сенаторов. В июне 1911 г. уже обе палаты Конгресса США одобрили 17-ю поправку к федеральной Конституции, вводившую прямые выборы, а в мае 1913г., после ратификации ее тремя четвертями штатов, она вступила в силу.

Настоящий бум демократических политических реформ наблюдался в деятельности законодательных собраний штатов. С 1898 по 1918 г. 22 штата внесли поправки в свои конституции, наделявшие избирателей правом законодательной инициативы и референдума в рамках собственных штатов, причем в 12 случаях избиратели получили право вносить поправки и в конституции штатов. К 1917 г. в 44 штатах были одобрены

206

законы о прямых первичных выборах, предоставлявших самим избирателям право выдвигать кандидатов на различные государственные должности. Правда, речь шла в основном о должностях в самих штатах. Что касается законов о прямых первичных выборах кандидатов в президенты, то они к 1916 г. были одобрены только в половине штатов, причем в последующем, в период с 1918 по 1945 г., в восьми штатах эти законы были отменены. Так что национальные партийные конвенты сохранили за собой решающее слово при выдвижении кандидатов в президенты.

В 1907 г. Конгресс США одобрил первый федеральный закон о порядке финансирования избирательных кампаний, по которому в этом финансировании запрещалось участвовать национальным банкам и корпорациям. В 1910 г. Конгресс потребовал от депутатов обнародовать источники финансирования своих избирательных кампаний, а в 1911 г. впервые ввел ограничения на объемы подобного финансирования.

Завершающей политической реформой прогрессистской эры стала 19-я поправка к федеральной Конституции, наделявшая избирательным правом женщин. Движение за поправку, начавшееся на уровне штатов, долгое время наталкивалось на сопротивление Конгресса США. Сопротивление Конгресса было сломлено в значительной мере благодаря движейию суфражисток, из которого выделилась радикальная Женская партия, использовавшая тактику пикетирования Белого дома. В 1918 г. 19-ю поправку одобрила палата представителей, в 1919 г. - сенат США, а в 1920 г. она была ратифицирована легислатурами штатов⁶⁹.

Среди демократических социально-экономических мер прогрессистской эры выделялась 16-я поправка к Конституции США, вступившая в силу в 1913 г. и вводившая федеральный подоходный налог. Этот налог, облагавший доходы в зависимости от их величины и, таким образом, обладавший определенным перераспределительным характером, в течение нескольких лет превратился в главный источник наполнения федерального бюджета. Благодаря ему оказались возможными и все социальные расходы государства, которые обнаружили тенденцию возрастания на протяжении всего XX в. и стали важнейшим средством оказания помощи малоимущим социальным группам.

Наибольшее же количество социально-экономических законов пришлось на регулирование деятельности предпринимательских объединений. Законодательство и практика регулирования предпринимательских объединений обладали серьезными противоречиями, что затрудняет их однозначную оценку. Антимонополистическое законодательство стало впервые широко использоваться Т. Рузвельтом: едва став президентом, он потребовал возбудить судебное преследование железнодорожной корпорации "Норзерн секьюритиз", которая контролировалась домом

207

Морганов, а всего за годы его президентства было возбуждено 40 дел против монополий и часть предпринимательских объединений была разукрупнена. Рузвельт, заслуживший славу "разрушителя трестов", со временем, однако, предпочел "роспуску трестов" их "регулирование" и стал пропагандировать идею разделения трестов на "хорошие" и "плохие", требуя наказания только последних. Под "хорошими", как показала практика, понимались монополии, например "Юнайтед Стейтс стил", которые готовы были сотрудничать с правительством, но отнюдь не были безупречны в своих отношениях с конкурентами и обществом⁷⁰. В 1911 г. Верховный суд США, провозгласив расплывчатое "правило разумности" при вынесении вердикта о законности монополий, еще в большей степени затруднил юридически точное преследование финансово-промышленных объединений.

Как безусловно антимонополистические трактовались законы о регулировании железнодорожных компаний, особенно закон Хэпберна 1906 г., включивший пункт о максимальных тарифных ставках на железнодорожном транспорте. Закон действительно ударил по железнодорожным монополиям, но при оценке закона важно учитывать, что его активно лоббировали промышленные монополии, заинтересованные в снижении тарифов за перевозки. Так что подчас за тем или иным антимонополистическим законом стояло столкновение отраслевых монополистических групп.

В 1914 г., в период президентства В. Вильсона, в США был принят второй по важности (после закона Шермана) антимонополистический закон Клейтона. Закон запрещал практику перекрещивающегося директората, расширив тем самым трактовку монополистической практики. Однако последнее слово в применении антимонополистического законодательства оставалось за судами. Они же во все большей степени опирались на "правило разумности", высказанное в 1911 г. Верховным судом, и объявляли "экономически оправданными" практически все предпринимательские объединения. Как это ни парадоксально, но именно после принятия закона Клейтона в США произошло наибольшее количество слияний промышленных и финансовых предприятий⁷¹.

Закон Клейтона содержал статьи, ограничивающие использование "инджанкшнз", как и антитрестовского закона Шермана, в отношении профсоюзов. Лидер АФТ С. Гомперс приравнял их к "Великой хартии труда": при всей ограниченности они серьезно расширяли возможности существования и деятельности профсоюзов. Рабочее законодательство в прогрессистскую эру развивалось преимущественно на уровне штатов. К 1915 г. в 25 штатах были приняты законы о компенсации рабочим за производственные травмы. В 9 штатах вводился закон о минимальной заработной плате для женщин и в 20 штатах - об ограничении продолжительности

208

женского труда на ряде производств 10-12 часами. В 22 штатах были одобрены законы об ограничении детского труда⁷². Заключительным аккордом рабочего законодательства прогрессистской эры явился федеральный закон Адамсона 1916 г., ограничивший рабочий день на частных железных дорогах 8 часами.

Из трех ветвей государственной власти с прогрессистских позиций по преимуществу выступала власть исполнительная. В политологической и исторической литературе традиционно подчеркивается особая роль в реализации реформистского курса президентов Т. Рузвельта (1901 - 1909) и В. Вильсона (1913-1921). Оба они вошли в историю не только как реформаторы, но и как сильные государственные деятели, сумевшие, подобно Э.Джексону и А.Линкольну, изменить соотношение сил между исполнительной и законодательной ветвями в пользу первой. С этой целью ими использовались некоторые оригинальные доктрины и приемы.

Т Рузвельт следовал гамильтоновской "широкой" трактовке полномочий президента, включая в них возможность широкой законодательной инициативы, право на равных с Верховным судом определять смысл конституции и др. Подобно Э.Джексону, он считал президента, а не законодателей наиболее близким к избирателям, представителем и выразителем "гласа народа". Политологи С. Мил кис и М. Нелсон считают, что Рузвельт дал начало практике риторического президентства, означающего установление активных прямых контактов с гражданами в целях склонить их на свою сторону в споре с другими ветвями власти. В 1905 г., например, во время обсуждения закона Хэпберна, неодобрительно встреченного сенатом, он совершил длительное пропагандистское турне по западным штатам, демонстрируя, что народ поддерживает именно его позицию. Кампания Рузвельта оказала воздействие на одобрение в конечном счете закона Хэпберна законодателями⁷³.

Со схожих позиций оценивал институт президентства и действовал в качестве главы исполнительной власти В. Вильсон⁷⁴. С момента вступления в президентскую должность он начал активно взаимодействовать с фракциями Демократической партии в палате представителей и сенате США, стремясь превратить их в своего рода ветви исполнительной власти, действующие в Конгрессе. Усилиям Вильсона сопутствовал успех, законодатели от Демократической партии в целом претворяли его инициативы в жизнь.

Политическая демократизация прогрессистской эры в итоге затронула и непосредственно институт федеральной законодательной власти. Наиболее заметной мерой оказалось резкое ограничение полномочий спикера палаты представителей, который вплоть до 1910-х гг. представал в глазах многих в качестве "царя" палаты. В 1910-1911 гг. спикер был лишен права осуществлять назначения в постоянные комитеты палаты и

209

формулировать порядок ее работы. Сократились и властные возможности лидеров партийных фракций, так что после 1913 г., по заключению авторитетных американских ученых, "в большинстве случаев реальным лидером Конгресса оказывался хозяин Белого дома"⁷⁵.

Противоречивость прогрессистской эры в значительной мере объясняет различия в ее исследовательских интерпретациях. Либеральные авторы склонялись к тому, что прогрессизм объединил перед лицом угрозы экономического и политического господства монополий самые разные общественные слои, во главе которых выступила просвещенная элита, включившая Т. Рузвельта, В. Вильсона и других представителей истеблишмента. От реформ в равной степени выиграла вся нация⁷⁶. Радикальные авторы доказывали, что прогрессистские реформы были результатом целенаправленных усилий той части правящей элиты, которая с помощью либеральной политики хотела упрочить позиции правящего класса. В ходе прогрессистских преобразований оформился "корпоративный либерализм", ставший основополагающей системой классового господства в XX в.⁷⁷

По моему заключению, односторонность присуща как либеральной, так и радикальной интерпретации. Представляется, что прогрессистские реформы явились результатом усилий как минимум трех социальных сил, для которых характерны серьезные различия мотивов и целей. Первой среди этих сил были радикальные движения от популистов до социалистов, нацеленные на глубокие преобразования общества. Сами они не смогли объединить вокруг себя большинство американцев и прийти к власти, но их активность и программы самым серьезным и непосредственным образом влияли на изменения в расстановке социально-политических сил и повестку реформаторских преобразований. Трудно предположить, чтобы без их радикального "вызова" либеральный "ответ" со стороны просвещенной части истеблишмента во главе в Т. Рузвельтом и В. Вильсоном был бы столь основателен.

В американской литературе существует точка зрения, согласно которой роль третьей силы, каковой является радикализм (после либерализма и консерватизма) в американской политике заключается в том, чтобы побудить нацию к действию, уступая политическую авансцену главным партиям, после того как те созреют до одобрения необходимых преобразований. Эта точка зрения справедлива в том смысле, что большинство реформаторских эпох в США развивались по этой схеме. Возражение вызывает заключенная в ней тенденция оценивать радикализм только как своего рода меньшего партнера главных политических сил. На самом деле радикализм, формировавшийся часто в гуще народного протеста, выражал собственные социальные и политические интересы нижних классов, оппозиционные, а то и антагонистические по отношению к интересам

210

верхнего класса и политического истеблишмента. Другое дело, что у радикализма в силу разных причин недоставало потенциала самому успешно соперничать за власть, и он отдавал голоса своих сторонников той из двух главных партий, которая включала в свою программу хотя бы часть его требований.

Вторым социально-политическим движением, оказавшим непосредственное воздействие на прогрессистские реформы, был либерализм. Он был представлен американской интеллигенцией (от интеллектуалов типа Л. Уорда, Р. Илая, Л. Брандейса до армии "разгребателей грязи"), массой избирателей из средних слоев общества, а также тех политиков из главных партий типа P.M. Лафоллетта, которые искренне хотели возвысить общество над корпорациями. Либерализм в своем развитии и требованиях основывался на принципах гуманизма, демократии и эгалитаризма, которые были заложены еще Джефферсоном, Франклином и Пейном и закреплены во времена Линкольна. В отношении радикализма либералы занимали критическую позицию, но это была позиция не тотального отрицания, а спора-диалога, продемонстрировавшего желание и способность либералов воспринять от радикализма, в том числе и социализма, ряд критических оценок капитализма и позитивных программ, способных изменить общественные отношения в США, возвысить значение и роль демократии и ограничить власть корпораций и элит. В результате в конце XIX - начале XX в. в США оформляется социальный либерализм, который оказался во многом похож на европейскую социал-демократию.

Третьей силой, способствовавшей успеху прогрессистских реформ, была просвещенная часть экономической и политической элиты США, мотивы которой носили по преимуществу охранительный характер. С их стороны принятие социально-политических реформ означало согласие на такое изменение общественного договора с нацией, при котором уступки демократии, нижним и средним классам становились одновременно гарантией сохранения социальных основ американского миропорядка. Такой маневр невозможно назвать обманом, ибо уступки основным слоям общества и демократии, социальные и политические реформы имели реальное значение. Скорее это был компромисс, от которого элита выиграла больше, чем проиграла. Как показывают факты, магистральная тенденция экономического развития США после прогрессистских реформ не только не пресеклась, но даже упрочилась: в последний год пребывания у власти реформатора В. Вильсона состояния ведущих американских корпораций в среднем были в 2-3 раза выше, чем в год его прихода к власти⁷⁸. Уступки демократии, социальный мир со средним и нижним классами оказались для элит экономически выгоднее, нежели конфронтация и стремление к всевластию.

211

***

Как обнаружилось на последующем этапе, в период Первой мировой войны и особенно в 1920-х гг. успех демократии прогрессистской эры не приобрел необратимого характера. Постпрогрессистский период показал, что институционализация демократических принципов еще недостаточна для их торжества и что они обретают реальное значение и звучание в зависимости от соотношения социально-политических сил, которое часто изменяется вслед за сменой исторических эпох, как и в силу других факторов и обстоятельств.

В период Первой мировой войны таким фактором стало характерное для всех военных эпох стремление правительства подчинить все социальные и политические группы единому общенациональному интересу, как его понимало само правительство. Для правительства этот общенациональный интерес заключался в достижении победы над Германией, мобилизации и подчинении ради этой цели всех материальных и людских ресурсов. Все, кто не подчинялся, а тем более сопротивлялся этому, независимо от того, соответствовали или нет их действия существовавшим демократическим нормам, государством подавлялись и наказывались.

После вступления США в 1917 г. в войну на стороне Антанты, правительство В. Вильсона использовало три главных средства, чтобы подавить тех, кто так или иначе занимал антивоенную позицию или оказывался в оппозиции мобилизационным усилиям государства⁷⁹. Во-первых, на основе указов военного времени оно депортировало из страны тех иностранцев и иммигрантов, которые обвинялись в саботаже политики правительства, военной промышленности, в революционных и радикальных призывах. Депортация осуществлялась без суда, на основании простых административных указаний.

Во-вторых, правительство подавляло забастовки, причем с особой решительностью те, которые выдвигали политические требования. Сокрушительные удары были нанесены по радикальному профсоюзному объединению "Индустриальные рабочие мира". Многие его руководители оказались за решеткой, а сам профсоюз так никогда и не смог оправиться от правительственных ударов.

В-третьих, действуя на основании законов о шпионаже 1917 г. и измене 1918 г., правительство подвергало репрессиям лиц, которые сопротивлялись его мобилизационным мероприятиям или наносили оскорбления государству, конституции, флагу, вооруженным силам США. Во исполнение этих законов было запрещено распространение десятков периодических изданий и осуждены сотни граждан. Лидер Социалистической партии Ю. Дебс, выступавший против участия США в войне, был заключен

212

в тюрьму на два с половиной года. Члены этой партии вообще пострадали от правительственных репрессий в наибольшей мере, что стало одной из причин упадка социализма после Первой мировой войны.

По окончании войны репрессивные мероприятия правительства против радикалов и социалистов продолжились в связи с боязнью укоренения в США большевистских идей. В 1919г. была подавлена мощная, объединившая около 350 тыс. человек стачка сталелитейщиков, одним из лозунгов которой было образование в США советов по русскому образцу. В 1920 г. генеральный прокурор США А. Палмер организовал рейды против радикальных организаций по подозрению в антиправительственном заговоре. Уже в первую неделю января того года в 33 городах были арестованы 3 тыс. человек по обвинению в принадлежности к компартии, из них пятьсот человек были вскоре депортированы из страны.

В военный и послевоенный периоды реформаторский курс правительством Вильсона был свернут. Либеральная политическая эпоха уступила место консервативной, что в целом соответствовало сдвигам в умонастроениях большинства американцев: после тяжких военных лет, в атмосфере подъема революционности и радикализма во всем мире, в том числе и в США, не только верхи, но и средний класс хотели спокойствия и порядка. В 1920-х гг. избиратели отдали предпочтение на общенациональных выборах Республиканской партии. Президентский пост в течение 12 лет занимали три ее консервативных лидера - У. Гардинг (1921-1923), К. Кулидж (1923-1929) и Г. Гувер (1929-1933).

Одной из основ распространения политического консерватизма в США стало экономическое благополучие 1920-х гг., вошедших в американскую историю как "десятилетие просперити". Процветание той эпохи было не только пропагандистским клише, о нем свидетельствовали и реальные, бесстрастные цифры: разве не являлся объективным показателем благосостояния Америки показатель выпуска автомобилей - 5,4 млн. ежегодно в конце десятилетия? Теперь их могли свободно приобрести не только богатые, но и американцы со средним достатком. Экономический подъем начался после окончания Первой мировой войны, из которой США вышли крупнейшим мировым кредитором. А к концу 20-х гг. на долю США приходилось 48% промышленного производства всего капиталистического мира - на 10% больше, чем на долю Великобритании, Франции, Германии, Италии и Японии вместе взятых. Львиная доля производства пришлась на крупные корпорации, которые в глазах нации реабилитировали себя за грехи эпохи грюндерства.

Республиканская партия доказывала нации, что именно корпорации являлись творцами процветания, а поэтому им должна быть предоставлена полная свобода рук и переданы рычаги экономического управления. В 1920-х гг. представители социально-экономической элиты вновь резко

213

увеличили свое представительство в верхнем эшелоне государственной власти (оно достигло 80%, в то время как в годы президентства В. Вильсона составляло 57%)⁸⁰. Своего рода символом упрочившегося политического влияния крупного бизнеса явилось одиннадцатилетнее (с 1921 по 1932) пребывание на посту министра финансов мультимиллионера Э. Меллона. Чтобы занять этот пост, Меллон должен был выйти в отставку из руководства 51 корпорации, но его деятельность на посту министра финансов многократно искупила эту жертву, принеся многомиллиардные прибыли всему большому бизнесу. В 1921 г. по его инициативе ставка налога на доходы, превышающие 1 млн. долл., была снижена с 66 до 50%, а в 1926 г. - до 20%.

В отношении корпораций прекратилось использование антимонополистических законов, которые были нейтрализованы Верховным судом США с помощью принципа "разумности" предпринимательских объединений. Зато возросло количество преследований профсоюзов, вследствие чего их численность сократилась к концу десятилетия в полтора раза. Республиканская партия вернула к жизни сверхвысокие протекционистские тарифы, которые, как и в конце XIX в., были объявлены одной из основ процветания национальной промышленности. Одно из главных пропагандистских обещаний республиканцев о поддержке на высоком уровне заработной платы американских трудящихся было подкреплено самыми консервативными за всю историю США иммиграционными законами, которые резко сократили квоты для переселенцев из бедных и среднеразвитых европейских стран и запретили азиатскую иммиграцию.

Среди президентов-республиканцев послевоенной эпохи наибольшую известность приобрел Г. Гувер, который, в отличие от его предшественников, был не только практиком, но и самым тогда популярным философом индивидуализма. 31-й президент США был решительным противником каких-либо изменений в сложившейся общественной структуре, как и позитивного социально-экономического законодательства в интересах нижнего класса. Государство, повторял раз за разом Гувер в годы президентства, должно решительно воздерживаться от прямого вмешательства в отношения классов, но оно обязано неустанно просвещать труд и капитал относительно возможных путей и форм преодоления или смягчения конфликтов и добровольного сотрудничества. Социальную гармонию в США мог утвердить только воспринятый всеми классами просвещенный индивидуализм, обоснование которого Гувер считал своей важнейшей задачей.

Гувер засыпал предпринимателей речами о необходимости тесно добровольно взаимодействовать, организовывать всевозможные ассоциации и "круглые столы" с целью выработки правил конкурентной этики, честного

214

поведения на рынке, пресечения разнообразных злоупотреблений в отношениях с потребителями и между собой. Он особенно подчеркивал необходимость добровольного, без участия государства, сотрудничества корпораций и профсоюзов, предвосхищая тем самым доктрину социального партнерства. Он признавал право рабочих на образование профсоюзов, но неизменно отдавал предпочтение компанейским союзам, которые создавались бы по соглашению с предпринимателями, и доказывал, что эти цели должны достигаться не при помощи государственного законодательства, а исключительно посредством добровольных соглашений между трудом и капиталом⁸¹.

В 1920-х гг. отказалась от либерально-реформистской идеологии Демократическая партия. Различия между нею и республиканцами вновь были столь же малозначительны, как и в последней четверти XIX в. Лидеры партии исповедовали доктрину твердого индивидуализма, который объявлялся основой американской цивилизации. В 1924 г. кандидат в президенты от демократов Д. Дейвис обнародовал "Американское кредо", которое повторяло старозаветный принцип "лучшее правительство то, которое меньше правит". В результате Дейвис предстал перед избирателями "лишь как тень консервативного Кулиджа"⁸². В 1928 г. на президентских выборах партию представлял А. Смит, который и в идеологических, и в программных установках также оказался лишь тенью республиканского кандидата, в этот раз Г. Гувера.

Показателем консервативной эволюции демократов в 1920-х гг. может служить история перехода на фундаменталистические позиции У.Д. Брайана, который на рубеже XIX-XX вв. первым в руководстве Демократической партии выдвинул программу либеральных реформ. В 1925 г. в г. Дейтон, штат Теннесси, Брайан выступил обвинителем по делу школьного учителя Д. Скоупса, излагавшего своим ученикам теорию Ч. Дарвина о происхождении человека. Брайан, вставший на обскурантистскую позицию, требовал доверяться в этом вопросе исключительно библейским заповедям. Брайановский фундаментализм был присущ многим демократам, особенно в южных штатах. Благодаря в первую очередь их усилиям, в пяти штатах Юга был принят закон, запрещавший преподавание учения Дарвина. На Юге же демократы, как никогда, были близки к расистам, не стесняясь сотрудничать с реакционными организациями типа куклукс-клана.

В конце XIX в. стирание различий между двумя главными американскими партиями явилось важной причиной возникновения и успехов радикальных третьих партий, сначала популистов, потом социалистов. В схожей ситуации 1920-х гг. радикалы подобного успеха добиться не смогли. Их единственное весомое выступление пришлось на 1924 г., когда вокруг Конференции прогрессивного политического действия объединились

215

крупные национальные организации, находившиеся левее центра. В частности, поддержку ей оказали Фермерско-рабочая партия. Социалистическая партия и Американская федерация труда. Было принято решение о создании новой Прогрессивной партии, выдвинувшей своим кандидатом в президенты Р. Лафоллетта. Платформа партии включила серию антимонополистических экономических и демократических политических требований: национализация предприятий гидроэнергетики и железных дорог, признание за рабочими права на коллективный договор, повышение налогообложения корпораций, предоставление Конгрессу права преодолевать негативные решения Верховного суда США путем повторного рассмотрения и утверждения закона, прямые выборы президента и вице-президента. Партия сумела собрать около 5 млн. голосов или 17% от числа принявших участие в выборах. Это был весомый результат, но большинство избирателей в условиях экономического подъема предпочли довериться лозунгу Республиканской партии: "Кулидж или хаос".

В 1920-х гг. произошло серьезное ослабление американского социализма. После Первой мировой войны Социалистическая партия все еще сохраняла свой политический потенциал. В 1920 г. ее лидер Ю. Дебс сумел неплохо выступить на президентских выборах: за него проголосовало 920 тыс. человек. Но уже тогда в партии возникла угрожавшая ее существованию опасность раскола.

Под воздействием российской революции 1917 г. в соцпартии США оформилось сильное левое течение, исходившее из того, что только "большевизация" американского социализма давала ему шансы на успех. На основе этого убеждения оформилась Коммунистическая партия США, а создавшие ее левые социалисты объявили себя непримиримыми противниками любого соглашательства, выказывая все большую враждебность в отношении покинутой ими соцпартии.

Американские коммунисты с самого начала игнорировали национальные традиции, что, как выяснилось очень скоро, обрекало их на сектантское существование. В 20-х гг. компартия США записала в свою программу дикую, по понятиям подавляющего большинства американцев, цель установления диктатуры пролетариата. Вопреки очевидным фактам, свидетельствовавшим о стабилизации капитализма, компартия ориентировалась на скорую его смену в США, как и во всем мире, социализмом. В конце 1920-х гг. компартия вооружилась принципом "класс против класса", который в ее интерпретации, воспринятой от Коминтерна, означал особенно непримиримое отношение к либералам, социалистам, фермерским партиям. Такие известные и авторитетные лидеры социалистов, как Норман Томас И'Элтон Синклер, были заклеймены как "социал-фашисты".

В отношениях с черными американцами компартия проводила идею о том, что они представляют собой особую нацию, и выдвигала требование

216

создания независимого негритянского государства в так называемом "черном поясе" Юга. Это требование не находило поддержки среди большинства лидеров черных американцев, ориентировавшихся на процесс демократической интеграции в американское общество, и вызывало откровенно враждебное отношение со стороны белых американцев, решительно отвергших идею государственного членения США как пахнущую кровью.

В целом соотношение политических сил в 1920-х гг. характеризовалось очевидным доминированием консерватизма. Благодаря этому вновь упрочились властные позиции верхнего класса и были частично ревизованы либерально-демократические нововведения прогрессистской эпохи. Было положено под сукно антимонополистическое законодательство, резко снижены налоговые ставки на корпорации, ущемлены права профсоюзов, в ряде штатов отменены праймериз. Расистская политика в отношении чернокожих американцев, восторжествовавшая в конце XIX в. и оставшаяся нетронутой даже в прогрессистскую эпоху, в 1920-х гг. стала еще более жесткой. Вместе с тем основные либерально-демократические реформы прогрессистской эры, пусть отчасти и замороженные, не были отменены. Не было отменено и ни одно демократическое установление предшествующих исторических периодов. При новом раскладе социально-политических сил они вполне могли "заработать" в направлении перераспределения властных позиций между элитами и демократией. Это произошло уже в 1930-х гг.

217