Политическая история США. XVII

39 :: 40 :: 41 :: 42 :: 43 :: 44 :: 45 :: 46 :: 47 :: 48 :: 49 :: 50 :: 51 :: 52 :: 53 :: 54 :: 55 :: 56 :: 57 :: 58 :: 59 :: 60 :: 61 :: 62 :: 63 :: 64 :: 65 :: 66 :: 67 :: 68 :: 69 :: 70 :: 71 :: Содержание

Становление национальной
политической системы:
1770-1810-е гг.

После 4 июля 1776 г. антиколониальная война продолжалась семь лет, до 1783 г., пореволюционный период, включающий наряду с достижением независимости также внутриполитическое переустройство, завершился в 1787 г. с принятием федеральной Конституции и основанием самостоятельного государства на территории Северной Америки.

Если вопрос о независимости развел американцев на ее сторонников и противников, на патриотов и лоялистов, то отношение к политическому устройству Северной Америки разделило уже самих патриотов. Главными были две группы: демократы, намеревавшиеся всесторонне преобразовать политический строй провинций, и умеренные, которые после отмены колониальной зависимости хотели расширить и упрочить уже имевшийся у них контроль над политической системой.

Очевидны социальные различия между двумя группами: умеренные представляли американский верхний класс, который насчитывал не более 10% населения и в колониальный период поставлял большинство депутатов законодательных ассамблей; демократы защищали интересы "низов", которые до независимости в лучшем случае пользовались избирательным правом, но на политический процесс сколько-нибудь существенного влияния не оказывали. Понятие "низы" в данном случае нуждается в уточнении. Из него необходимо исключить черных американцев, а также белый "пролетариат", не принимавших в революции сколько-нибудь заметного участия. Под "низами" в Американской революции я понимаю ремесленников, мелких и средних фермеров, матросов, мелких торговцев, то есть тех рядовых белых граждан, которые пробудились к политической активности в предреволюционные десятилетия, а после 1776 г. намеревались резко расширить свои права, в том числе завоевать контроль в государственном управлении.

"Низы" выдвигали политических лидеров из собственных рядов, но все же наибольшую известность среди их вождей, особенно духовных, приобрели те, кто по своему статусу принадлежал к верхнему классу, но последовательно выступал с демократических позиций. Это Т. Джефферсон, Б. Франклин, Д. Мейсон, Б. Раш. Умеренные выдвинули целую плеяду выдающихся политических деятелей: Д. Адаме, А. Гамильтон, Д. Джей, Д. Мэдисон, Д. Вашингтон, Д. Дикинсон, Э. Рандольф - вот только наиболее известные среди них. В итоге они добились своих целей в революции, но их победа оказалась не абсолютной и была основана на многих компромиссах с демократами. Демократы добились частичного успеха, но именно благодаря нему политическая демократия впервые пустила прочные корни на американской почве.

На начальном этапе революции успех сопутствовал именно демократам: после сокрушения колониальной системы во всех тринадцати штатах была утверждена республиканская форма правления, расширено избирательное право, проведены другие демократические преобразования. В целом было осуществлено серьезное демократическое переустройство американской политической системы. С начала 1780-х гг. происходит перегруппировка сил: начинается контрнаступление умеренных. Победа над Англией в 1783 г. освободила верхний класс от необходимости дальнейших уступок "низам" и создала возможность для консолидации политической власти в собственных руках. Венцом новой политической тенденции явилась федеральная Конституция 1787 г.

После 4 июля 1776 г. антиколониальная и внутриполитическая революции стали развиваться уже на равных; более того, создается впечатление, что к преобразованию государственного устройства многие патриоты испытывали больший интерес. Ведение войны было вверено Вашингтону и его армии, большинство же политических умов всецело занялись написанием и реализацией всевозможных конституционных проектов. В Америке начался своего рода конституционный бум, выразившийся, по словам одного из патриотов Ф. Ли, в том, что все американцы, умеющие пользоваться пером, "обратились к написанию Конституции"¹.

Это массовое "увлечение" американцев разъяснил Т. Джефферсон, подготовивший одновременно с Декларацией независимости три проекта конституции для своего родного штата Виргиния: "Сейчас это, по сути, самое увлекательное занятие, которому желает посвятить себя каждый гражданин. В нем смысл всей нашей борьбы. Если у нас утвердится плохое правительство, то это будет означать, что вполне можно было жить в согласии с дурным правлением, навязываемым из-за океана, не подвергая

себя ненужному риску и не принося жертв на полях сражений"². Причем на первом этапе революции патриоты, как вспоминал впоследствии Д. Адаме, меньше всего думали о "консолидации огромного континента под началом единого национального правительства". Напротив, они были уверены, что бывшие колонии, ставшие называться государствами (по-английски "states"; в русском языке это английское слово стало транскрибироваться как "штаты". - Авт.), навсегда останутся именно "конфедерацией государств, каждое из которых будет иметь отдельное правительство"³. Это убеждение подкреплялось ссылками на классиков политической мысли от Аристотеля до Монтескье, доказывавших, что республики, в отличие от монархий, могут устоять только на небольших территориях. Главные усилия американцев оказались сосредоточены на политическом обустройстве каждого отдельного штата.

С самого начала среди патриотов выявились существенные разногласия по широкому кругу проблем внутриполитического устройства. Во всех штатах стали возникать политические блоки и фракции, налаживавшие тесные контакты с широкими слоями американцев. Политические фракции революционного периода обнаружили принципиальное отличие от фракций колониальной поры: они опирались не на семейные кланы, а на более или менее широкие и различающиеся по социальным интересам слои белых американцев. Историк Д.Т. Мейн, автор наиболее обстоятельного исследования политических фракций революционного периода, разделял их на два главных типа - локалистов и космополитов⁴. "Локалистами", по сути, были мелкобуржуазные или мелкособственнические фракции, связанные по преимуществу с мелкими и средними фермерами, лавочниками, ремесленниками, а "космополитами" - элитарные фракции, включавшие в себя крупных земельных собственников, купцов, владельцев мануфактур, финансистов, адвокатов. Мелкобуржуазные фракции возглавлялись или пользовались поддержкой политиков и идеологов демократических убеждений, а элитарные - политиков и идеологов умеренных и консервативных воззрений.

Мелкобуржуазные фракции и демократы добились наибольшего успеха на первом этапе революции, воплотив многие свои требования в конституциях и законодательных актах штатов. Каковы были эти требования и как они воплощались в жизнь?

Среди экономических требований мелкобуржуазных фракций и движений революционного периода чаще других встречалось требование неограниченного выпуска бумажных денег и их принятия к оплате по нарицательной стоимости. Лозунг "дешевых денег" являлся лейтмотивом фермерских хозяйств, лавочников, ремесленников - в целом тех, кто жил и вел дело в долг. Выгода от эмиссии бумажных денег, сопровождавшейся инфляцией, для сельских и городских должников заключалась в том, что

при каждом новом впрыскивании в обращение бумажных денег, которые, согласно доктрине "дешевых денег", принимались к оплате по нарицательной стоимости, они могли погашать задолженность при помощи обесцененной, или "нечестной", по словам кредиторов, валюты. О силе сторонников "бумажных денег" говорит тот факт, что в период революции они смогли провести свое требование в легислатурах (законодательных собраниях) 7 из 13 штатов⁵.

В революционный период подчас раздавались и требования об ограничении крайностей неравенства, в том числе и за счет перераспределения собственности. В 1776 г. в Массачусетсе прозвучал протест против "накопления богатства и монополизации должностей меньшинством, следствием чего является рост влияния и опасное разрастание власти в его руках". В Нью-Гемпшире вооруженная толпа в составе около 400 человек осадила законодательное собрание штата и потребовала "равного распределения собственности". В Коннектикуте один из членов законодательного собрания штата выступил с утверждением, что "хорошее правление неосуществимо без определенного равенства между людьми во владении собственностью". Газета в Род-Айленде сообщала, что в местном законодательном органе депутатам предложен проект, предусматривающий периодическое перераспределение собственности между соотечественниками⁶. Одним из самых известных эгалитарных документов стал проект, предложенный демократами 27 июля 1776 г. конституционному конвенту Пенсильвании. Он гласил: "Сосредоточение огромных богатств в руках отдельных индивидуумов опасно для прав и разрушительно для общего счастья человечества; исходя из этого, каждое свободное государство имеет право препятствовать накоплению такого количества собственности"⁷.

Даже в южных плантаторских штатах низы посягали на экономическое могущество местной элиты. Конвент графства Кентукки, расположенного в западной части Виргинии, принял резолюцию, в которой утверждалось: предоставление кому-либо земельного надела, который индивидуум не в состоянии обработать сам или при помощи своей семьи, есть зло. Сосредоточение больших земельных владений в одних руках, утверждала резолюция, создает угрозу "фундаментальным принципам свободного республиканского правительства"⁸.

Эгалитаристские устремления "низов" получили законченное идеологическое выражение в воззрениях трех наиболее известных демократических мыслителей революционной эпохи - Т. Джефферсона, Б. Франклина, Т. Пейна. Все трое не относили частную собственность к "естественным" установлениям, считали ее продуктом исторического развития и полагали, что гражданское общество и государство вправе ограничивать крайности неравенства. Их идеалом было превращение Америки, если

воспользоваться определениями Франклина, в страну "золотой середины", где "большинство людей обрабатывает собственные земельные участки", где встретишь "единицы крупных собственников и очень мало арендаторов", где нет таких бедняков и таких богачей, как в Европе⁹. Но, как и другие демократы, Франклин не был приверженцем полного экономического равенства, полагая, что такое уравнительство являлось бы несправедливым в отношении самых бережливых, трудолюбивых и предприимчивых.

Среди эгалитарных планов, выдвинутых демократами, американским условиям в наибольшей степени соответствовали проекты Джефферсона. Огромные просторы неосвоенных плодородных западных территорий представляли, по его убеждению, идеальную возможность для обращения в добропорядочных фермеров всех бедняков. В самом начале революции Джефферсон предложил аграрный законопроект: огосударствленные западные земли впредь распределяются бесплатно участками по 50 акров (20 гектаров. - Авт.) между гражданами, не имеющими такого надела; доступ к незанятым территориям плантаторов, латифундистов, земельных спекулянтов прекращается¹⁰. Джефферсону казалось, что демократический аграрный закон может восторжествовать мирным путем: чтобы предоставить наделы неимущим, не нужно было посягать на владения плантаторов и латифундистов, ведь в Северной Америке было предостаточно пустующих земель. Превращение Северной Америки в фермерское общество создавало, согласно Джефферсону, и самую прочную основу для увековечивания республиканских свобод и прав человека.

В отличие от законов о "дешевых деньгах" уравнительные законопроекты не были поддержаны американскими легислатурами революционной поры. Зато самый непосредственный интерес они проявили к ограничению политической власти элиты. Именно здесь их ожидали главные успехи.

Демократам была свойственна вера в то, что характер политической власти определяется в первую очередь конституцией. Не случайно их интерес к конституции становился временами всепоглощающим. Важнейшим положением демократической мысли революционного периода стало то, что конституция не может быть результатом нормотворчества парламентской или судебной власти, как это имело место в Англии. Единственным источником конституции или Основного закона признавалось волеизъявление гражданского сообщества.

В начале Войны за независимость в среде демократов была выдвинута идея, что конституция может приниматься только в результате непосредственного волеизъявления избирателей. В двух штатах - Массачусетсе и Нью-Гемпшире - это требование получило практическое воплощение: проекты конституций, выработанные конвентами, были переданы

для ратификации рядовым избирателям. Некоторые демократы потребовали наделить избирателей правом вынесения окончательного суждения по поводу любого законопроекта. Так, в 1776 г. в обращении избирателей графства Олбемарль (Виргиния) и ремесленников Нью-Йорка почти слово в слово утверждалось о верховенстве народных референдумов в принятии или отклонении всякого закона. В демократической мысли очень быстро оформилась концепция прямой демократии, которая наряду с ратификацией избирателями конституций и народными референдумами включала в себя также наказы избирателей депутатам, право отзыва депутатов и т.п. Правда, ее практическая реализация оказалась весьма ограниченной, а большинство американцев высказали все же поддержку представительной, а не прямой демократии.

Гораздо большую поддержку завоевала демократическая идея о том, что конституция должна одобряться специально созданным для этой цели конвентом. В отличие от обычных законодательных собраний он должен был избираться на более широкой основе. В 1787 г. все демократы единодушно потребовали, одержав в этом вопросе верх, передачи федеральной Конституции для ратификации чрезвычайным конвентам штатов, обладавших более широким представительством в сравнении с обычными легислатурами. Результатом стало то, что проект федеральной Конституции, выработанный умеренными отцами-основателями в Филадельфии, был подвергнут на многих конвентах штатов острой критике, а более половины среди них согласились одобрить Конституцию только при условии, что она будет дополнена Биллем о правах (он был принят в 1791 г.).

Что касается конституций штатов, то они были одобрены тремя способами. В Массачусетсе и Нью-Гэмпшире их ратифицировали рядовые избиратели. В Нью-Джерси, Виргинии и Южной Каролине революционные провинциальные конгрессы приняли конституции штатов, не будучи уполномочены на то специально избирателями. В Пенсильвании, Нью-Йорке, Делавэре, Мэриленде, Северной Каролине и Джорджии конституции штатов были выработаны и одобрены избранными для этой цели собраниями, которые выступали в качестве и конституционных конвентов, и легислатур.

Высшую оценку в устах глашатая демократов Пейна получили действия пенсильванского конвента, одобрившего самую демократичную конституцию революционного периода: "Пенсильванский конвент, президентом которого являлся Бенджамин Франклин, после выработки Конституции распорядился опубликовать ее текст, но не для того, чтобы представить ее как нечто узаконенное, а с целью ознакомить с Конституцией народ и выяснить, согласен он с документом или нет. Сам конвент на это время прервал заседания"¹¹.

Процесс выработки и принятия конституций штатов развивался

необычайно быстро: Южная Каролина одобрила конституцию 26 марта 1776 г., Виргиния - в июне, Нью-Джерси - 2 июля, Делавэр - 20 сентября, Пенсильвания - 28 сентября, Мэриленд - 9 ноября, Северная Каролина - 18 декабря того же года. Джорджия одобрила конституцию 5 февраля, Нью-Йорк - 20 апреля 1777 г., Вермонт, будущий 14-й американский штат, обнародовал свою конституцию 8 июля 1777 г. Род-Айленд и Коннектикут, в которых все органы власти создавались на выборной основе еще до революции, преобразовали в конституции колониальные хартии, изъяв из них упоминания о королевской власти. Процесс принятия конституций несколько затянулся только в Массачусетсе и Нью-Гэмпшире, где ратификация осуществлялась в избирательных округах.

Конституции штатов революционного периода были краткими - от 5 до 7 страниц, - но емкими документами. Их содержание свидетельствовало о разрыве с политическим устройством колониальной поры в ряде принципиальных отношений. Отныне все органы власти стали создаваться на выборной основе, а невыборные монархическая и аристократическая ветви были уничтожены. Американские провинции стали чисто республиканскими государствами.

Одна из демократических черт конституционных преобразований революционной эпохи - расширение избирательного права путем некоторого снижения имущественного ценза. Наиболее последовательные демократы выступали за полную его отмену. Да и сам народ подавал голос в пользу ликвидации имущественного ценза. Во время обсуждения массачусетской конституции в избирательных округах штата не менее 34 из них высказались за его отмену. В ряде округов противники ценза сочли необходимым аргументировать свою точку зрения. Избиратели Стаутона объявили право голоса "естественным правом, являющимся краеугольным камнем правительства". Избиратели в Нью-Мальборо видели в имущественном цензе покушение на Билль о правах, граждане Фритауна приравнивали его к рабству. Автор анонимного памфлета "Народ - лучший правитель" взывал к соотечественникам: "Не дадим оснований будущим поколениям утверждать, что собственность оказалась для основателей американских штатов главным мерилом способности людей к управлению"¹².

Идея отмены имущественного ценза вступила в противоречие с популярным политическим постулатом колониальной поры о том, что неимущие не в состоянии сделать собственный рациональный выбор и в ходе голосования или подчинятся имущим, или превратятся в толпу, управляемую искусным демагогом. Данному постулату демократы во главе с Джефферсоном противопоставили то положение, что главным препятствием для свободного рационального волеизъявления является в действительности невежество, а посему усилия должны быть сосредоточены на

широком просвещении народа. Именно в революционный период ими быди выдвинуты проекты введения всеобщего образования для детей простого люда на государственные средства.

Идея полной отмены имущественного ценза все же не получила широкой поддержки, законодательные собрания штатов ограничились его снижением. В Пенсильвании к выборам были допущены все мужчины-налогоплательщики старше 21 года, в Ныо-Йорке понижался вдвое имущественный ценз для тех, кто участвовал в выборах нижней палаты. В Нью-Джерси, Джорджии и Нью-Гэмпшире имущественный ценз более не связывал право голоса с владением недвижимостью. В штате Вермонт, образовавшемся в результате отделения от Нью-Йорка одного из западных графств, право голоса распространилось на всех свободных мужчин. В Мэриленде, Северной и Южной Каролине имущественный ценз стал более либеральным. В Коннектикуте, Род-Айленде, Виргинии и Делавэре он сохранился без изменений, а в Массачусетсе был несколько повышен¹³. В целом же конституции штатов способствовали расширению мелкобуржуазной части электората.

Демократический характер носило расширение во многих штатах норм представительства западных территорий, означавшее еще большее возрастание роли мелкобуржуазных избирателей. До 1776 г. почти во всех без исключения провинциях квоты представительства в ассамблеях создавали явное преимущество приатлантических графств над западными районами. В Пенсильвании, например, к началу 1776 г. три восточных графства совместно с административным центром Филадельфией избирали в ассамблею 26 депутатов, а восемь западных графств, где жила половина колонистов, лишь 15.

Уже в первые годы революции нормы представительства для западных районов, населенных по преимуществу фермерами, были существенно расширены. В Южной Каролине западные районы, не имевшие ни одного представителя в колониальной ассамблее, получили в 1778 г. право избирать 76 депутатов в нижнюю и 11 - в верхнюю палату. Восточные графства, посылавшие в нижнюю палату 126, а в верхнюю 18 человек, сохранили контроль над законодательным собранием, но их прежнему монопольному положению в представительном органе власти был положен конец. Наиболее радикальными оказались последствия расширения представительства для западных районов в Пенсильвании. Согласно квотам представительства, определенным конституцией штата 1776 г., восточные графства имели в нижней палате 24 места, а западные - 48¹⁴.

В проектах организации государственной власти демократы опирались на принципы, ставшие классическими в идеологии Просвещения. Самый основной из них - разделение властей. Большинство американских демократов давали ему своеобразную трактовку: судебной власти

особого значения не придавалось, законодательная власть серьезно возвышалась, а исполнительная ущемлялась. Исполнительная власть казалась демократам наиболее опасной для свободы: она ассоциировалась в их сознании с деятельностью губернаторов колоний и английского монарха. В конституциях штатов проявилась четкая тенденция возвысить законодательную власть как наиболее близкую к избирателям, а исполнительную власть превратить в ее служанку.

Возвышая среди всех ветвей власти законодательную, составители конституций штатов сосредоточились на вопросе о наилучшем ее устройстве. Признанный европейский авторитет в этом вопросе Ш. Монтескье полагал, что законодательная власть должна воплощать смешанное правление: одна ее палата призвана защищать интересы привилегированного сословия, другая - представлять народ. Эта схема была воплощена в английском парламенте, который и послужил моделью "смешанного правления" для Монтескье. Считалось, что законодательная власть в колониальной Америке также соответствовала этой схеме.

Американские демократы и составители многих конституций штатов отвергли принцип "смешанного правления" как ставивший элиту в привилегированное положение. Томас Пейн в памфлете "Здравый смысл" ратовал за "чистую демократию", означавшую общее и равное представительство граждан в законодательном собрании. Горячим сторонником "чистой демократии", означавшей на практике организацию законодательного собрания из одной палаты, был Б. Франклин. Во время заседаний конституционного конвента Пенсильвании он доказывал, что организация законодательного собрания из двух палат равнозначна попытке "впрячь в один экипаж с разных концов двух лошадей и погонять обеих нещадно кнутом". В 1789 г., уже после революции, когда пенсильванская элита организовала решительное наступление на однопалатную законодательную власть, требуя дополнить ее сенатом, предназначенным специально для защиты интересов собственности, Франклин решительно осудил сторонников "смешанного правления". "На каком основании, - возмущался он, - право контроля вопреки духу и принципам демократии должно быть вверено меньшинству, а не большинству? И почему верхняя палата, избираемая меньшинством, должна получить право делить власть с палатой, получившей мандат от большинства? Неужели кто-то полагает, что мудрость является неотъемлемым свойством одного богатства?"¹⁵

Идея "чистой демократии" нашла поддержку и среди рядовых избирателей. Избиратели графства Мэкленберг из Северной Каролины, например, требуя утверждения "чистой демократии в такой степени, в какой это только возможно", настаивали на том, что законодательная ассамблея должна состоять из одной палаты. Избиратели местечка Бусбей из Массачусетса постановили: "Мы не согласны на создание ветви

законодательной власти под. названием сенат, или совет, который бы мог контролировать народных представителей"¹⁶.

Подобные требования получили практическое воплощение: создание однопалатных законодательных ассамблей было провозглашено конституциями Пенсильвании, Джорджии и Вермонта. В других штатах была создана двухпалатная законодательная власть, но ее назначение зачастую видели не в представительстве разных социальных интересов, а в обеспечении внутри законодательной власти принципа "сдержек и противовесов". Кроме того, во всех случаях нижние палаты пользовались гораздо большими полномочиями, чем верхние.

Нижние палаты были более демократичны, чем верхние. Они повсеместно переизбирались ежегодно (исключение составлял Мэриленд, где устанавился двухгодичный срок полномочий членов палаты представителей), что должно было обеспечить максимальный контроль над палатами со стороны избирателей. Для верхних палат подобный минимальный срок был уже исключением. В Мэриленде сенаторы избирались на пять лет, Нью-Йорке и Виргинии - на четыре, Делавэре - на три, в Южной Каролине - на два года. Во всех штатах, кроме Виргинии и Делавэра, имущественный ценз для кандидатов в сенаторы был выше, чем для депутатов нижних палат. В Северной Каролине и Нью-Йорке сенат - вследствие повышения имущественного ценза уже для избирателей - избирался более узким электоратом, нежели нижняя палата. Сенаты, насчитывавшие в среднем от 15 до 20 членов, значительно уступали в численности нижним палатам.

В целом именно нижние палаты олицетворяли демократические перемены революции. Об этом свидетельствует изменение их социального состава: число делегатов от верхнего класса, по подсчетам Д.Т. Мейна, снизилось в нижних палатах по сравнению с колониальным периодом с 60 до 35%, а представительство фермеров и ремесленников увеличилось с 20 до 40%¹⁷. В верхних палатах картина была иной, и, тем не менее, по заключению того же Мейна, сенаты революционного периода, как правило, проводили линию, мало чем отличавшуюся от курса нижних палат. При этом только в Мэриленде, Южной Каролине и Виргинии представители верхнего класса явно преобладали в верхних палатах. Консервативный же характер носила деятельность одного мэрилендского сената¹⁸.

Законодательным собраниям были переданы многие традиционные полномочия исполнительной власти: объявление войны и заключение мира, назначение должностных лиц, в том числе членов исполнительных советов, казначея, генерального атторнея, судей и пр., создание армии, ведение международных дел и заключение договоров, право помилования и некоторые другие. Наконец, в большинстве штатов (исключение составили Нью-Йорк, Вермонт, Род-Айленд, Коннектикут и, на этот раз, Пенсильвания) законодательные собрания получили право избирать губернаторов.

Это явно нарушало классическую схему разделения власти и означало подчинение исполнительной власти законодательной. Оно подкреплялось наделением законодательных собраний правом импичмента - отстранения от должности главы и других представителей исполнительной власти¹⁹.

Схема организации самой исполнительной власти, восторжествовавшая в конституциях штатов, также заключала тенденцию к максимальному ее ослаблению. Некоторые патриоты, испытывая недоверие к исполнительной власти, отождествлявшейся ими с монархической ветвью, предлагали вообще упразднить ее. Так, избиратели округа Бусбей в штате Массачусетс в конституционных предложениях 1778 г. доказывали, что должности губернатора и вице-губернатора "излишни в свободном государстве"²⁰. Большинство патриотов не были готовы к столь радикальной расправе с институтом губернаторской власти, но их отрицательное или острокритическое отношение к ней было очевидно. Пенсильвания, Делавэр, Нью-Йорк и Южная Каролина отказались в дальнейшем именовать главу исполнительной власти губернатором и нарекли его в своих конституциях президентом. И уже все штаты, за исключением Южной Каролины, отвергли общепринятый в колониальный период принцип единой и неделимой исполнительной власти наделявшей таковой во всем объеме одно лицо.

Конституции штатов противопоставили ему принцип коллегиальной исполнительной власти. В каждом штате создавался исполнительный совет, губернатор (или президент) являлся не более чем его председателем. Дальше всех в умалении роли главы исполнительной власти пошли пенсильванцы: президент совета признавался ими только "первым среди равных". Американские губернаторы колониального периода контролировали деятельность выборных ассамблей при помощи абсолютного вето. Большинство конституций штатов революционного периода лишали исполнительную власть не только абсолютного, но и отлагательного вето (оно закреплялось за губернаторами только в Массачусетсе, Нью-Йорке и Южной Каролине). В конституциях 9 из 13 штатов вводились ежегодные перевыборы губернаторов (в Пенсильвании, Делавэре, Нью-Йорке губернатор переизбирался раз в три года, в Южной Каролине каждые два года). В семи из десяти конституций, одобренных в 1776-1777 гг., ограничивались возможности переизбрания одного лица в должности губернатора. В целом государственное устройство штатов претерпело в сравнении с колониальным периодом радикальные изменения, соответствовавшие воззрениям демократического крыла.

Подходы, созвучные демократическим доктринам, оказали существенное влияние и на формирование центральной североамериканской власти эпохи Войны за независимость. В глазах большинства патриотов

единственной конкретной формой централизованной власти накануне революции выступала метрополия. Неудивительно, что центральная политическая власть долгое время рассматривалась ими как главный источник деспотизма, а ее искоренение объявлялось одной из важнейших целей Американской революции. В канун революции и на ее первом этапе патриоты относились отрицательно к любому проекту, если только общеамериканскому правительственному органу в нем делегировались обширные полномочия. Суверенные штаты отвергали как унитарную, так и федеративную форму государственного объединения, соглашаясь на создание только конфедерации, то есть самой зыбкой формы союза.

Двенадцатого июля 1776 г. Континентальный конгресс, выступавший тогда в качестве общеамериканского политического органа, создал комитет по подготовке Статей Конфедерации во главе с Д. Дикинсоном. Проект Дикинсона не удовлетворил конгресс в главном - распределении прерогатив между центральным правительством и штатами. Дикинсон оставлял за каждым штатом право "регулировать и управлять внутренними делами во всех случаях, не противоречащих Статьям Конфедерации". Полномочиям Континентального конгресса при этом была дана широкая и неконкретная трактовка. Фактически он со всей определенностью лишался только одного права - введения налогов. Что касается всех других прерогатив государственной власти, то расплывчатые формулировки Дикинсона позволяли закреплять их за центральным правительством. Эта возможность усиливалась и благодаря тому, что права штатов, в отличие от прав конгресса, сопровождались всяческими оговорками.

Проект Дикинсона предполагал не только наделение государственного общеамериканского центра широкими и неопределенными полномочиями, но также создание наряду с законодательным собранием исполнительного органа власти. Члены Континентального конгресса решительно отвергли подобный подход. Одобренный ими 14 ноября 1777 г. и переданный для ратификации штатам проект по всем основным вопросам отличался от плана Дикинсона.

Он провозглашал вступление североамериканских штатов в "прочную лигу дружбы" и в первой по важности (второй по счету) статье объявлял, что "каждый штат сохраняет суверенитет, свободу и независимость" в осуществлении прав, "определенно не делегированным Соединенным Штатам, собравшимся в конгрессе"²¹. Поскольку о верховенстве Конфедерации в проекте не упоминалось, штаты выступали как самостоятельные государства. Хотя полномочия конгресса выглядели весьма внушительно: он наделялся "исключительным правом" решать вопросы войны и мира, назначать и принимать послов, вступать в международные соглашения и союзы, определять курс и количество денег в обращении и некоторыми другими, они были точно определены, перечислены и регламентированы.

Все права конгресса, в том числе и "исключительные", сопровождались оговорками, подчеркивавшими суверенитет штатов. Так, для реализации "исключительных прав" конгресса требовалось согласие не менее двух третей штатов.

Среди прав, делегированных конгрессу, явно недоставало самых важных, без которых он не мог претендовать на роль сколько-нибудь эффективного органа. Конгресс был лишен права вводить налоги и ввозные пошлины, что превращало его во "власть без кошелька", вечного просителя и должника легислатур штатов. Он был лишен и права регулировать внутреннюю торговлю, что быстро привело к бесчисленным "экономическим войнам" между штатами. Конгресс был наделен правом арбитража всевозможных споров между штатами, но не располагал средствами принуждения к исполнению своих решений. Во всех случаях он должен был рассчитывать на добрую волю правительств штатов.

Из трех ветвей власти - законодательной, исполнительной, судебной - Статьи Конфедерации зафиксировали (в том виде, как она уже оформилась стихийно) создание лишь одной, законодательной, в лице конгресса. Что касается исполнительного органа, то он выступал в качестве придатка законодательного: конгресс мог создавать из своих делегатов всевозможные комитеты, наблюдавшие за проведением принимаемых решений в жизнь. Исполнительная власть оказалась крайне распыленной: конгресс отказался назначить как главу исполнительной власти, так и какое-либо подобие исполнительного совета. Только в 1781 г. под давлением объективных обстоятельств Континентальный конгресс отважился создать в обход Статей Конфедерации иностранный, военный, военно-морской и финансовый департаменты и поставить во главе каждого из них постоянного секретаря.

Сам конгресс состоял из одной палаты, где депутаты ежегодно сменялись легислатурами штатов и могли быть в любой момент отозваны. Каждый штат, независимо от числа делегируемых депутатов, имел на заседаниях конгресса один голос. Как показала политическая практика революционного периода, члены конгресса воспринимали себя зачастую как посланников суверенных республик, обязанных неукоснительно проводить в жизнь волю своих легислатур. Временами правительства штатов как будто вообще забывали о существовании конгресса. На одну из его сессий явились делегации лишь от трех штатов. В 1784 г. в конгрессе едва наскребли кворум для утверждения договора с Англией, признававшего независимость США.

Для ратификации Статей Конфедерации требовалось единодушное согласие всех штатов. Это привело к тому, что они вступили в силу только 1 марта 1781 г. Окончательный вариант Статей Конфедерации отличался от проекта в одном пункте: право собственности на западные земли

закреплялось не за штатами, а за Континентальным конгрессом (только при этом условии согласился одобрить Статьи Мэриленд, у которого не было собственного фонда свободных земель).

Статьи Конфедерации внешне соответствовали демократическим принципам. Так, они провозглашали создание однопалатного Континентального конгресса, максимально ослабляя исполнительную власть. Для ряда американских историков это послужило основанием утверждать, что принятие Статей Конфедерации означало торжество демократического крыла революции и поражение умеренных²². Подобное мнение не представляется вполне убедительным. Дело в том, что в Континентальном конгрессе, выработавшем Статьи Конфедерации, демократы никогда не были в большинстве. Этот документ отразил в первую очередь острые разногласия между штатами, их нежелание поступиться своими экономическими и политическими интересами ради достижения национального единства. Сторонники Статей Конфедерации скорее воспользовались демократической аргументацией и принципами для того, чтобы закрепить суверенитет штатов. Что же касается непосредственно демократов, то отнюдь не все из них были децентралистами, а некоторые, среди них Пейн и Франклин, первыми выступили за провозглашение верховенства Континентального конгресса в отношении правительств штатов.

Обращает на себя внимание тот факт, что соотношение сил между децентралистами и централистами менялось в пользу последних на каждом новом этапе революции. До революции и в начале ее сторонники сильной центральной власти исчислялись единицами, а идея политической децентрализации значилась на одном из первых мест среди лозунгов патриотического движения. Однако постоянное и резкое ухудшение экономических и политических позиций Конфедерации, отказ правительств штатов от финансовых обязательств перед Континентальным конгрессом и одновременно их неспособность из-за "разнобоя" интересов и политических позиций справиться с самыми насущными вопросами, в том числе военными, привели к росту популярности идеи сильного федерального правительства. Этому благоприятствовало и совместное участие американцев в континентальной армии, резкое возрастание в ходе войны общеамериканских проблем.

Централизация государственной власти в США отвечала не только интересам верхов, хотя и была подчинена при ее конкретном воплощении в первую очередь их интересам. Централизация объективно способствовала укреплению североамериканских штатов, являлась условием сохранения и развития их экономической независимости, политического престижа на международной арене, где властвовали европейские монархии. Этот смысл и направленность государственной централизации понимали Пейн, Франклин, Раш, другие американские демократы²³, к ее

осознанию постепенно стали подходить и народные массы, преимущественно и в первую очередь городские слои. Сторонниками централизации в ходе революции и на ее завершающих этапах, по словам пенсильванского демократа Д. Брайана, выступало "большинство горожан"²⁴, то есть за усиление центрального правительства ратовали как имущие "верхи", так и "низы" - рабочие и ремесленники. Существуют многие свидетельства открытых выступлений ремесленников и рабочих, заинтересованных в защите национальной промышленности от иностранной конкуренции и в борьбе с инфляцией, в пользу сильной федеральной власти.

Однако инициатива централизации государственной власти, как и сама организация сильного федерального правительства, оказались делом рук политической элиты США, использовавшей в своих интересах "цент-рализаторские" настроения части "низов". Демократы не обладали в этом вопросе необходимым единством, их политические фракции были "распылены" по штатам и боролись за реализацию своих целей в местных легислатурах. Американские верхи, прочно взяв в свои руки формирование сильного центрального правительства, сумели реализовать свои классовые интересы, цели и компенсировали экономические и политические потери, которые они понесли на первых этапах революции. Если перестройка государственного управления на первых этапах революции испытала сильнейшее воздействие демократов, то его консолидация была осуществлена в соответствии с замыслами элиты. Среди этих замыслов на одном из первых мест стояла ликвидация демократических "излишеств" политической системы революционной поры, отстранение от государственной власти мелкобуржуазных фракций и ее концентрация в руках верхов.

Политическое движение американских верхов, сумевшее инициировать и создать сильное общенациональное государство, получило название федералистского. В эволюции федералистского движения, завершившегося триумфом с принятием Конституции 1787 г., различимы два этапа.

На первом этапе - с конца 1770-х по 1783 г. - в федералистском движении доминировали экономические и внешнеполитические мотивы. Его платформа включала требования широких внутренних (на выгодных для крупных кредиторов условиях) и внешних займов, создания национального банка с целью финансирования расходов на ведение войны и оптимального использования отечественных капиталов, наделения Континентального конгресса правом огосударствления свободных земель и в особенности формирования финансовых фондов центрального правительства. Осуществление этих требований было равнозначно серьезной

централизации государственной власти. Агитация в их пользу вытекала из осознания многими представителями верхов неспособности разрозненных правительств 13 штатов разрешить собственными усилиями финансово-экономические проблемы Конфедерации. Уже одна экономическая платформа федералистов оказалась несовместимой с принципами суверенитета штатов, закрепленного Статьями Конфедерации 1781 г., и предполагала их радикальный пересмотр или даже отмену.

Экономическая программа федералистов отвечала в первую очередь интересам северо-восточной торгово-финансовой буржуазии. Неудивительно, что ее представители играли ведущую роль в федералистском движении. Наиболее активными проводниками федералистских принципов на рубеже 1770-1780-х гг. были: А. Гамильтон, Р.Моррис, Г.Моррис, Д. Варнум, Д. Рут, Д. Дуэйн, Д. Джоунз, Э. Корнел. Рефреном их требований был лозунг предоставления Континентальному конгрессу "власти кошелька", включавшей право принудительных акций в отношении штатов, которые уклонялись от своих финансовых обязательств²⁵.

В законченном виде концепция расширения финансово-экономических прерогатив центрального правительства была сформулирована Александром Гамильтоном в серии статей под общим названием "Континенталист" в 1781 г. Континентальный конгресс, как и всякое "правительство без кошелька", доказывал он, было только "тенью власти". Иностранные государства и внутренние кредиторы справедливо остерегались предоставлять ему займы, не надеясь вернуть, тем более с выгодой, свои вклады назад. А отказ конгрессу в монопольном праве эмиссии бумажных денег являлся, по Гамильтону, главной причиной катастрофической инфляции²⁶.

С самого начала в федералистском движении нашлось место и представителям плантаторского Юга. Мотивы их вхождения в федералистское движение хорошо прослеживаются на примере Джеймса Мэдисона, восходящей политической звезды южан, будущего "философа американской Конституции". Внешнеполитические соображения находились среди главных мотивов, давших толчок его переходу на федералистские позиции. Участвуя в годы Войны за независимость в комиссии по иностранным делам Континентального конгресса, Мэдисон был прекрасно осведомлен о внешнеполитических затруднениях североамериканской республики. Подлинные глубоко корыстные мотивы сотрудничества французской и испанской монархий с республиканскими Соединенными Штатами не являлись для него тайной. Его возмущали намерения Франции и Испании провести западную границу США по Аллеганским горам, получить в награду за "участие" в борьбе с Англией свободные западные земли, ограничить районы рыбных промыслов и навигационные права штатов. Истина, извлеченная из этих фактов Мэдисоном, состояла в том, что США смогут заставить уважать себя и постоять за свои интересы на

международной арене, только оперевшись на единое, с широкими правами и полномочиями государство.

На исходе Войны за независимость Мэдисон проявил острый интерес к экономическим трудностям молодой североамериканской республики. Его тревожили сообщения о том, что после заключения мира с Англией ее суда вновь заполнили американские порты, а всемогущие торговые дома бывшей метрополии проявляли намерение монополизировать вывоз и ввоз всех товаров. Путь к этому расчищали несогласованность действий, взаимная зависть и вражда штатов. Мэдисона возмущали антипатриотические действия виргинских плантаторов, перевозивших свой табак и зерно не на американских, а на английских судах, потому что так выходило дешевле. У виргинцев, доказывал он, имелись и непосредственные экономические интересы в создании сильного центра: им надлежало опереться на федеральное правительство в споре с Испанией за право судоходства в низовьях Миссисипи, в борьбе за выход на европейские рынки.

Требование возвысить национальные интересы над интересами штатов сомкнуло Мэдисона с Гамильтоном. Сильное федеральное правительство, доказывали они, необходимо было не только для того, чтобы преодолевать сепаратизм штатов и защищать суверенитет США на международной арене, но и для того, чтобы поддерживать внутри страны социальный порядок. Социальные мотивы федералистов оформились на втором этапе их движения, с 1783 по 1787 г., когда резко обострились конфликты внутри страны и стало ясно, что не подчиненные единой высшей воле штаты не в состоянии справиться не только с финансово-экономическим хаосом, но и с социальными бурями.

Социальные конфликты имели место в Соединенных Штатах и в период Войны за независимость, но по ее завершении произошел их резкий всплеск. 1783 год исчерпал объединяющие возможности антиколониальных целей патриотов, на первый план вышли разногласия между ними. "Низы" выказывали убеждение, что революция не выполнила своих обязательств перед народом и что она не может быть закончена одним только актом признания независимости США. Революция призвана была существенно облегчить и улучшить их экономическое положение. Огромная масса фермеров и городских мелких собственников настаивала на широком выпуске бумажных денег, надеясь рассчитаться с кредиторами обесцененными "коричневыми бумагами". Неимущие и малоимущие патриоты требовали конфискации богатств лоялистов, состояний "нейтральных" лендлордов и предоставления им самим бесплатно или на льготных условиях земельных участков. Пользуясь возросшим влиянием в ассамблеях штатов, "низы" добивались реализации своих целей: после 1783 г. возросло число законов об эмиссии "дешевых денег", как и конфискации имущества лоялистов.

Стремление "низов" продолжать революцию и после 1783 г. было незамедлительно зафиксировано представителями "верхов". Народ, возмущался Гамильтон, ведет себя так, будто мы находимся в разгаре революции, хотя она "счастливо доведена до успешного конца"²⁷. Д. Рамсей с ужасом обнаружил в 1783 г. такой разгул анархии, на подавление которого, пророчил он, понадобится полстолетия²⁸. Неспособность государственной системы, оформившейся в годы Войны за независимость, надежно защищать элиту испытали на себе члены Континентального конгресса.

В начале июня 1783 г. правительство Конфедерации издало указ о роспуске армии. А уже через несколько дней здание заседаний Континентального конгресса в Филадельфии было окружено двумя полками армии, выдвинувшими ультимативное требование о выплате жалованья. Конгресс, возмущенный действиями солдат, обратился за помощью к властям штата Пенсильвания. Но исполнительный совет штата отказался мобилизовать милицию и посоветовал центральному правительству урегулировать конфликт полюбовно. Континентальному конгрессу пришлось покинуть Филадельфию и искать прибежище в Принстоне (штат Нью-Джерси). Депутаты конгресса О. Элсворт, Т. Бланд, Д. Монтгомери, Б. Хоукинс определяли поведение солдат (по их словам, "беззаконного" сборища "вооруженных бандитов") как "в высшей степени преступное оскорбление правительства и прав, вверенных ему федеральным договором". В отказе правительства Пенсильвании исполнить волю центрального правительства им мерещился "фатальный" для судеб Конфедерации прецедент²⁹.

Решающее воздействие на оформление социальных мотивов федералистского движения оказало восстание под руководством ветерана американской армии Дэниэла Шейса в Массачусетсе в 1786-1787 гг. Требования шейситов были бесхитростны и, по сути, повторяли то, что отстаивали все американские должники, мелкие фермеры, арендаторы, солдаты. Но радикализм и размах восстания породили в рядах элиты панику: Мэдисон включил в намерения восставших "уничтожение общественных и частных долгов и перераспределение собственности"; военный министр Конфедерации Г. Нокс объявил, что бунт преследует цель - ни много ни мало! - обобществления всей собственности; А. Клэр, политик из Пенсильвании, обвинил народ в "сумасшествии"³⁰.

Следствием выступления Шейса, с которым правительство штата не могло справиться собственными силами, а Континентальный конгресс не мог ему помочь из-за недостатка средств, стало укоренение в верхах мнения, что политическая система США не в состоянии обеспечить "внутреннюю безопасность" страны³¹. Даже представители "верхов", до того не считавшие обязательным цементирование союза штатов, теперь обращаются в федералистскую веру. Так, Р. Кинг, один из наиболее влиятельных политиков Массачусетса, сомневавшийся до восстания Шейса в

необходимости радикального пересмотра Статей Конфедерации, после него настойчиво доказывал необходимость срочного созыва с этой целью Конституционного конвента штатов³². Есть убедительные свидетельства того, что политические деятели Массачусетса, самого влиятельного штата Новой Англии, склонились в пользу перестройки Конфедерации и признали необходимость более тесного государственного союза именно под воздействием демократического всплеска в их собственном штате³³.

В 1786-1787 гг. политические умы элиты выдвинули и цельное теоретическое обоснование необходимости сильного национального государства, надежно защищающего интересы их класса. Наиболее весомые аргументы высказали Д. Адаме, А. Гамильтон и Д. Мэдисон. Они отвергли как идеалистические и крайне опасные представления демократов о социальной однородности Северной Америки, об отсутствии реальных классовых антагонизмов и ненужности по этой причине сильного государства. Они обнаружили в США разделение на социальные фракции (классы) и неустранимые антагонизмы между ними. Вопрос для них заключался в том, как обеспечить социальный мир в подобном обществе, надежно защитить и представить экономические и политические интересы богатого меньшинства.

Первым с концепцией фракций и фракционной вражды выступил Д. Адаме. В 1786 г. в пухлом сочинении под названием "Защита Конституций Соединенных Штатов Америки" (в нем будущий президент США защищал отнюдь не все конституции штатов, а в первую очередь конституцию Массачусетса, составленную при его активном участии и отличавшуюся умеренностью) он утверждал: каждое общество неизбежно разделяется на противоборствующие части - привилегированное меньшинство и лишенное привилегий большинство. Пути образования социальных групп были различны: в Европе такое разделение покоилось на различиях, вытекающих из наследуемых политических и правовых привилегий титулованной знати, а в США, где сословные отличия отсутствовали, разделение на меньшинство и большинство происходило вследствие неравенства имущества, а также естественного неравенства в способностях и талантах людей, что позволяло одним из них возвышаться над другими³⁴.

При обозначении верхушки американского общества Адаме использовал понятие "естественная аристократия", имея в виду, что она, в отличие от европейских верхов, добивается авторитета и власти не с помощью наследуемых привилегий, а опираясь на врожденные таланты и предприимчивость. К несчастью для Адамса, в суть используемых им терминов вникли не все его соотечественники. Многие из них обвинили федералиста в симпатиях к реальной аристократии (хотя Адаме, подобно всем федералистам, как раз видел превосходство США над феодальной Европой в том, что в его стране были уничтожены титулы и другие сословные привилегии).

Мэдисон высказал идею о фракциях в апреле 1787 г. в заметках "О недостатках политической системы Соединенных Штатов": "Все цивилизованные общества разделяются на различные интересы и фракции, среди которых различаются кредиторы и должники, богатые и бедные, домовладельцы, купцы и промышленники, члены разных религиозных сект, последователи различных политических лидеров, жители различных районов, владельцы различных видов собственности и т.д. и т.п." В выступлении на Конституционном конвенте в Филадельфии 25 июня 1787г. он назвал фракции уже "различными классами" и отнес к ним в основном экономические группы: кредиторов, должников, фермеров, промышленников, купцов. Схожие определения фракций давал в то время и Гамильтон³⁵.

В итоге и Мэдисон, и Гамильтон пришли к выводу, что общество разделяется на два главных класса, которым могут быть даны простые названия: "богатые" и "бедные", "меньшинство" и "большинство". Четко устанавливался источник разделения общества на два класса. "Неравенство во владении собственностью лежит в основе великого и фундаментального разделения общества на фракции", - это суждение Гамильтона, а вывод Мэдисона в знаменитом 10-м номере "Федералиста" таков: "Наиболее общим и неуничтожимым источником разделения общества на фракции является разнообразное и неравное распределение собственности"³⁶. Благословенная свобода конкуренции, пророчил Гамильтон, будет углублять пропасть между богатыми и бедными: "Совершенно очевидна та истина, что не может существовать ничего похожего на равенство во владении собственностью, неравенство же во владении ею есть следствие существования самой свободы... Различие во владении собственностью уже существует между нами. Дальнейшее развитие промышленности и торговли будет все более увеличивать эту пропасть"³⁷.

Каковы неконтролируемые последствия этого процесса? Они, утверждал Мэдисон, очевидны: фракция большинства неизбежно поставит перед собой уравнительные цели, и тогда опасный левеллерский дух проявится в полной мере. Противоядие от этой опасности было для Мэдисона также очевидно: создавая политическую систему, в которой "все мы желаем существовать в веках", необходимо вверить меньшинству надежные средства защиты своих интересов³⁸.

С этими настроениями, мотивами и идеями федералисты прибыли на общеамериканский конвент в Филадельфию, заседавший с мая по сентябрь 1787 г. Делегаты конвента были уполномочены только исправить Статьи Конфедерации, однако уже в самом начале заседаний, нарушив

свои полномочия, они отвергли Статьи и обратились к составлению проекта Основного закона федерального государства. Конвент проходил в глубокой секретности, что же касается его протоколов, то они были вручены Джорджу Вашингтону, который передал их на хранение в государственный департамент. В 1819 г. по решению Конгресса США протоколы были опубликованы. Они содержали только сухой перечень обсуждавшихся вопросов, имена выступавших, результаты голосований. Однако вскоре выяснилось, что некоторые делегаты конвента вели подробные записи заседаний и после публикации официальных протоколов сочли себя вправе обнародовать их. В 1911 г. все относящиеся к заседаниям конвента материалы были изданы в четырех объемистых томах.

Тема происхождения и принятия Конституции США стала классической в американской историографии. Вряд ли будет ошибкой утверждать, что "завязкой" ее научного изучения стала монография Ч. Бирда "Экономическое истолкование Конституции Соединенных Штатов", увидевшая свет в 1913 г. Бирд отверг все прежние трактовки, объявлявшие конституцию продуктом свободного волеизъявления нации и образцом демократии, и, сосредоточившись на экономических мотивах авторов Основного закона, охарактеризовал его как воплощение правовых гарантий собственнических интересов американских верхов. Проанализировав экономические интересы 55 участников филадельфийского конвента 1787 г., выработавшего Конституцию США, Бирд пришел к выводу, что они выражали волю четырех групп: финансового капитала, владельцев государственного долга, промышленников, торгово-купеческих кругов³⁹.

Подход Бирда был развит в исследованиях многих американских историков, среди которых такие авторитетные авторы, как А.Шлезингер-старший, Г. Фолкнер, Ф. Шэннон, М. Дженсен, С. Линд, Д. Мейн, Г. Вуд⁴⁰. Но еще больше у Бирда оказалось критиков. Критики доказывали, что Бирд нарисовал упрощенную картину социального состава конвента 1787 г., объявив, что на нем доминировали владельцы денежного капитала и государственного долга, заинтересованные в спасении с помощью сильного государства личных средств. В действительности состав конвента, как и его социальная поддержка, были гораздо более широкими⁴¹. Доказывалось, что участники конвента, отклонив демократию "большинства", создали более высокий образец "плюралистской демократии", обеспечивавшей право на равное представительство самых разных социальных интересов⁴². Наконец, указывалось, что отцы-основатели руководствовались идеалами Просвещения, воплотив в жизнь принципы, недоступные даже самым передовым и смелым умам Европы⁴³.

Спор между последователями и оппонентами Бирда приобрел непреходящий характер, выявляя как сильные, так и слабые позиции обеих сторон. Основополагающий вывод Бирда о том, что участники конвента

1787 г. руководствовались личными экономическими мотивами и защищали интересы господствовавшего класса, не утратил полностью своего значения. Но очевидно, что анализу Бирда были присущи многие упрощения, сделавшие его работу в значительной мере устаревшей.

Одна из ошибок Бирда заключалась в утверждении, что Конституция отвечала преимущественно классовым интересам "денежного капитала", который он противопоставлял "недвижимой собственности", "капиталу - земле". В действительности Конституция США защищала интересы двух господствовавших тогда групп - северо-восточной буржуазии и плантаторов-рабовладельцев Юга, достигших компромисса и единства перед лицом демократических устремлений масс.

Серьезнейшее упрощение Бирда состояло в отождествлении мотивов участников конвента с их личными экономическими интересами. Это привело историка к прямолинейному экономическому детерминизму. Личная экономическая заинтересованность, безусловно, присутствовала в позиции участников конвента, но она далеко не исчерпывала их мотивов и их видения государственно-конституционных основ США. В Основном законе США воплотились их политическая культура и мировоззрение, которые вмещали в себя богатые конституционные традиции Старого Света, прежде всего Англии, а также политическую философию всего европейского Просвещения. На конвенте в Филадельфии собрались образованнейшие люди Америки, которых даже Т. Джефферсон, стоявший на твердых демократических позициях, назвал собранием "полубогов". Благодаря образованности и опоре на самые передовые политические учения своего времени, они смогли создать конституцию, вполне эффективно действующую и поныне.

Необходимо также отметить политический реализм большинства участников конвента, повлиявший на содержание Конституции. Он проявился в способности соразмерять собственное мировоззрение с политическими установками и мнениями, широко распространенными в Америке, в том числе укоренившимися в революционный период, и находить такой общий конституционный "знаменатель", который, удовлетворяя классовые интересы "верхов", так или иначе согласовывал их с интересами электората в целом. В результате под американский миропорядок была подведена широкая социальная база.

Конвент в Филадельфии проходил с мая по сентябрь 1787 г. За этот период на нем были произнесены сотни речей, причем с учетом секретности заседаний делегаты могли говорить и говорили как на духу, достигая в ходе дискуссий необходимого согласия по всем вопросам. Полное единодушие достигалось редко, но по ряду фундаментальных вопросов с самого начала разногласий практически не было.

Единодушие проявилось в отношении к политической демократии.

По убеждению участников конвента, политическая система США, как она оформилась в революционный период, привела к "демократическому деспотизму", преследующему цель, как доказывал Мэдисон, ущемить интересы верхнего класса и возвысить малоимущее и неимущее большинство⁴⁴. Э. Рандольф из Виргинии провозгласил как общепринятую максиму мысль о том, что "главная опасность для страны заключена в демократических статьях конституций штатов". Р. Шерман из Коннектикута осудил демократию еще более категорично: "Народ должен иметь настолько незначительное касательство к правительству, насколько это возможно". Э. Джерри из Массачусетса заявил: "Трудности, переживаемые нами, проистекают из избытка демократии"⁴⁵. Многие делегаты осуждали "перехлесты демократии" с помощью примеров из законодательной практики собственных штатов.

Среди делегатов конвента не возникло дискуссии по вопросу о том, какое из всех прав человека должно быть признано приоритетным и взято под особую опеку государства. Таковым признали право на собственность. "Говорят, что жизнь и свобода, - рассуждал Г. Моррис, - должны цениться выше, чем собственность. Но при более внимательном рассмотрении вопроса необходимо будет признать, что высшей ценностью общества является именно собственность". "Собственность, безусловно, высшая ценность общества", - вторил ему Д. Ратледж. В том же духе высказывались и другие участники конвента. А сразу после обнародования федеральной Конституции один из ее защитников, А. Хансен, провозгласил: "Утверждают, что предложенный проект Конституции рассчитан на особое покровительство интересов богатых. Но во всех государствах, и не только в деспотических, богатые должны извлекать преимущества из владения собственностью, которая во многих отношениях составляет высшую ценность и смысл существования человечества"⁴⁶.

Единство по этим и другим фундаментальным вопросам не исключило острых дебатов о том, какие политические и правовые средства могут быть использованы для ликвидации "перехлестов" демократии и защиты прав собственности. Мнения делегатов разошлись в трактовке народного суверенитета и общественного договора и, самое главное, таких конкретных вопросов, как принципы создания избирательных округов, наделения граждан избирательным правом и др.

Ряд делегатов требовали резко сократить представительство западных районов, где в наибольшей степени были распространены демократические настроения, и восстановить избирательное право дореволюционного периода. Но большинство участников конвента, в том числе наиболее влиятельные среди них, сочли целесообразным сохранить и избирательное право, одобренное в конституциях штатов, и новое деление на избирательные округа. Подытоживая их мнения, Мэдисон доказывал, что еcли

в вопросе об избирательном праве, который, по всеобщему убеждению, был "фундаментальной статьей республиканского строя", не довериться точке зрения, восторжествовавшей в штатах, то проект федеральной Конституции просто-напросто не будет одобрен⁴⁷.

Решение Конституционного конвента 1787 г. o допуске к национальным выборам всех американцев, наделенных избирательным правом в годы Войны за независимость, и признание новой схемы избирательных округов означали закрепление важных политических завоеваний революции и серьезный учет господствующих в обществе мнений. Конвент согласился с ним и тогда, когда признал принцип выборности всех органов власти. Политический реализм в этом вопросе продемонстрировал Гамильтон, один из лучших, наряду с Мэдисоном, ораторов Конституционного конвента. Он не скрывал, что его собственные симпатии принадлежат политическому устройству британской монархии, но он же указывал, что в США подобная позиция не имеет никаких шансов на успех. Гамильтон признал и республиканизм, и ту "фундаментальную истину республиканского правления, что вся, власть прямо или опосредованно исходит от народа"⁴⁸.

Большинство исследователей сходятся в том, что именно республиканизм рассматривался Конституционным конвентом в качестве краеугольного камня американской политической системы и в качестве такового противопоставлялся демократии. Выборность и подконтрольность всех органов власти, а отнюдь не механическое торжество воли большинства закреплялись им в качестве главной американской политической ценности. Отделив республиканизм от демократии, участники конвента сосредоточились на конструировании американской республики в соответствии с собственными убеждениями.

Творцы Конституции США в полной мере реализовали свое понимание системы разделения властей, как и организации главных ветвей власти. Сам принцип разделения властей, прочно укоренившийся в сознании американцев, сомнению не подвергался, но вот в его трактовке участники филадельфийского конвента серьезно разошлись с авторами конституций штатов начального периода революции. В отличие от последних, они задались целью умалить значение законодательной и возвысить роль исполнительной власти. Их отличие от авторов конституций штатов выявилось еще больше в схемах организации законодательной и исполнительной ветвей власти.

При обсуждении схемы законодательной ветви участники филадельфийского конвента вернулись к принципу "смешанного правления", популярному в Америке колониальной поры, но отвергнутому в революционный период. Эта схема была приспособлена к американским реалиям: в отличие от Англии, где палаты лордов и общин были предназначены для раздельного представительства аристократии и народа, сенат и палата

представителей в Конгрессе США должны были выражать интересы соответственно богатого меньшинства и малоимущего большинства. Правда, в ходе дискуссий о сенате США участники конвента разделились на две группы: одну из них волновала исключительно социальная функция сената, другую (представителей малочисленных штатов) заботила и проблема превращения сената в средство, способное противостоять утверждению господства в Союзе крупных штатов. В результате компромисса схема организации сената, одобренная конвентом, отразила устремления обеих групп: она обеспечила надежную защиту интересов собственности и в то же время воплотила принцип равного представительства штатов.

Д. Дикинсон, Г. Моррис, А. Гамильтон, Д. Мэдисон (для них главной была социальная функция сената) подчеркивали, что он должен быть представителем и выразителем интересов фракции меньшинства, "богатства нации" (слова Д. Мэдисона), "аристократии... без которой не сможет существовать ни одно цивилизованное общество" (Г. Моррис). Мэдисон требовал постоянно иметь в виду различие социальных функций двух палат: нижняя стоит на страже прав на жизнь и свободу, верхняя заботится о защите права на частную собственность⁴⁹.

При определении места сената в системе "смешанной" законодательной власти авторы конституции указывали, что ему надлежит предотвращать недочеты или ошибки нижней палаты. Вожди федералистов, не ограничиваясь обоснованием этого положения, подчеркивали, что верхняя палата в критические моменты должна подавлять "ложные" устремления всего народа. Мэдисон указывал на неодинаковую роль двух палат в государственном механизме в целом: наличие палаты представителей подводит под государственную власть такую надежную основу, как суверенитет народа, а сенат обеспечивает прочность и стабильность режима, гарантирует ему безопасность от демократических "перехлестов" палаты представителей⁵⁰.

Большинство верхних палат легислатур штатов, с точки зрения создателей федеральной Конституции, явно не могли стать образцом для сената США. Зато некоторые из них рассматривали в качестве такого образца английскую палату лордов. Но большинство исходило из того, что копирование ее в США, обладавших иной социальной структурой, невозможно. Приняв эту точку зрения, конвент вместе тем обнаружил твердое намерение преодолеть свойственные многим конституциям штатов огрехи в определении численности и прерогатив верхней палаты, цензовых квалификаций для сенаторов и сроков их полномочий.

Одним из условий приверженности сената стабильному социально-политическому курсу являлся, по общему мнению авторов федеральной Конституции, длительный срок полномочий его депутатов. Д. Дикинсон, Г. Моррис, Д. Рид, А. Гамильтон ратовали ни много ни мало за пожизненное

избрание сенаторов. Д. Вильсон выступал за десятилетний срок, Э. Рандольф, Д. Мэдисон и Д. Спейт предлагали установить срок полномочий сенаторов в семь лет⁵¹. Введенный федеральной Конституцией шестилетний срок полномочий сенаторов США являлся определенной уступкой общественному мнению, но и он оказался в два-три раза продолжительнее срока полномочий большинства верхних палат штатов.

Малочисленность сената также рассматривалась авторами федеральной Конституции как условие, предотвращавшее колебания в его политической линии. Предоставив каждому штату два места в сенате, они ограничивали число членов последнего 26 депутатами (в США тогда еще насчитывалось 13 штатов). В результате национальный сенат оказался малочисленнее верхних палат отдельных штатов.

Большинство участников конвента в Филадельфии выступали против избрания сенаторов всем электоратом - практики, широко распространенной в тот период в штатах. Виргинский план, обсуждавшийся в конвенте 29 мая 1787 г., предлагал вверить избрание сенаторов нижней палате⁵². Однако представители малых штатов настояли, чтобы избрание сената было закреплено за легислатурами штатов, что означало одновременно и отказ рядовым избирателям в праве создания верхней палаты, и уступку сторонникам "прав штатов".

Некоторые участники конвента предлагали установить для сенаторов высокий имущественный ценз. Это предложение не было принято: конвент ограничился введением для сенаторов обязательного срока гражданства (не менее 9 лет) и возрастного ценза (баллотироваться в сенат могли граждане США начиная с 30 лет). Первые критики федеральной Конституции обратили внимание на то, что сенат наделялся более широкими полномочиями, нежели палата представителей. Только он мог давать "совет и согласие" президенту США по вопросам назначений на высшие государственные посты, и только он утверждал международные договоры.

Авторы федеральной Конституции пересмотрели с умеренно-консервативных позиций и утвердившуюся в штатах модель нижней палаты. Нижние законодательные палаты штатов подверглись на конвенте в Филадельфии наибольшей критике. Причину чрезмерного демократизма нижних палат критики видели в первую очередь в их частых перевыборах и многочисленности. В ходе заседаний конвента только очень немногие поддерживали популярную в Америке идею ежегодных перевыборов нижней палаты. Ряд участников настаивали на избрании нижней палаты на три года. В итоге конвент одобрил внесенное Д. Ратледжем и Д. Дикинсоном компромиссное предложение о переизбрании членов палаты представителей раз в два года⁵³.

В вопросе о численном составе палаты представителей авторы федеральной Конституции явно следовали английскому образцу, установив

норму представительства (1 депутат от 30 тыс. жителей), примерно повторявшую таковую в нижней палате британского парламента. В результате палата представителей Конгресса США в момент принятия конституции должна была насчитывать 65 депутатов, в то время как в нижней палате массачусетской легислатуры в тот период заседало от 300 до 400 человек. Но именно деятельность этой палаты, обнаружившей много колебаний в период восстания Д. Шейса, подверглась сокрушительной критике со стороны федералистов.

Широкую дискуссию на конвенте вызвала проблема исполнительной власти. Лейтмотивом стал протест против умаления ее роли, нашедшего выражение в большинстве конституций штатов первых лет революции. Мэдисон усматривал главную опасность государственного развития США в поглощении всей власти "законодательным молохом". Гамильтон объявлял, что узурпация власти законодательными органами выступает как закономерность в республиканских обществах, и именно в республиках законодательные ассамблеи представляют главную опасность для свободы⁵⁴. Задача авторов конституции, согласно лидерам федералистов, заключалась в том, чтобы изменить сложившуюся в США схему разделения властей, решительно возвысив и укрепив исполнительную ветвь.

Особой популярностью среди участников конвента пользовалась концепция "единой и неделимой" исполнительной власти, которая, во-первых, провозглашала наделение таковой во всем объеме одного лица, а во-вторых, означала отстранение от контроля над аппаратом исполнительной власти законодательных органов и предоставление исключительного права формирования и руководства этим аппаратом президенту США. Своим истоком она имела не столько британскую государственную модель, утвердившую принцип ответственного парламентского правительства, сколько воззрения французского мыслителя Ш. Монтескье.

Достоинство концентрации и централизации исполнительной власти федералисты, подобно Ш. Монтескье, видели в быстром и эффективном проведении решений в жизнь. Поддержание социального порядка и экономической стабильности на огромной территории США, как и управление таким большим государством в целом, защита его от внешних врагов, доказывали они, возможны лишь при условии принятия быстрых решений и энергичного осуществления их одной сильной рукой. Разделение исполнительной власти между двумя, тремя и большим числом лиц, нашедшее воплощение в ряде штатов, было, по их убеждению, губительно для государства. Некоторые федералисты разделяли мысли Ш. Монтескье о том, что "единая и неделимая" исполнительная власть должна быть облачена в монархические одежды.

С монархической идеей на конвенте в Филадельфии выступали А. Гамильтон, Д. Дикинсон, Д. Макклюр, Г. Моррис, Д. Брум⁵⁵. Те из

американских историков, которые называют их монархистами, употребляют это определение без оговорок⁵⁶. Между тем они не были сторонниками монархического устройства, известного тогда в Европе. Все эти федералисты являлись противниками неограниченной и наследственной монархии, понимая под монаршей властью применительно к США пожизненное правление выборного единоличного главы исполнительной власти. Они ухватились за эту политическую форму, полагая, что она лучше всего будет отвечать условиям США в эпоху экономических неурядиц, социальных конфликтов и борьбы за самостоятельную позицию на мировой арене.

Монархическая идея не получила широкой поддержки на конвенте. Он склонился к наделению "единой и неделимой" исполнительной властью президента США, переизбираемого каждые четыре года (Мэдисон и Рандольф предлагали избирать президента на 7 лет, Элсворт и Уильямсон - на 6, Джерри - на срок от 10 до 20 лет, Вильсон, Пинкни, Бедфорд - на 3 года)⁵⁷. Четыре года были компромиссным сроком, значительно превышавшим срок полномочий губернаторов штатов. При определении полномочий президента формула "неделимой" исполнительной власти была урезана после того, как за сенатом было закреплено право давать "совет и согласие" президенту по вопросам формирования невыборного государственного аппарата, Верховного суда, а также право утверждать международные договоры.

Тем не менее власть президента в глазах многих американцев была неимоверно велика, а критики даже нарекли ее "выборной монархией", поскольку, согласно широко распространенным понятиям того времени, монархия означала не только институт наследственного правления, но и сосредоточение полноты исполнительной власти в одних руках. Критики подкрепляли свою аргументацию и тем, что переизбрание в должности президента не было ограничено и формально один человек, если избиратели раз в четыре года давали на это согласие, мог занимать пост главы государства всю жизнь. Наконец, кроме исполнительной власти президент был наделен очень большими законодательными правами. Кроме возможности издания президентских указов он, в отличие от губернаторов штатов, получил весомое право отлагательного вето в отношении решений законодательного органа. Чтобы преодолеть президентское вето, соответствующей палате при повторном обсуждении необходимо было собрать не менее двух третей голосов. Как показал американский опыт, преодоление президентского вето крайне затруднительно (оно происходит примерно в 1 случае из 10)⁵⁸.

Филадельфийский конвент отказался вверить избрание президента рядовым избирателям или Конгрессу, что было бы аналогом практики избрания главы исполнительной власти в штатах. Его избрание было доверено

выборщикам, назначаемым в соответствии с порядком, определенным штатами. В ходе первых президентских избирательных кампаний в четырех штатах выборщики избирались электоратом, в пяти - легислатурами (в двух случаях из числа кандидатур, выдвинутых избирателями, а в Нью-Джерси - губернатором и советом штата). Прошло несколько десятилетий, прежде чем назначение выборщиков повсеместно оказалось в руках избирателей⁵⁹.

При всем том, что препарирование федералистами концепции разделения властей носило в целом умеренно-консервативный характер, оно включило и важную либеральную черту, благодаря которой было создано мощное и непреходящее по значению препятствие для возникновения тирании. По заключению известного российского государствоведа А. Мишина, это и придало американской схеме разделения властей оригинальность: "Учредители конституции положили в основу организации, компетенции и взаимодействия высших органов государственной власти - конгресса, президента и Верховного суда - свой собственный, американский вариант разделения властей, трансформированный впоследствии в систему "сдержек и противовесов"⁶⁰. Система "сдержек и противовесов" означала, что ветви власти были не просто разделены, но они сдерживали и контролировали друг друга.

Обширными возможностями контроля обладал президент: он имел право законодательного вето и назначения членов судебной власти. Но и законодательная ветвь контролировала исполнительную: сенат давал "совет и согласие" по вопросам назначений в государственный аппарат и Верховный суд, а обе палаты могли привлечь президента к импичменту и отстранить его от должности в случае злоупотребления служебным положением. Что касается Верховного суда, то он получил право определять соответствие решений всех органов Конституции США.

Одним из важнейших на конвенте в Филадельфии оказался вопрос о соотношении прерогатив штатов и центрального правительства. Федералисты добились успеха в двух принципиально важных пунктах: конституция широко определила права центрального правительства, во-первых, и провозгласила верховенство (супрематию) федерального права над правом штатов, во-вторых. Среди новых полномочий правительства США особое значение имели введение и сбор налогов и регулирование торговых и коммерческих отношений между штатами. Федеральное правительство, получив также право создавать собственные вооруженные силы, теперь в полной мере располагало "властью меча и кошелька", о которой так долго грезили Гамильтон и его единомышленники. Конституция, законы и договоры Соединенных Штатов объявлялись верховным правом страны, обязательным для исполнения даже в случае противоречия конституциям и законам отдельных штатов.

Консервативный подход восторжествовал на конвенте при рассмотрении вопроса о включении в федеральную Конституцию Билля о правах, присутствовавшего во всех конституциях штатов. Сами авторы Основного закона США пытались объяснить свой отказ включить в него Билль о правах именно тем, что, он уже имелся в конституциях штатов. На это их критики резонно замечали, что если бы Конституция США, подобно Статьям Конфедерации, объединяла не население страны, а штаты, сохраняя их полный суверенитет, тогда позиция ее составителей была бы понятна, но, поскольку федеральная Конституция объявлена высшим законом по отношению к конституциям штатов, включение в нее Билля о правах обязательно.

Отсутствие Билля о правах в проекте федеральной Конституции оказалось ее самым уязвимым местом. Три участника конвента в Филадельфии, отказавшиеся скрепить его подписями (Э. Джерри, Э. Рандольф, Д. Мейсон), мотивировали свое решение прежде всего несогласием с отсутствием в документе Билля о правах. Широкая поддержка их позиции ратификационными конвентами штатов обнаружила, что идея конституционных гарантий свобод слова, печати, собраний, вероисповедания и других "неотъемлемых прав" граждан прочно вошла в американское политическое сознание и игнорировать его в этом вопросе невозможно. В 1789 г. Мэдисон внес на рассмотрение Конгресса США проект дополнения федеральной Конституции первыми десятью поправками, которые и стали известны как Билль о правах. Поскольку авторы конституции приняли "жесткий" вариант ее обновления (для этого каждая поправка должна была быть поддержана тремя четвертями штатов), одобрение Билля о правах затянулось до 1791 г.

Консервативный характер носило решение участников конвента в Филадельфии санкционировать с помощью федеральной Конституции рабство нефов, которое в годы революции было запрещено в северо-восточных штатах. Делегаты последних должны были уступить в этом вопросе южным плантаторам, поскольку не мыслили возможности создания прочного национального государства без тесного союза с рабовладельческим классом. Конституция США предоставила южным штатам право расширенного политического представительства, которое определялось с учетом трех пятых численности подневольного негритянского населения, и запретила Конгрессу вплоть до 1808 г. ограничивать работорговлю.

Обнародование проекта федеральной Конституции вызвало широкие дебаты в американском обществе и породило национальные "предпар-тии" - федералистов и антифедералистов. АНтифедерал исты пытатись

выступить в качестве наследников не только концепции суверенитета штатов, но и демократического течения в Американской революции. Среди их лидеров действительно был ряд видных представителей демократического крыла патриотов, в первую очередь фракция пенсильванских конституционалистов и видные виргинские политики Д. Мейсон и Р.Г. Ли. Однако в целом антифедералистское движение не было идентично левому крылу патриотического лагеря и по социальному характеру являлось сложным и разношерстным.

Во главе антифедералистов были некоторые представители верхнего класса, среди них Д. Монро, Т. Бланд, Б. Гаррисон, Э. Джерри, У. Грейсон, Д. Мёрсер, Д. Уоррен. Они выражали интересы тех его слоев, которые по тем или иным причинам были против расширения прерогатив центрального правительства (например, многие южные плантаторы, поддерживавшие антифедералистов, видели в усилении центрального правительства исключительно путь к экономическому и политическому возвышению торгово-финансовой буржуазии).

Массовую базу антифедералистского движения составляли мелкие фермеры, владельцы малодоходных и натуральных хозяйств, расположенных по преимуществу в западных районах. В отличие от владельцев коммерческих ферм обжитых восточных районов, которые связывали с возвышением федерального правительства надежды на расширение возможностей вывоза сельскохозяйственной продукции в другие штаты, хозяева мелкотоварных и нетоварных ферм усматривали в централизации государственной власти неизбежный рост бюрократического аппарата, налогового гнета и т.д. Лидеры антифедералистов умело апеллировали к специфическим интересам этих социальных слоев, используя в качестве своего рупора прежде всего признанных демократов, таких, как Д. Мейсон, Р.Г. Ли, У. Финдлей.

В экономической программе антифедералистов были требования низких налогов и "дешевых денег". Со стороны руководства антифедералистов эти меры поддерживала та часть южных плантаторов, которая изрядно запуталась в долгах у отечественных и иностранных кредиторов. Выражая их интересы, лидер виргинских антифедералистов Патрик Генри доказывал ассамблее штата, что "от недостатка денег проистекают все наши несчастья"⁶¹. Южные лидеры движения, как и рядовые участники, противились попыткам федералистов закрепить за центральным правительством монополию на эмиссию денежных знаков, вверить ему право налогообложения и оплаты по нарицательной стоимости долговых обязательств Конфедерации.

В сфере политических требований антифедералисты, подобно демократическим группировкам революционного периода, защищали верховенство законодательной власти по отношению к исполнительной, частые

перевыборы государственных органов и т.д. В период баталий вокруг Конституции США антифедералисты особенно остро критиковали схему национального сената, который должен был состоять всего-навсего из 26 человек и избираться сроком на шесть лет. Их не удовлетворяло и то, что сенату вверялись более широкие полномочия, нежели палате представителей. Особую озабоченность антифедералистов вызывало отсутствие в проекте федеральной Конституции Билля о правах. Они протестовали против принципа "единой и неделимой исполнительной власти" и противопоставляли ему идею коллегиального исполнительного органа⁶².

Вместе с тем в ряде важных отношений антифедералисты отказались следовать принципам левого крыла революционного лагеря и пошли на серьезные уступки авторам конституции 1787 г. Так, большинство из них соглашалось с требованием федералистов о существенном увеличении сроков полномочий главы исполнительной власти. Они были согласны на создание законодательной власти из двух палат, организацию Верховного суда и другие нововведения, представлявшие отход от Статей Конфедерации. В итоге они заняли оборонительную позицию в борьбе с федералистами. Их лидеры не могли предложить позитивную альтернативу проекту федеральной Конституции, ограничиваясь требованиями внесения в него тех или иных поправок. Платформа антифедералистов с точки зрения заключенных в ней оригинальных идей, самостоятельности, радикальных мер, направленных на разрешение экономических и политических проблем США, явно проигрывала платформе федералистов. Неудивительно, что федералисты, уступив оппонентам в одном, правда, самом важном вопросе - требовании дополнить проект конституции Биллем о правах, фактически лишили их весомых аргументов в идейно-политической борьбе.

Что касается программы и идеологии федералистского движения, то они получили наиболее полное выражение в 85 статьях, опубликованных в 1787-1788 гг. под общим названием "Федералист" и принадлежавших А. Гамильтону, Д. Мейсону и Д. Джею (роль последнего в написании статей была минимальной). Социально-политические верования двух главных авторов "Федералиста" - Гамильтона и Мэдисона, как и представляемых ими группировок движения - северо-восточная буржуазия и южные плантаторы, - различались, но эти разногласия в "Федералисте" были умело сглажены. "Федералист", представлявший развернутую идеологическую защиту конституции 1787 г., вошел в классику американской политической мысли.

Второго июля 1788 г., через двенадцать лет после провозглашения американской независимости, в Континентальном конгрессе было объявлено о завершении процесса ратификации федеральной Конституции (она была одобрена в девяти штатах, что было достаточно для вступления ее в силу).

Выработка и принятие конституции стали главным событием завершающей фазы Американской революции. На этом этапе американская элита предприняла мощную и успешную попытку консолидации политической власти в своих руках. Выработанная ею и одобренная необходимым большинством штатов федеральная Конституция отсекала или резко ограничивала "перехлесты" политической демократии и тенденции социального эгалитаризма, которые в предшествующий период нашли широкое выражение как в действиях "низов", так и в законодательной практике многих штатов. Но принятие федеральной Конституции было не контрреволюцией, а именно завершающей и одновременно консервативной фазой революции, означавшей нормализацию буржуазного миропорядка, приведение завоеваний революции в соответствие с интересами тех элитных групп, которые участвовали в революции и благодаря ей закрепили господствующие позиции в экономике и социальной структуре.

Консервативная фаза Американской революции оказалась гораздо мягче Термидора - консервативной фазы Французской революции конца XVIII в., ибо элита США сочла необходимым и возможным разнообразные компромиссы с неэлитными слоями белого населения. Конституция США, освящавшая и институционализировавшая буржуазный миропорядок, не отвергала, а закрепляла принципы разделения властей, "сдержек и противовесов", правовое государство, как и политические свободы. Элита придала конституции форму общественного договора с нацией, который налагал на правителей и управляемых взаимные обязательства. То, что американские федералисты, в отличие от французских термидорианцев, не столько ущемляли демократию, сколько отдавали ее под контроль элиты, объяснялось, конечно, не интеллектуальным превосходством отцов-основателей США над вождями французских буржуа, а гораздо меньшими опасностями для американского буржуазного миропорядка как "слева", так и "справа", а также политическими традициями, формировавшимися в Северной Америке на протяжении предшествующих двух столетий.