Двухпартийная система: согласие
и соперничество

В современной политологической и исторической литературе Соединенных Штатов распространилось мнение, что роль партий стала ослабевать в результате возрастания влияния других политических институтов, в первую очередь групп интересов и комитетов политического действия. Мнение это имеет под собой реальное основание: партии действительно передали часть влияния другим институтам, что сделало систему

283

политической власти более плюралистичной. Но роль политических партий, их высокое положение в системе политической власти не были отменены. Более того, за партиями сохранялась главная роль в организации и проведении выборов, выработке и выдвижении программ и платформ социально-экономического и политического развития нации, рекрутировании политической элиты. В современных США, как и прежде, невозможно подняться на вершину политической власти, минуя активное участие в одной из двух главных партий - Республиканской или Демократической.

Сохранение Республиканской и Демократической партиями главенствующего положения в партийно-политической системе США явилось важнейшей чертой их политической истории новейшего времени¹⁰⁶. Партийно-политическая система США законсервировалась как двухпартийная, не оставляя практически никаких шансов третьим партиям. Это стало важным отличием новейшей политической истории от предшествующих периодов, когда третьи партии неоднократно бросали вызов двухпартийной системе. Напомню, что Республиканская партия возникла в 1850-х гг. именно как третья партия и смогла быстро вытеснить из двухпартийной системы вигов, способствуя созданию новой двухпартийной системы республиканцы-демократы. В конце XJX в. вызов двухпартийной системе бросила Популистская, а в начале XX в. Социалистическая партия.

В новейший период ни одна из третьих партий не смогла добиться подобного успеха. Традиция возникновения и активных действий третьих партий пошла на убыль. Тому существует несколько причин. Главная заключается в том, что социально-экономическое положение США в новейшее время (после реформ Нового курса) оказалось качественно лучше, чем в любой из предшествующих периодов. Группа американских политологов и историков во главе с С. Розенстоуном попыталась, основываясь па современных количественных методах исследования, выявить закономерности голосования американцев за третьи партии в период с 1840 по 1980 г.¹⁰⁷ Обнаружилась реальная зависимость такого голосования от различных экономических факторов (например, даже колебания цен зерновых). Вместе с тем в новейшее время только одна категория неблагополучных американцев - безработные - проявила большую склонность голосовать за третьи партии. Другие неблагополучные категории склонялись к выбору между демократами и республиканцами, доверяя одной из главных партий решение экономических проблем Америки.

Можно предположить, что, по мнению большинства неблагополучных американцев, в Америке новейшего времени не возникало таких экономических трудностей, решение которых требовалось бы вверить третьей силе. Кроме того, опыт новейшей истории вселил в них веру, что и традиционные экономические проблемы - безработица, инфляция, нищета

284

и др. - вполне могут врачеваться демократами и республиканцами. Уже в силу названных причин "спрос" на третьи партии стал падать.

В новейшее время серьезно изменился характер самой третьей политической силы. В предшествующие периоды она была представлена суверенными политическими партиями, действительно автономными по отношению к двухпартийной системе. В новейшее время, особенно во второй половине XX в., в качестве нее чаще всего выступали кандидаты, отколовшиеся от тех же республиканцев или демократов. Создававшиеся ими движения редко переживали одну политическую кампанию и с большой натяжкой заслуживают быть поименованными партиями.

Классические третьи партии добились своих последних реальных успехов в 1930-х гг. На левом фланге тогда самыми влиятельными были Социалистическая и Коммунистическая партии"¹⁰⁸. На президентских выборах 1932 г. лидер социалистов Н. Томас получил около 900 тыс. голосов и занял третье место, а коммунист У. Фостер с 102 тыс. голосов оказался на четвертом месте. Но уже в 1936 г. социалисты собрали всего лишь 187, а коммунисты 80 тыс. голосов. В последующие два десятилетия они практически сошли с политической арены.

Среди праворадикальных политических течений в 1930-х гг. наибольшую известность приобрела организация "Разделим наши богатства", которую поддерживали более 7 млн. человек. Ее лидер луизианский сенатор Х. Лонг предлагал конфисковать частные состояния, превышавшие 8 млн. долл., и распределять их между бедняками. Он выдвигал и другие радикальные социальные требования, созвучные подчас с теми, которые предлагались коммунистами и социалистами (на этом основании некоторые американские историки зачисляют его в "левые"¹⁰⁹, с чем невозможно согласиться, ибо Лонг был ярым антикоммунистом, а по совокупности своих взглядов был близок к деятелям фашистского типа). В сентябре 1935 г. Лонг был убит, после чего лидирующее место на праворадикальном фланге заняла Союзная партия. Ее лидер У. Лемке на президентских выборах 1936 г. занял третье место с 891 тыс. голосов (около 2% от общего числа участвовавших в выборах). Но это был его первый и последний относительный успех.

Чем объяснить упадок третьих партий в условиях 1930-х гг., когда тяжкие социально-экономические проблемы должны были, казалось бы, благоприятствовать их успеху? Лидер социалистов Н. Томас на закате своих лет причину политической неудачи собственной партии объяснил лаконично: "Что же выбило почти полностью почву из-под наших ног? Причина может быть выражена в одном слове - Рузвельт. Больше можно ничего не добавлять"¹¹⁰.

В этом объяснении содержалась большая доля истины: Рузвельт, включив в платформу Демократической партии ряд популярных требований, содержавшихся в программах как леворадикальных, так и праворадикальных

285

партий, действительно перетянул на свою сторону многих их сторонников, hiro идеологический маневр, подкрепленный практической реализацией ряда важных реформистских обещаний, послужил резкому ослаблению влияния третьих партий.

Рузвельт, впрочем, не был первым представителем двухпартийной системы, продемонстрировавшим эффективность либерально-реформистских средств ослабления или даже нейтрализации влияния третьих партий. На рубеже XIX-XX вв. их не без успеха использовали У.Д. Брайан, В. Вильсон, Т. Рузвельт. Но либерально-демократический "удар", нанесенный демократами по третьим партиям в 1930-х гг., оказался самым мощным.

Эффективность либерализма как средства нейтрализации радикализма в американских условиях демонстрировалась в новейшее время двухпартийной системой в целом и Демократической партией в особенности. В начале 1970-х гг. леволиберальная стратегия Демократической партии стала важной причиной ослабления "новых левых". Республиканская партия, со своей стороны, смогла в 1980-х гг. с помощью удачной модификации консервативных принципов "приручить" "новых правых". В свете подобной идейно-политической гибкости, продемонстрированной двухпартийной системой в целом и каждой из ее участниц, ряд американских политологов и историков сформулировали тот вывод, что у третьих партий нет шансов на политический успех и что их реальная функция сводится к агитации в пользу тех или иных нововведений, которые могут быть воплощены в жизнь, когда их берет на вооружение одна из главных партий, преследующая цель расширения своей массовой поддержки. Было бы ошибкой абсолютизировать фактор гибкости двухпартийной системы в качестве причины упадка третьих партий, но отрицать его значение также невозможно.

С 1940-х гг. в качестве третьей силы в американском избирательном процессе выступали почти исключительно независимые кандидаты, отколовшиеся по той или иной причине от одной из главных партий. В 1948 г. сразу два деятеля Демократической партии - Г. Уоллес и С. Тер-монд, отколовшись от нее, создали собственные партии. Уоллес и его Прогрессивная партия критиковали демократов "слева", потребовав углубления реформ Нового курса и улучшения отношений с СССР. Тер-монд и его партия Прав штатов выступили с критикой "справа": отвергали требования о расширении гражданских прав негров и ликвидации системы расовой сегрегации на Юге. Каждый из раскольников собрал чуть больше 1 млн. голосов, что не помешало Демократической партии и ее кандидату Г. Трумэну одержать победу на президентских выборах.

Следующее серьезное выступление третьей силы пришлось на 1968 г. И вновь во главе ее выступил раскольник из Демократической партии. В этот раз им оказался бывший алабамский губернатор Д. Уоллес, который, в отличие от своего однофамильца из Прогрессивной партии, выступал с

286

праворадикальных позиций. Помимо прочего, созданная им Американская независимая партия отразила предрассудки провинциальных "средних американцев", полагавших, что Демократическая партия сделала слишком много уступок черной расе. Уоллес собрал на президентских выборах около 10 млн. голосов (13,5% голосов участвовавших в выборах). В 1972 г. после тяжелого ранения во время новой президентской кампании Уоллес выбыл из политической борьбы.

В 1980 г. уже республиканец Д. Андерсон попытался создать независимую политическую организацию, бросив реформаторский вызов как Республиканской, так и Демократической партии. Созданная им партия Национальное единство просуществовала восемь лет, не оставив в целом сколько-нибудь заметного следа в американской истории¹¹¹.

К 1992 г. относится участие в президентских выборах мультимиллионера Р. Перо, самого удачливого "независимца" в современной американской истории. Выступление Перо явилось ярчайшим образцом популизма: при помощи лозунгов борьбы с чрезмерными государственными расходами, бюрократией, "отчуждением" американцев от реального политического управления, он попытался собрать под своей "крышей" как "правых", так и "левых". Характерно, что, согласно опросам общественного мнения, Перо поддержало примерно равное количество тех, кто считал, что экономическое положение США ухудшается, и тех, кто полагал, что оно улучшается. Выступление Перо продемонстрировало силу денег в американских политических кампаниях. Перо истратил 60 млн. долл. из собственного кармана на создание благоприятного имиджа среди избирателей и популяризацию своих лозунгов в средствах массовой информации. Тысячи профессиональных "политработников" предоставили в его распоряжение самые современные избирательные технологии¹¹².

Перо сумел растопить сердца миллионов американцев (собрал 18,9% голосов избирателей), но подорвать устои двухпартийной системы не удалось и ему. Д. Буш и У. Клинтон, кандидаты от Республиканской и Демократической партий, попросту игнорировали его, давая понять, что воспринимают мультимиллионера не более как дешевого демагога. Активно участвуя в теледебатах между собой, они ни разу не снизошли до дискуссии с Перо. В конечном счете их восприятие Перо оказалось прозорливым: его движение явилось однодневкой и кануло в Лету так же быстро, как и движения прежних "независимцев".

***

Большинство исследователей сходятся в том, что на протяжении американской истории существовало пять партийно-политических систем. При этом третья, четвертая и пятая системы, существующие в совокупности

287

уже полтора столетия, включали одних и тех же главных участников - Демократическую и Республиканскую партии. Именно их взаимоотношения в наибольшей мере воплотили характерную для двухпартийной системы США модель взаимодействия между самими партиями, равно как между ними и политической системой и обществом в целом.

Основу американской модели взаимоотношений внутри двухпартийной системы составляют два принципа - консенсус и альтернативность. Консенсус, означающий согласие между партиями в отношении основ американского общественного строя, политической системы и политической культуры, обеспечивает эволюционность в развитии общества и преемственность в функционировании его институтов. Альтернативность, заключающаяся в выработке и предложении двумя главными партиями отличающихся способов усовершенствования общества, обеспечения экономического роста, достижения социальных компромиссов и стабильности, создает между ними реальное соперничество, утверждает конкуренцию на политическом рынке, дает американцам возможность выбора лучшего политического "товара", ослабляет или вовсе нейтрализует конкурентоспособность мелких политических "продавцов".

Ослабление принципа консенсуса чревато потрясением общественных основ, дисфункциями государственно-политических институтов, перерастанием латентных социально-классовых конфликтов в реально осязаемые. Ослабление же и сужение, а тем более исчезновение альтернативности грозит утратой двумя политическими гигантами монопольной позиции на политическом рынке, появлением и успехом третьей партии, стремящейся вытеснить из двухпартийной системы одного из ослабленных соперников и занять его место.

Становление принципа консенсуса относится еще к эпохе первой двухпартийной системы (федералисты - джефферсоновские республиканцы), но вплоть до 1860-х гг., то есть до ликвидации рабовладения, его торжество было невозможно. И только с окончанием антагонистического конфликта между Севером и Югом и победой чисто буржуазного либерально-демократического общества этот принцип утвердился в полной мере. Отныне принцип консенсуса означал признание обеими партиями социально-экономических и конституционно-политических основ, восторжествовавших в ходе двух Американских революций. Главными среди этих основ стали нерушимость и свободное распоряжение частной собственностью, господство рынка капиталов, товаров и свободного труда в экономике, федерализм (признающий незыблемость Союзного государства), политический плюрализм, правовое государство и разделение властей, суверенитет гражданского общества и личности.

Объем и содержание компонентов, в отношении которых между партиями существовал консенсус, не оставались неизменными. В ходе

288

общественно-исторических трансформаций возникала потребность включения в сферу консенсуса новых составляющих, в первую очередь тех, без которых невозможно было сохранение экономической, социальной и политической стабильности. Например, во второй половине XX в. такой составляющей стало социальное государство. Его основы были заложены Демократической партией в эпоху Нового курса, а Республиканская партия в течение двух десятилетий сопротивлялась включению его в сферу межпартийного консенсуса. Но с 1950-х гг. и она признала, что без этой составляющей социально-экономическая стабильность в США невозможна. Все президенты-республиканцы второй половины XX в. при всем том, что некоторые из них пускали в социальное государство риторические стрелы, не посягали на его основные компоненты.

Расширение консенсуса в платформах и политике республиканцев и демократов отражало, помимо всего прочего, стремление каждой партии вовлечь в сферу своего влияния максимальное число избирателей, в том числе тех, кто традиционно поддерживал политического соперника. Это обстоятельство объясняет, почему во главе каждой партии редко оказывались политики с идеологическими пристрастиями крайнего толка. А их появление во главе той или иной партии, как правило, сопровождалось серьезным политическим поражением. Республиканцы потерпели такое поражение, когда их кандидатом на президентских выборах 1960 г. выступил Б. Голдуотер, политик крайне индивидуалистических взглядов. Демократы оказались в схожей ситуации в 1972 г., когда на президентских выборах партию возглавил Д. Макговерн, политик радикально-либеральной ориентации.

Как правило, во главе и демократов, и республиканцев выступали деятели, представлявшие центристское течение партии. Впрочем, во время критических президентских выборов, о которых речь пойдет ниже, ситуация выглядела иначе. Так, в 1932 г. демократов возглавил Ф.Д. Рузвельт, представлявший левоцентристские силы партии. В 1980 г. республиканцев возглавил Р. Рейган, выражавший позицию правоцентристской коалиции. Но ни Рузвельт, ни Рейган не могут быть, в отличие от Голдуотера и Макговерна, названы выразителями "крайностей".

Консенсус внутри двухпартийной системы всегда имел пределы. Его чрезмерное разрастание являлось причиной возникновения третьих партий и их нарастающих успехов. Можно сказать, что чрезмерный консенсус угрожал двухпартийной системе кризисом так же, как его отсутствие или недостаточный объем. Оптимальное функционирование двухпартийной системы предполагало наличие в качестве важнейшего условия альтернативности как в идеологии, так и в политике партий. При этом альтернативность в идеологии превышала альтернативность в конкретной политике.

289

В новейший период идеологию Демократической партии неизменно называют либеральной, а идеологию Республиканской партии - консервативной. Принимая эти определения, напомню, что в США второй половины XX в. либерализм равнозначен по сути социал-либерализму, а консерватизм так или иначе воспроизводит постулаты классического, или индивидуалистического, либерализма. Согласно современным опросам 38% верхнего эшелона демократов против 10% у республиканцев идентифицировали себя как либералов. Одновременно 65% республиканцев против 27% у демократов определили себя как консерваторы. Большинство демократов, согласно этим опросам, поддержали расширение системы социальных гарантий и услуг населению, а большинство республиканцев высказались против. Также большинство демократов высказались за расширение мер поддержки афро-американцев, а большинство республиканцев полагали, что для черной расы сделано уже достаточно¹¹³. Некоторые исследователи в качестве доказательства реального значения идейно-политического расхождения между двумя партиями приводят факты периодических перебежек консервативных демократов к республиканцам, а либеральных республиканцев - к демократам¹¹⁴.

В политологической литературе одним из важных традиционно является вопрос о функциях Республиканской и Демократической партии в рамках политической системы США в целом. Среди многих функций двухпартийной системы в качестве основных можно выделить следующие.

Одна из них - функция идеологического собирания и формулирования социально-экономических и политических интересов и настроений тех социальных слоев, поддержку которых хотят завоевать Демократическая или Республиканская партии. Некоторые исследователи утверждают, что американские партии сугубо прагматичные, а интерес к идеологиям им чужд. С подобным утверждением трудно согласиться. Американские партии прагматичны в том смысле, что они пытаются отреагировать на различные массовые умонастроения и не отпугивать обывателей жесткими идеологическими конструкциями. Но их прагматизм вполне совмещается со стремлением рационализировать социально-экономические запроы тех социальных слоев, которые составляют их массовую опору, то есть дать им идеологическое выражение. Программы и платформы партий, трактаты, буклеты, памфлеты и толстые политические сочинения лидеров партий носят идеологический характер, в них систематизированы цели, программы, осмысление прошлого и обоснование перспектив развития, соответствующих мировидению республиканцев или демократов. И с помощью уже собственных, достаточно цельных идеологий республиканцы и демократы воздействуют на обыденное сознание масс, обучают их ценностям либерализма и консерватизма, политической культуре, которая обеспечивает поддержание, упрочение, а если необходимо - модификаиию

290

основ американского миропорядка. В связи с этим можно говорить о том, что партии выполняют и функцию социализации американского населения, то есть привития ему норм, обычаев, традиций, ценностей, характерных для американской политической культуры.

Важной функцией партий является организация и регулирование политического процесса. Республиканцы и демократы в равной степени заинтересованы и активно участвуют в поддержании "правил игры" во время организации и проведения выборов, смены политических "команд" у руля власти, управления государством. Они направляют политический процесс в легально-конституционное русло, препятствуют возникновению проявлений политического насилия, революционности, иных дисфункций, угрожающих политической системе и ее нормальному функционированию. Используя политологическую терминологию, можно утверждать, что и республиканцы, и демократы являются сугубо системными партиями, пресекающими внесистемные отклонения и политические девиации.

Некоторые российские исследователи в качестве отдельной важной функции двухпартийной системы выделяют адаптивную, которая заключается в приведении политической надстройки в соответствие с меняющейся социально-экономической средой, базисными изменениями в экономике и социальной структуре. Они выделяют и функцию связующего звена между правящим классом и государством, а также между различными ветвями государственной власти и уровнями этой власти¹¹⁵. Данные функции вполне вписываются в те, которые в политологии обозначаются в качестве регулятивной и интегративной. Заканчивая анализ функций американских партий, отмечу, что, в отличие от государства, партии не могут издавать обязательных для исполнения указов, постановлений и законов. Их влияние и власть в обществе носят неформальный характер, что требует от партий особого искусства в реализации своих общественно-политических функций.

Упорядоченные, как бы "разложенные по полочкам", взаимоотношения внутри двухпартийной системы время от времени взрываются, что ведет к серьезным политическим потрясениям. Подобные взрывы-пертурбации были теоретически осмыслены американскими политологами с помощью концепций критических выборов и партийно-политических перегруппировок. Эти концепции, как и рассмотрение с их помощью истории двухпартийной системы США, получили классическое воплощение в статье В. Ки и монографии У. Бернхэма¹¹⁶. Затем они были развиты другими известными политологами и историками¹¹⁷. Они были восприняты с определенными модификациями и рядом российских исследователей. В отличие от большинства американских авторов, выделяющих пять завершенных и одну незавершенную партийно-политическую перегруппировку,

291

а также опирающихся при их анализе по преимуществу на структурно-функциональный анализ, российские исследователи насчитывают три завершенные и одну незавершенную партийно-политические перегруппировки и, кроме того, уделяют главное внимание их социально-экономическим первопричинам¹¹⁸. На мой взгляд, концепции критических выборов и партийно-политических перегруппировок в целом рациональны и объективны и могут быть использованы в качестве теоретического инструментария при анализе качественных перемен в истории двухпартийной системы США.

Под критическими выборами понимают такие общенациональные выборы, которые происходят в периоды и годы общественно-политических кризисов, влекут серьезные перемены в расстановке и соотношении основных политических сил и изменения в политическом курсе США. Одним из важных следствий критических выборов является партийно-политическая перегруппировка, которая включает в себя резкие изменения в социальном составе электората каждой из ведущих партий, изменение политического веса и влияния участников (у одного увеличение, у другого уменьшение) двухпартийной системы, а в ряде случаев (они имели место только в XIX в.) обновление состава двухпартийной системы.

Ряд исследователей выделили следующие главные признаки критических выборов. Для них характерна, во-первых, гораздо большая, чем обычно, активность избирателей. Во-вторых, наблюдается возрастание активности и влияния третьих партий. В-третьих, происходит идеологическая поляризация двух главных партий. В-четвертых, происходит резкое перераспределение электората между политическими партиями. В-пятых, обновляется состав политической элиты. В-шестых, происходит серьезное обновление политического курса¹¹⁹.

В качестве первых критических выборов некоторые исследователи выделяют президентские выборы 1800 г.¹²⁰, которые их победитель Т. Джефферсон приравнивал в свое время к политической революции. С этим выводом согласны не все, но нельзя не признать, что и сами выборы 1800 г., и последовавший период джефферсоновской демократии серьезно изменили расстановку партийно-политических сил, как и внутриполитический курс.

Практически единодушно признаются критическими выборы 1828 г., вследствие которых оформилась двухпартийная система демократы - виги, произошли изменения в политическом курсе правительства, обновился и поменял конфигурацию электорат. Также не возникает сомнений относительно критического характера выборов 1860 г., расколовших нацию надвое, а в плане партийно-политической перегруппировки породившей систему республиканцы - демократы.

292

Дискуссии существуют относительно критического характера выборов 1896 г. Часть исследователей полагает, что их следствием была "брай-анизаиия" Демократической партии, консолидировавшей "провинцию" Юга и Запада США, и превращение Республиканской партии в "городскую", опирающуюся, в первую очередь, на северо-восточные штаты. Другая часть исследователей доказывает, что выборы 1896 г. не внесли принципиальных изменений в расстановку политических сил и характер двухпартийной системы и не могут быть названы критическими¹²¹.

Никто из исследователей не сомневается в критическом характере выборов 1932 г., которые резко изменили соотношение сил в двухпартийной системе в пользу Демократической партии, прочно привязали к ней городские средние слои, рабочий класс, чернокожих американцев, привели к глубоким переменам в политическом курсе правительства.

Острые споры среди политологов США породил современный этап эволюции двухпартийной системы. Часть исследователей полагает, что во второй половине 1960-х гг. в Соединенных Штатах произошла новая партийно-политическая перегруппировка, в результате которой поменялась идейно-политическая проблематика дискуссий между партиями (на первый план вышли социокультурные вопросы, а экономические темы отошли на второе место), изменилась социальная опора партий (значительная часть рабочего класса и городских средних слоев стала поддерживать Республиканскую партию, а демократы упрочили свои позиции среди расово-этнических меньшинств). Выборы 1968 г. признаются в качестве критических. Другая часть исследователей доказывает, что на современном этапе произошла не перегруппировка, а разгруппировка прежней партийно-политической конфигурации, что она вошла в состояние затяжной мутации и что радикального изменения соотношения сил между двумя главными партиями, характерного для предшествующих партийно-политических перегруппировок, не произошло¹²². Действительно, партийно-политическая мутация современного периода выглядит аморфной и неглубокой в сравнении с перегруппировками 1828, 1860 и 1932 гг. Но одна ее черта - перераспределение электората между партиями - выступила достаточно определенно.

Одной из отличительных черт обеих главных американских партий является организационная неоформленность и распыленность. Структура партий воспроизводит федеративное устройство самого американского государства, но централизованное начало в партиях-федерациях выражено гораздо слабее. В американских партиях нет фиксированного членства, соответственно нет и обязательных членских взносов. Участие в обеих партиях, их материальная и духовная поддержка со стороны американцев носит сугубо добровольный характер.

Тем не менее у обеих партий никогда не было недостатка в сторонниках,

293

богатых спонсорах и тех, кто посвящал службе партии всю жизнь. Всегда существовали стимулы, которые привязывают часть американцев к партиям крепче, чем железная дисциплина.

Очень долгое время одним из главных стимулов, привлекавших часть американцев к профессиональной деятельности в одной из ведущих партий, было то, что те распоряжались распределением большинства государственных должностей. Со временем зависимость распределения государственных должностей от воли партии-победительницы, а вместе с этим и роль знаменитого "дележа политической добычи" стали ослабевать. В XX в. все большее количество государственных должностей замещались на конкурсной основе. Эта тенденция сохранилась и в новейшее время. Принцип конкурсного замещения государственных должностей не раз подтверждался и закреплялся судебными инстанциями. Так, в 1990 г. Верховный суд США вынес решение о том, что при найме государственных служащих на большинство должностей партийная принадлежность не должна приниматься во внимание. Тем не менее материальные и карьерные мотивы привязанности и служения политическим партиям сохранили свое значение. Большинство высших государственных должностей - президента, губернаторов, конгрессменов, министров, послов и многие другие - практически невозможно занять, не участвуя активно в деятельности одной из главных партий.

У тех американцев, которые не преследуют цели партийно-государственной карьеры, есть свои мотивы для привязанности к одной из ведущих партий. Главный среди них обусловлен тем, что между двумя партиями имеются реальные различия, и смена их у руля власти способна поменять содержание социально-экономической политики с учетом интересов слоев и групп, поддерживавших партию-победительницу.

Со времен джексоновской демократии высшим органом каждой партии является ее национальный съезд, собирающийся в год президентских выборов. В новейшее время характер съездов претерпел серьезные изменения, став более демократичным. Решающую роль в этой трансформации сыграли 1970-е гг., когда право выдвижения кандидатов в президенты в каждой партии было вверено рядовым сторонникам, использующим механизм первичных выборов. В последней четверти XX в. первичные выборы предрешали исход национальных партийных съездов. Появление на них "темных лошадок" было исключено. Кандидат, добившийся поддержки на большинстве первичных выборов, утверждался кандидатом в президенты национальным съездом.

Съезды партий, как и их национальные комитеты, никогда не могли превратить партии в некие монолиты. Американские политологи давно установили, например, что партия-победительница, придя к власти, разделяется, по сути, на три фракции - президентскую, сенатскую и, наконец,

294

еще одну, обосновывающуюся в палате представителей. Отношения между президентской и конгрессовскими фракциями никогда не являлись безоблачными. Так, во времена Ф.Д. Рузвельта на пути реформ президентской фракции встали не только конгрессмены от Республиканской партии, но и большая группа конгрессменов-демократов. В конце XX в. главная реформаторская мера президента-демократа У. Клинтона, направленная на введение национальной системы медицинского страхования, была заблокирована в значительной мере из-за сопротивления конгрессовской фракции его собственной партии.

Фракционные размежевания в каждой из партий возникают не только в связи с разногласиями и различием функций разных ветвей власти. Очень часто их причиной оказываются идейно-политические различия внутри партий. Хотя демократы считаются либеральной, а республиканцы консервативной партией, это отражает только ведущую партийную тенденцию. Но в каждой партии есть также центристы, как и представители противоположных идеологических течений (среди демократов - консерваторы, а среди республиканцев - либералы). Это ситуация способствует подчас созданию политических хитросплетений среди американских законодателей: консервативные демократы выступают на стороне республиканцев, а либеральные республиканцы - на стороне демократов.

***

Победа Ф.Д. Рузвельта на президентских выборах 1932 г., ознаменовавшая начало новой эры американской истории, принесла также начало новой эпохи в истории двухпартийной системы США и каждого из ее участников. Самая серьезная модернизация ожидала партию-победительницу, которая на протяжении последующих 40 лет занимала лидирующую позицию в двухпартийной системе (в 1930-1960-х гг. демократы победили на 7 президентских выборах из 10).

К началу 1930-х гг. идейно-политический багаж и наследие Демократической партии были весьма противоречивы, при этом консервативная составляющая определенно преобладала над либеральной. Либеральная составляющая включала джсксоновские реформы 1830-х гг. и вильсонов-ские 1912-1914 гг., а консервативная - прорабовладельческую и расистскую позицию 1840-1890-х гг. и застойно-консервативную второй половины 1910-1920-х гг. Рузвельту выпала задача коренным образом изменить партию, превратив ее из консервативной в либеральную.

Наряду со многими другими Рузвельт сознательно преследовал и эту цель. В 1932 г., сразу после победы на президентских выборах, он поделился сокровенным с Р. Тагвеллом: "Впереди у нас восемь лет в Вашингтоне. За это время может не стать Демократической партии, но на ее месте

295

появится Прогрессивная партия"¹²³. И незамедлительно начал укреплять либеральное крыло партии. В его "мозговой трест", готовивший теоретические и программные разработки Нового курса, вошли либеральные профессора Колумбийского университета Р. Моли, Р. Тагвелл и А. Берли. Теоретические установки, которые предлагал им Рузвельт, носили ярко выраженный либерально-демократический характер.

В годы президентства Рузвельт неизменно называл в качестве своих идейных кумиров крупных американских либералов - Б. Франклина, Т. Джефферсона, Э. Джексона, А. Линкольна, Т. Рузвельта и В. Вильсона, причем в качестве наиболее выдающегося среди них выделял Т. Джефферсона. Рузвельт реанимировал и включил в идеологию Демократической партии джефферсоновскую идею о праве каждого поколения людей на обновление общественного договора в соответствии с меняющимися запросами и потребностями общества. Возводя во главу угла своей социальной политики идею более справедливого распределения с помощью государства национального богатства, Рузвельт воспринял джефферсоновскую концепцию собственности. Опираясь на авторитет Джефферсона, он доказывал, что право собственности оформилось исторически, что само ее возникновение было невозможно без государства и что в силу этого государство обязано бороться с издержками свободного развития частной собственности. К этим издержкам он относил узурпацию права частной собственности сужающейся горсткой общества и отчуждение этого священного права от миллионов и миллионов нуждающихся, престарелых, безработных и бездомных. Необходимо было предотвратить отчуждение от миллионов тружеников права на "самый полный, в той степени, в какой это возможно", продукт их труда¹²⁴.

Либерально-демократическая позиция Рузвельта была поддержана левым крылом Демократической партии. Ее ядро составили Г. Гопкинс, Р. Вагнер, П. Дуглас, Р. Тагвелл, а также перешедшие к демократам левые республиканцы. Консерваторы, составлявшие большинство в Демократической партии, поначалу восприняли идеологию и политику Нового курса как неизбежное зло. Новый курс как необходимую плату за восстановление общественных устоев США поддержала часть бизнесменов. Но постепенно консерваторы, как и бизнесмены, стали переходить в оппозицию к Рузвельту и его реформам, а поддерживали его по преимуществу левые демократы, средние и нижние слои общества¹²⁵.

Рузвельтовский Новый курс традиционно разделяется на два периода: умеренно-либеральный 1933-1935 гг. и леволиберальный 1935-1938 гг. К концу первого периода Рузвельт сумел изменить социальную базу партии: из сельско-провинциальной она стала по преимуществу городской. При этом демократов поддерживали 76% избирателей из нижнего класса, 60% - из среднего, и 42% - из верхнего¹²⁶. В самой партии усилилось влияние

296

левого крыла, но консерваторы сохраняли большинство. На втором этапе Нового курса, когда Рузвельт перешел от преимущественно экономических реформ к социальным, консервативные демократы вступили с ним в жесткую схватку.

Консервативное крыло Демократической партии включало в себя часть политиков из северо-восточных штатов, но главную его опору составляли представители Юга, среди которых, в свою очередь, преобладали расистски настроенные политики, так называемые диксикраты. В годы Нового курса влияние южной фракции в Демократической партии серьезно уменьшилось: если в 1920 г. южане занимали 107 мест в палате представителей из 131, принадлежавшего демократам, то в 1936-1938 гг. на их долю приходилось 116 из 333 мест, доставшихся демократам¹²⁷. Южная фракция составляла ударную силу консерваторов и направляла внутрипартийную оппозицию Рузвельту. В 1935-1938 гг. консервативная фракция Демократической партии, блокируясь с республиканцами, серьезно ослабила социальные реформы Рузвельта, а главный свой удар направила против судебной реформы.

В годы Нового курса Верховный суд зарекомендовал себя в качестве самой консервативной ветви государственной власти. В 1935 - начале 1936 гг. он отменил как антиконституционные 11 рузвельтовских законов, среди них и наиболее важные, поставив тем самым под угрозу все президентские замыслы. В этих условиях Рузвельт действовал жестко: заклеймив "старцев" из Верховного суда, он предложил расширить его состав с тем, чтобы ввести туда своих сторонников и обеспечить численное преобладание либералов. Тут-то правое крыло демократов во главе с диксикратами-южанами сказало решительное "нет" президенту. Неожиданную поддержку консерваторам оказала часть либеральных демократов, руководствовавшаяся тем мотивом, что разделение властей и основополагающие демократические устои даже отчасти не могут быть принесены в жертву политической целесообразности. Судебная реформа Рузвельта была отклонена из-за оппозиции его собственной партии. Правда, в итоге, после того как в отставку вышли три консервативных члена Верховного суда, а их места заняли либералы, политическая линия высшего судебного органа изменилась и он дал наконец-то "зеленый свет" рузвельтов-ским социальным реформам.

В 1937-1938 гг. внутренний конфликт в Демократической партии достиг высшей точки. Либералы, решившие, что в повестку дня выдвинулся вопрос "кто кого", предложили Рузвельту использовать конгрессовские выборы 1938 г. для того, чтобы открыто отмежеваться от консервативных деятелей партии и обеспечить безусловное преобладание либеральных кандидатов. Замысел, несмотря на поддержку Рузвельта, не удался. В результате выборов между либералами и консерваторами установилось

297

равновесие сил, и от Рузвельта потребовались новые усилия для преодоления острых внутрипартийных разногласий.

В дальнейшем, особенно же после начала Второй мировой войны, во взаимоотношениях между либеральной и консервативной фракцией Демократической партии наблюдалось перемирие. Рузвельт выступал в качестве главной уравновешивающей силы, при всем том, что его идейно-политические симпатии были на стороне либералов. В последние годы пребывания у власти им был разработан проект второго - социально-экономического - Билля о правах. Если первый Билль о правах гарантировал американцам политические свободы слова, печати, собраний, то второй Билль о правах должен был гарантировать им право на труд, оплачиваемый отдых, жилище, доход, обеспечивающий прожиточный минимум, медицинское обслуживание¹²⁸. В 1940 г. либералам удалось добиться выдвижения на пост вице-президента от Демократической партии лидера левого крыла Г. Уоллеса. Правда, в 1944 г. эту должность занял представитель умеренных сил Г. Трумэн, который после смерти Рузвельта в апреле 1945 г. занял пост президента США и стал лидером Демократической партии.

Во второй половине 40-х гг. в Демократической партии возобновились острые разногласия, переросшие в расколы. С одной стороны, выделилось леволиберальное крыло во главе с Г. Уоллесом: объединившись в Прогрессивную партию, леволибералы выдвинули программу дальнейшего углубления социально-экономических реформ и даже сформулировали требование установления "государственной собственности в ключевых отраслях экономики". На правом фланге выступили южане-диксикраты во главе с С. Термондом, создавшие собственную партию. Центр Демократической партии, во главе которого оказался Гарри Трумэн, отстаивал умеренный вариант постепенного расширения основных установлений Нового курса и безусловной нейтрализации радикальной, а особенно "красной опасности". На выборах 1948 г. умеренные одержали внушительную победу, правда, ценой некоторых уступок леволиберальным требованиям.

В сознании многих имя Г. Трумэна ассоциируется в первую очередь с политикой холодной войны. Действительно, внешнеполитический курс 33-го президента США (1945-1953) немало способствовал закладке ее фундамента. Но в области внутренней политики Трумэн зарекомендовал себя продолжателем Нового курса. Еще в 1945 г., заняв президентский пост, Трумэн предложил программу реформ из 21 пункта, которые развивали рузвельтозский экономический Билль о правах. Став президентом в 1948 г. на основе уже волеизъявления избирателей, Трумэн сформулировал доктрину и программу Справедливого курса, которая содержала и ряд новых либеральных требований.

298

Концепция Справедливого курса вменяла в обязанность государству борьбу с безработицей и другими последствиями нерегулируемого развития капитализма, при этом Трумэн в духе Рузвельта отрицал "железные" экономические законы и доказывал, что они вполне подвластны человеческой воле: "Экономический цикл - творение рук человека, и люди доброй воли, тесно сотрудничая, в состоянии укротить его"¹²⁹.

Преемник Рузвельта обещал отменить антипрофсоюзный закон Тафта - Хартли, одобренный в 1947 г. республиканским Конгрессом вопреки воле президента, и предлагал закрепить "свободный коллективный договор" в качестве не только "фундамента экономической свободы для труда", но и важнейшего средства, "стимулирующего и стабилизирующего воздействие на экономику"¹³⁰. Так же в развитие Нового курса предлагалось расширить государственную помощь фермерству, увеличить минимум заработной платы, продолжить государственное гидроэнергострои-тельство, помогая тем самым решать проблему занятости, расширить государственные субсидии на образование и строительство дешевого жилья для низкооплачиваемых семей.

Серьезным нововведением в либерально-реформистскую доктрину было требование Справедливого курса о наделении реальными гражданскими правами черных американцев, что предполагало отмену дискриминации в избирательных правах, при найме на работу, пользовании общественным транспортом, доступе к образованию и т.д. Сам Трумэн руководствовался при этом прагматическими соображениями¹³¹, намереваясь упрочить социальную базу Демократической партии в южных штатах, но выдвинутая им программа существенно развивала принципы Нового курса, который не уделил особого внимания черным американцам. Другим важным идеологическим нововведением Справедливого курса было предложение дополнить государственную систему социального обеспечения всеобщим медицинским страхованием.

Трумэну удалось частично реализовать требования, которые укладывались в основном в доктрину Нового курса. Так, была увеличена почасовая ставка минимальной заработной платы и принят закон о строительстве 800 тыс. квартир для семей с низкими доходами. Что касается предложений о наделении гражданскими правами черных американцев, создании системы государственного медицинского страхования, как и отмены закона Тафта - Хартли, то они были заблокированы совместными усилиями конгрессменов от Республиканской партии и консервативной фракции демократов.

И все же президентство Г. Трумэна сыграло роль в развитии либерально-реформистского курса уже потому, что обнаружило прочность его основ, которые было чрезвычайно трудно ослабить, а тем более ликвидировать. Демократическая партия упрочила свое влияние в нижнем и среднем

299

классах, а также среди черных американцев. Оборотной стороной этого было углубление разногласий в среде самих демократов, в первую очередь ужесточение консервативной позиции южной фракции, которая в ходе конфессовских голосований все чаще консолидировалась с республиканцами.

С завершением президентства Трумэна закончился и продолжительный двадцатилетний цикл либерально-реформистской модернизации Демократической партии. Последовавшие 1950-е гг., когда демократы оказались в оппозиции, ознаменовались приостановкой в усвоении партией реформистских рецептов и даже ее поправением. Впрочем, это десятилетие характеризовалось поправением всей Америки. В его основе лежали внутри- и внешнеполитические факторы.

Главным внешнеполитическим фактором явилось усиление холодной войны, способствовавшей националистическому сплочению разных слоев американцев. Среди внутриполитических факторов важнейшее значение имели экономические успехи США, имевшие следствием улучшение материального положения основной массы населения. Экономическое развитие США в 50-х гг. ознаменовалось началом научно-технической революции. Она несла с собой наряду с экономическим прогрессом и ряд противоречий: положение американцев, занятых в отраслях и сферах, не охваченных НТР, ухудшалось, снижался жизненный уровень служащих и интеллигенции, сидевших на "твердых окладах", усилился разрыв в материальном положении белых и черных американцев. Но положение верхнего и среднего классов, составлявших большинство нации, в это десятилетие упрочилось, и именно эта реалия стала основой произрастания доктрин общества изобилия, массового потребления и, наконец, деидеологизации.

Многие из этих доктрин принадлежали консерваторам. Но в их создании активно участвовали и либералы. Так, доктрина деидеологизации, или конца идеологии, была выдвинута либеральным социологом Д. Бел-лом. Согласно ей, в развитых индустриальных обществах, к каковым в первую очередь относились США, высокий жизненный уровень большинства упраздняет идеологические различия и саму потребность в идеологиях, являющихся атрибутом обществ с выраженной социальной дифференциацией и классовой борьбой¹³².

Либералы приняли активное участие в реабилитации монополистического капитала. А. Берли, бывший член "мозгового треста" Ф.Д. Рузвельта, развивал концепцию о "революции управляющих", которая, согласно его выводам, отстранила собственников корпораций от реальной экономической власти, а Д. Лилиенталь, некогда поборник вильсоновской Новой свободы, теперь восхвалял корпорации как творцов научно-технической революции. О демократическом разделении власти в американской экономике писали Д. Рисмэн, М. Лернер и другие либералы¹³³.

300

Особенно весомо прозвучали суждения Д.К. Гэлбрейта, выдвинувшегося в ряды признанных идеологов Демократической партии. В 1952 г. в книге "Американский капитализм. Концепция противодействующей силы" он резко осудил антимонополистическое законодательство, которое объявлялось бессмысленным и вредным. Крупные корпорации, утверждал Гэлбрейт, отнюдь не превратились в монополии, ибо вместо свободной конкуренции им противостояли в середине XX в. новые антимонопольные силы. Такими реальными антимонопольными "противодействующими силами" Гэлбрейт объявлял общества потребителей, сбытовые компании, профсоюзы, наконец, регулирующие комиссии государства. На практике в Америке, пояснял он, проблема монополий разрешается не с помощью их раздробления, а путем создания подобных противодействующих сил¹³⁴.

Все эти идеи получили политическое выражение в платформе лидера Демократической партии 1950-х гг. Э. Стивенсона. В отличие от Трумэна, но подобно Ф.Д. Рузвельту, Стивенсон стремился опереться на интеллектуальную элиту, в первую очередь на таких набравших силу либералов, как Д.К. Гэлбрейт, историк А. Шлезингер-младший и экономист С. Харрис. Все трое, в отличие от "мозгового треста" Рузвельта, были связаны не с Колумбийским, а с Гарвардским университетом, но в идеологическом плане они поддерживали заветы Нового курса, правда, освободив его от антимонополизма.

В первой половине 50-х гг. Стивенсон выступал под флагом "конструктивной оппозиции" в отношении республиканцев и правительства Эйзенхауэра. Он делал упор на наличие фундаментального сходства между двумя главными американскими партиями, исповедовал либерально-консервативный консенсус как основу американизма и неизменно подчеркивал лояльность в отношении большого бизнеса, твердо усвоив идеи А. Берли и Д. Гэлбрейта о "социальной ответственности" корпораций. Среди ключевых понятий, которыми пользовался Стивенсон, особенно часто употреблялись два - демократический капитализм и смешанная экономика¹³⁵.

Этими понятиями обозначалось тесное партнерство государства и корпораций, призванное обеспечить стабильное экономическое и социальное развитие Соединенных Штатов. Признавая огромные заслуги бизнеса в научно-техническом и экономическом развитии, Стивенсон одновременно подчеркивал, что они были бы невозможны без полезной роли, которую со времен Ф.Д. Рузвельта играло в экономической жизни государство. "Двумя краеугольными камнями демократического капитализма, - подчеркивал он, - являются большое правительство и большой бизнес". Первое при помощи активной социальной политики расширяло покупательную способность населения, а второй, получая стимул к удовлетворению расширяющихся потребностей и возможностей населения,

301

резко увеличивал производство товаров. Именно этот механизм, по его убеждению, сыграл главную роль в американском экономическом росте 40-50-х гг.¹³⁶ Фактически на протяжении 50-х гг. Демократическая партия и ее лидеры оказались в идеологической обороне, явно растерявшись перед лицом экономических успехов большого бизнеса и политического наступления консерватизма.

Новый либерально-реформистский этап в развитии Демократической партии начался на рубеже 50-60-х гг. и продлился до начала 70-х гг. Либерально-консервативный консенсус дал трещину под воздействием ряда факторов. Одним из важных среди них были противоречия научно-технической революции. Она все более разделяла Америку на две части: первая, в которую входили верхний и большинство среднего класса, все более упрочивала свое благосостояние, а вторая, включавшая работников отраслей, не охваченных или слабо охваченных НТР, представителей сферы образования, культуры, служащих, прозябала. Противоречия американского экономического роста были подвергнуты критике теми либералами, которые еще несколько лет назад выступали выразителями либерально-консервативного консенсуса. Среди них на ведущей позиции вновь оказался Д. К. Гэлбрейт.

В 1958 г. в книге "Общество изобилия" он объявил главным парадоксом этого общества то, что монополистический бизнес, подчиненный закону частнокапиталистического накопления, оставлял совершенно без внимания и обрекал на прозябание те сферы, которые не приносили прямой прибыли, но без которых невозможно было ни интеллектуальное, пи экономическое процветание нации. К ним относились начальное, среднее и высшее образование, культура, досуг людей, социальное обеспечение, природная среда обитания человека. Позаботиться об общенациональных интересах могло и должно было государство, которому вменялось в обязанность строить школы и больницы, финансировать науку и культуру, благоустраивать города, охранять природу, а также взять на свое обеспечение бедняков и престарелых, всех париев общества.

Важным фактором реанимации реформистских настроений стал подъем антирасистских настроений в южных штатах. На позицию Демократической партии особое влияние оказал конфликт в 1957 г. в Литтл-Рок между властями штата Арканзас и юными черными американцами, обнаружившими твердое намерение посещать центральную среднюю школу, до того предназначавшуюся исключительно для белых. Губернатор штата, член Демократической партии О. Фобэс, отказался подчиниться постановлению Верховного суда США 1954 г., запретившего сегрегацию в школах. Зато президент США республиканец Д. Эйзенхауэр решился использовать для защиты закона федеральные войска. Этот критический эпизод создавал возможность перемены умонастроений чернокожих в

302

пользу Республиканской партии. Либералы из Демократической партии, еще раньше увязывавшие поражения партии на выборах 1952 и 1956 гг. с пагубным влиянием среди демократов южной расистской фракции, теперь твердо потребовали обуздать южан и включить в партийную платформу требование резкого расширения гражданских прав негров¹³⁷.

Во второй половине 1950-х гг. в самих южных штатах стало усиливаться влияние либеральных демократов (их ярким представителем был знаменитый сенатор Арканзаса У. Фулбрайт). В значительной мере это объяснялось урбанизацией Юга и ростом нового среднего класса, вызванных все той же научно-технической революцией. Либеральные настроения возросли и в западных штатах, в которых обнаруживалось ослабление традиционной приверженности к Республиканской партии¹³⁸.

Среди международных факторов, оказавших влияние на обновление стратегических установок Демократической партии, особое значение имело возросшее влияние советского социализма. Сегодня утверждение о его влиянии может вызвать скептическую улыбку. Но дело в том, что хрущевские реформы второй половины 50-х гг., динамизм советского лидера на международной арене, успехи СССР в космосе действительно оказывали реальное воздействие на мир и заставляли американских либералов серьезно задумываться о государственно-реформаторских способах противодействия социалистическим идеалам.

Первым политическим выразителем обновленных реформистских идей стал Э. Стивенсон, который нашел для своей программы громкое название - Новая Америка. Концепция Новой Америки включила критику ограниченности рузвельтовского Нового курса, который, как доказывал Стивенсон, был рассчитан на период экономического кризиса, но не содержал программы реформ для эпохи экономического роста. Такая программа предполагала активное государственное финансирование тех сфер и материальную помощь правительства тем слоям населения, которые были "забыты" процветающим большим бизнесом. Где заключены источники финансирования? Ответ Стивенсона был достаточно прост: если увеличить темпы национального экономического роста на 3% в год, то необходимые для программы 9 млрд. долл. будут легко получены за счет дополнительных налоговых отчислений¹³⁹.

Реформаторская трансформация Стивенсона не помогла ему удержать лидерство в Демократической партии. На авансцену выдвинулись новые лидеры, и под руководством одного из них, самого яркого и самого чуткого к веяниям времени, Д.Ф. Кеннеди, демократы смогли вернуться к власти в 1960 г. Кеннеди и либеральное крыло партии сумели серьезно ослабить влияние в партии южной расистской фракции и более чем на десять лет обеспечить ведущую позицию в партии реформаторским силам. За это была заплачена определенная цена: Д. Уоллес и другие лидеры

303

диксикратов бунтовали на протяжении всех 60-х, предпринимали достаточно впечатляющие попытки независимых политических действий и сумели переманить на свою сторону миллионы простых избирателей. Раскольнические действия Д. Уоллеса явились одной из причин поражения демократов на президентских выборах 1968 г. Но до этого в течение восьми лет пребывания у руля федеральной власти либеральные демократы сумели добиться реальных практических успехов в реализации своей реформаторской платформы.

Одной из главных идейно-теоретических опор Демократической партии в 60-е гг. продолжало оставаться кейнсианство. Но в толковании кейнсианских доктрин возникли серьезные различия. Четко разделились левые и умеренные кейнсианцы. Один из наиболее видных левых кейн-сианцев, С. Харрис, видел главное отличие либералов от консерваторов в том, что первые выступали за "сбалансированную экономику", а вторые - за "сбалансированный бюджет". "Сбалансированная экономика", предполагавшая гармоничное развитие и удовлетворение потребительских интересов разных слоев общества, в том числе престарелых, малообеспеченных, безработных, инвалидов, не только допускала, но и требовала поступиться идеей "сбалансированного бюджета". Умеренная, регулируемая инфляция, по убеждению Харриса, не противоречила, а, напротив, способствовала экономическому росту: перспективные производства, получив возможность повысить цены на товары с новыми качествами, могли существенно расширять свои капиталовложения. Если один процент инфляции обеспечивает десять процентов роста производства, лаконично заключал Харрис, то это хорошая экономическая политика¹⁴⁰.

Умеренные же кейнсианцы делали упор на государственное стимулирование экономического роста при помощи сокращения налогообложения корпораций, поддержание стабильности рынка посредством контроля над уровнем цен и заработной платы. Антиинфляционную политику они предпочитали, помимо всего прочего, и по той причине, что она препятствовала обесценению денежных накоплений верхнего и среднего классов.

Кеннеди, как и занявший после его гибели президентское кресло Л. Джонсон, прислушивались к советам как левых, так и правых кейнсианцев, пытаясь по возможности сочетать их рецепты. Программа Новых рубежей Кеннеди включала в себя законопроект о создании системы обучения и переподготовки рабочей силы, меры государственной медицинской помощи бедным и престарелым, широкое государственное финансирование науки, образования, медицины, бедствующих фермерских хозяйств. Президент-реформатор обещал черным американцам полностью уравнять их в правах с белыми, используя для этого, если понадобится, федеральные войска¹⁴¹.

304

Из программы Новых рубежей за два с половиной года президентства Кеннеди были реализованы немногие предложения, самым важным среди которых явился первый в истории страны федеральный закон о развитии системы подготовки и обучения рабочей силы. Но все его реформаторские замыслы были восприняты преемником на президентском посту Л. Джонсоном. Не желая быть простой тенью Кеннеди, он дал реформаторским программам новые звучные названия - Великое общество и Война с бедностью.

В период пребывания на президентском посту (1963-1969) Л. Джонсон выступал как бы в двух ипостасях: с одной стороны, он осуществлял эскалацию войны во Вьетнаме, что упрочивало представление о нем как о консерваторе, но, с другой стороны, он же проводил активный реформаторский курс во внутренней политике, неизменно выделяя в качестве своих приоритетов обеспечение равных гражданских прав для черных американцев и борьбу с массовой бедностью¹⁴². Подобное соединение в Джонсоне консерватора и либерала заключало в себе и определенный стратегический маневр: реформаторский курс внутри страны должен был служить смягчению демократического протеста против агрессии во Вьетнаме.

Джонсон преуспел в проведении внутренних реформ гораздо больше, чем Кеннеди. Было бы заблуждением поставить это в заслугу лично ему: к активным шагам его подталкивало и мощное демократическое движение черных американцев, достигшее пика как раз в годы президентства Джонсона, и желание заручиться массовой социальной поддержкой среди белых американцев, столь необходимой для правительства, все более увязавшего в войне в Индокитае. Большие практические успехи Джонсона в сравнении с Кеннеди объяснялись, конечно, и гораздо более длительным пребыванием его на президентском посту, а также тем, что многие реформаторские проекты уже были подготовлены и запущены его предшественником, так что Джонсон пожинал плоды, посеянные Кеннеди и его "мозговым трестом".

Внутриполитическая программа Кеннеди - Джонсона при всех ее противоречиях заключала тенденцию социал-демократизации Демократической партии. Эта тенденция обозначилась в полной мере на рубеже 60-70-х гг., когда ее политическими выразителями выступили лидеры леволиберального крыла Демократической партии Ю. Маккарти и Д. Макговерн.

Ю. Маккарти, боровшийся за выдвижение в президенты в 1968 г. (в итоге Демократическая партия предпочла ему Г. Хэмфри), выдвинул серию антимонополистических мер, получивших название Нового популизма. Выдвигалось требование утвердить в стране единую общегосударственную систему социального обеспечения с тем, чтобы покончить с зависимостью рабочих от непосредственных хозяев. Далее предлагалось

305

установить систему демократического общественного контроля над экономической деятельностью корпораций, их отношением к окружающей среде, политикой ценообразования, участием в избирательных кампаниях. Наконец, было сформулировано требование роспуска корпораций, приобретших монополистические черты¹⁴³. Последнее требование стало настолько популярным, что было включено в избирательную платформу Демократической партии в 1972 г.

Особое место в разработках либеральных демократов заняла концепция Новой политики, означавшей демократизацию основных государственных институтов. Резкой критике была подвергнута президентская власть, превратившаяся, по словам А. Шлезингера-младшего, в "имперское президентство". Атака либералов на сильную президентскую власть была необычна: ведь со времен Т. Рузвельта и особенно в годы пребывания у власти Ф.Д. Рузвельта и Д.Ф. Кеннеди, именно динамичная, наделенная широкими прерогативами исполнительная власть рассматривалась в качестве главного средства проведения реформаторского курса.

Но времена изменились. Резкое возрастание в 50-60-х гг. внешнеполитических полномочий президентской власти стало, по убеждению либералов, главной причиной нескольких "необъявленных войн" со стороны США, самой опасной среди которых явилась агрессия во Вьетнаме. Усиление президентской власти стало угрожать демократическим основам, и либералы провозгласили безотлагательной задачу укрепления принципа разделения властей и системы сдержек и противовесов¹⁴⁴.

Среди политических требований либералов зазвучали выдвинутые еще популистским и прогрессистским движениями конца XIX - начала XX вв. идеи расширения прямой демократии, народных референдумов и отзыва депутатов, строгого контроля над финансированием избирательных кампаний, установления квот пропорционального представительства в государственных структурах и руководстве партии мужчин и женщин разных национальностей и рас.

Высшей точкой успеха левых либералов стало выдвижение в 1972 г. кандидатом в президенты от Демократической партии Д. Макговерна и принятие ею самой радикальной за всю свою историю программы. Необычным был состав Национального съезда партии того года: 15% участников составляли черные американцы, 38% - женщины, 21% - молодежь до 30лет, 86% - делегаты, избранные впервые (в 1968 г. соответствующие этим категориям проценты составляли 5,5; 13; 4; 55)¹⁴⁵.

Макговерн сумел привлечь на свою сторону движения социального протеста, которые были интегрированы в электорат Демократической партии. Но президентские выборы он проиграл, причем отставание от республиканцев оказалось очень серьезным. Одной из главных причин поражения демократов явилось то, что, завоевав поддержку радикальных

306

движений, они одновременно отпугнули от себя значительную часть умеренных политиков и избирателей. Характерно мнение одного из представителей умеренных о Национальном съезде демократов 1972 г.: "Здесь слишком много длинных волос и явный недостаток людей с сигарами"¹⁴⁶. В количественном выражении электоральные приобретения демократов явно уступали потерям.

Уже в 1974 г. на чрезвычайном съезде Демократической партии левый "перехлест" был устранен. В истории партии начался новый этап, включавший серьезную ревизию прежних либерально-реформистских принципов.

В первой половине 70-х гг. левые движения в США сошли с исторической арены. Тогда же во весь рост выступили трудные экономические проблемы: галопирующий рост цен, снижение темпов экономического роста, безработица. Умеренные демократы, подобно консервативным республиканцам, увязывали их с издержками государства всеобщего благоденствия, созданного в 60-х гг. Указывалось, что с середины 60-х гг., то есть со времени принятия Л. Джонсоном программ Великого общества и Войны с бедностью, темпы социальных расходов в 3-4 раза превышали темпы роста валового национального продукта, а к середине 70-х гг. социальные расходы достигли уже половины федерального бюджета и 2/3 бюджетов штатов и местных властей.

Точка зрения умеренных в Демократической партии восторжествовала в ходе подготовки к президентским выборам 1976 г. Их выдвиженец Д. Картер был избран президентом страны. В 1978 г. в послании Конгрессу США Картер фактически отрекся от либерально-реформистского кредо: "Мы должны понять, что роль и функции правительства носят ограниченный характер. Правительство не может решить все наши проблемы, поставить все наши цели и указать пути, которым мы должны следовать. Правительство не может покончить с бедностью, обеспечить экономическое процветание, снизить темпы инфляции, спасти наши города, покончить с неграмотностью, обеспечить страну энергией или добиться всеобщей добродетельности"¹⁴⁷.

На рубеже 70-80-х гг. новая платформа Демократической партии, получившая название неолиберализма (впервые употреблено в 1979 г.), приобрела завершенный вид. Влиятельными выразителями неолиберализма выступили такие политики, как Г. Харт, М. Дукакис, Р. Гепхард, М. Куомо, У. Клинтон. В академической общине глашатаями неолиберализма стали известные экономисты Л. Туроу и Р. Райх, а в деловых кругах Ф. Рохатин.

Неолиберализм не означал полного разрыва со сложившимися либеральными ценностями. Преемственность выражалась в первую очередь в принятии концепции социальной ответственности государства. Г. Харт,

307

один из ведущих представителей неолиберализма, последовательно выступал в 80-х гг. с острой критикой внутренней политики Р. Рейгана, не принимая в ней именно консервативных социальных начал - сокращение государственной помощи образованию и медицине, непомерные налоговые скидки для корпораций. Консервативная политика Рейгана, по утверждению Харта, имела тенденцию в итоге "впервые за 50 лет возродить классовые конфликты"¹⁴⁸. Вместе с тем Харт, подобно другим неолибералам, ратовал за критический пересмотр приоритетов государственной социальной политики, развитие прагматического подхода, который бы преследовал цель оптимального воспроизводства "человеческого капитала", а не утверждения призрачного всеобщего благоденствия.

Понятие человеческий капитал, ставшее одним из популярных в идеологии неолибералов, отразило технократический характер их социальных приоритетов. Хороша оказывалась та социальная политика, которая окупала себя экономически, работала на благосостояние всей нации, а не отдельных слоев. Неолибералы провели принципиальное различие между социальной политикой Ф.Д. Рузвельта 30-х гг. и Л. Джонсона 60-х гг. Если Новый курс Рузвельта, разъясняли они, был направлен на социальную защиту слоев, связанных с производством, то есть способствовал спасению человеческого капитала, то программа Войны с бедностью Л. Джонсона преследовала чисто идеологическую цель приобщения к благосостоянию всех аутсайдеров общества. Нет - идеологическому, да - прагматическому подходу в политике социальных расходов, - таков один из девизов неолиберализма.

Одним из главных приоритетов неолибералов стало обеспечение стабильного экономического роста. На одном из первых мест в их политическом словаре оказалось понятие индустриальная политика. Ее проводниками на основе достижения национального консенсуса должны были стать государство, бизнес и трудящиеся. Эти силы совместно выступают в качестве регулятора рынка. Отвергая консервативную концепцию абсолютной свободы рынка, один из ведущих экономических умов неолибералов Р. Райх указывал, что в развитых индустриальных странах, к каковым относятся США, проведение жестких разграничений между государством и рынком давно перестало быть полезным: государство участвует в создании рынка, определяя условия и границы предпринимательской деятельности на основе принятых общественных норм и представлений об ответственности правительства за здоровое функционирование экономики¹⁴⁹.

Неолибералы выдвинули программы государственного финансирования технологического перевооружения промышленности, помощи малому бизнесу, укрепления энергетической независимости США. Была разработана концепция трипартизма - трехстороннего сотрудничества бизнеса, государства и профсоюзов в целях повышения эффективности

308

американской экономики. Повышению заинтересованности и сопричастности рабочих к процессу технологической перестройки и ускорения экономического роста должно было служить широкое распространение среди работников акций предприятий. Харт приводил цифры, свидетельствовавшие, что распространение акций среди работников американских предприятий способствовало в течение короткого времени росту на них производительности труда и прибылей в полтора раза¹⁵⁰. Неолибералам пришлась по душе позаимствованная из японского опыта идея широкого развития среди рабочих "кружков качества", призванных самым непосредственным образом вовлечь рабочих в научно-технический прогресс. Р. Геп-хард, один из лидеров Демократической партии, подчеркивал, что постиндустриальная экономика зиждется не только на самых совершенных технологиях, но и на высокоемком человеческом капитале, и по этой причине нуждается "в образованных рабочих, обладающих высоким уровнем знаний и способностью быстро перестраиваться в зависимости от новых задач, проистекающих из изменений в промышленности"¹⁵¹.

Технократический подход, взгляд сквозь призму экономической пользы характеризовал отношение неолибералов к социальной политике государства. Они потребовали, чтобы правительственные субсидии расходовались по преимуществу не на продовольственные талоны и всевозможные пособия, а все на те же системы образования, подготовки и переподготовки рабочих кадров. "Либералы, - утверждал Р. Макэлвейн, - должны сделать социальные программы более продуктивными"¹⁵². Это означало, что бедняки и безработные вместо того, чтобы становиться получателями благотворительной помощи со стороны государства и общества, должны направляться на учебу на различные курсы, окончание которых позволило бы им занять достойное место на производстве и в дальнейшем заботиться самим о себе.

В 80-х гг. неолибералы утвердились на ведущей позиции в Демократической партии. Кроме них, в партии были заметны: группировка традиционных либералов (видные представители - Э. Кеннеди, У. Мондейл, П. Саймон); реформированная фракция южан; радикально-реформистское крыло во главе с негритянским лидером Д. Джексоном¹⁵³. В 90-х гг., ознаменовавшихся утверждением демократов у государственной власти, их руководство опиралось на неолиберальные принципы. Неолиберальные принципы воспроизводились в программных установках президента США У. Клинтона¹⁵⁴. Они определили и его внутриполитический курс, в частности, в период президентства Клинтона существенно сократилось число американцев, получавших продовольственные талоны и иные государственные бенефиции, зато увеличилось количество тех, кто вовлекался в различные программы профессиональной переподготовки. Партия усиленно работала над изменением своего имиджа в сознании массового

309

избирателя. Исследователи зафиксировали следующие принципиальные различия между старым и новым имиджем партии¹⁵⁵.

***

История главной соперницы демократов, Республиканской партии США, в новейшее время может быть разделена на три этапа. На первом этапе, п 30-40-х гг., в ней преобладали ортодоксы, сторонники принципов твердого индивидуализма. На втором - 50-70-е гг. - укореняется модернизация Республиканской партии и на ведущую позицию выходят представители социального консерватизма, который также часто именуют новым республиканизмом. Наконец, в 80-90-х гг. оформляется и становится ведущим течение неоконсерватизма.

В 30-х гг. республиканцы продолжали оставаться под достаточно прочным гуверовским влиянием. На критические президентские выборы 1932 г. партия вышла с платформой, утверждавшей, что администрация Гувера в предшествующие годы предприняла необходимые меры по выходу из кризиса, и американцам надлежало только проявить выдержку и терпение, чтобы дождаться возвращения экономической и социальной стабильности¹⁵⁶. Избиратели решительно отвергли и платформу, и Гувера, вновь баллотировавшегося в президенты, но лидеров республиканцев это ничуть не отрезвило. Они продолжали следовать в фарватере гуверовского твердого индивидуализма, осуждали Рузвельта за сползание то к фашизму, то к коммунизму и вели с ним ожесточенную борьбу в стенах Конгресса, блокируясь часто с южной фракцией Демократической партии.

К следующим президентским выборам Гувер и фракция северо-восточных республиканцев по причине отсутствия шансов на победу были

310

оттеснены с ведущей позиции в партии, но их место заняли не менее консервативные представители штатов Среднего и Дальнего Запада. Их выдвиженец А. Лэндон стал кандидатом партии в президенты. Платформа Партии, сделав некоторые уступки тем рузвельтовским реформам, которые уже невозможно было отменить (социальное страхование по безработице и старости, право рабочих на образование профсоюзов и коллективный договор), в целом потребовала решительного отказа от Нового курса, "обесчестившего американские традиции". В первую очередь должны были быть пресечены государственная регламентация производства и ценообразования, дифференцированные налоги и бюджетный дефицит¹⁵⁷. Несмотря на смягчение Лэндоном концепции грубого индивидуализма, президентские выборы были республиканцами вновь проиграны.

К 1940 г. у республиканцев усилилось либеральное крыло, которое стало предлагать партии реформаторские платформы, как, например, "программу для динамичной Америки". Консервативное большинство республиканцев окончательно отказалось от услуг Гувера в качестве лидера партии, а на освободившееся место выдвинулся Р. Тафт (сын республиканского президента начала века), имевший опору в штатах Среднего Запада. Тафт, поклонник твердого индивидуализма, в отличие от Гувера, признавал определенные возможности государственного воздействия на общество, подчеркивая, подобно большинству республиканцев, что эпицентром государственной активности должны быть власти штатов, а не федерации. Более широко трактовал возможности государственного социально-экономического регулирования Т. Дьюи, соперник Тафта из северо-восточных штатов. Однако ни Тафт, ни Дьюи не смогли добиться поддержки национального конвента партии при выдвижении кандидата в президенты в 1940 г. После шести туров отчаянных баталий кон вент остановил свой выбор на У. Уилки, перешедшем к республиканцам от демократов.

Сенсационное решение республиканского съезда свидетельствовало о растерянности партийной элиты, предпринявшей беспрецедентный политический ход, лишь бы не допустить избрания Рузвельта президентом в третий раз. Уилки, представитель просвещенной части истеблишмента, попытался переиграть Рузвельта, взяв на вооружение идейно-пoлитические принципы соперника. Но и эта стратегия не помогла республиканцам, после чего они отступили на привычные консервативные позиции. Закатилась и звезда Уилки, оказавшегося для республиканцев не более чем политическим "калифом на час".

40-е гг. прошли у республиканцев под знаком соперничества Тафта и Дьюи, выступавших во главе консервативного и центристского течений. В целом соотношение сил в партии было на стороне Тафта, однако перипетии политической борьбы приводили к тому, что в 1944 и 1948 гг. национальный

311

съезд республиканцев склонялся к выдвижению кандидатом в президенты Дьюи. Оба раза Дьюи терпел поражение, хотя в 1948 г., после того, как от Демократической партии отколол исьлеволиберальная и праворадикальная фракции, большинство аналитиков пророчили ему победу. В эволюции Республиканской партии все более обозначалась приверженность консервативному варианту государственного социально-экономического регулирования. Его первым ярким образцом явился закон Тафта - Хартли 1946 г., который вступил в силу вопреки воле президента Трумэна. Закон, не подвергая сомнению права рабочих на коллективный договор и забастовки, ставил их под жесткий контроль государства, так что критики закона занесли его в разряд реакционных¹⁵⁸.

Новый этап в истории Республиканской партии наступил на рубеже 40-50-х гг. Его магистральная линия заключалась в соперничестве консервативно-ортодоксального и консервативно-ревизионистского направлений, при этом чаша весов все более склонялась в пользу ревизионистов. Ряд исследователей связывает оформление консервативно-ревизионистского направления и выдвижение его на ведущую позицию в первую очередь с деятельностью президента Д. Эйзенхауэра и его администрации в 50-х гг. Не умаляя роли Эйзенхауэра и его окружения, замечу, что их стратегия и концепция нового республиканизма были только частью более широкого процесса обновления консерватизма, оказавшего влияние как на Республиканскую партию, так и па американское общество в целом.

Консервативно-ревизионистская доктрина 50-х гг. в российской американистике обозначалась и как неоконсерватизм, и как новый консерватизм. Сегодня эти определения представляются уязвимыми по ряду причин. Одна из них заключается в том, что в 70-80-х гг. в американском обществе, в том числе в недрах Республиканской партии, оформилось идейно-политическое течение, названное самими его творцами неоконсерватизмом, который существенно отличался от консервативно-ревизионистской доктрины 50-х гг. Поэтому использование в отношении последней понятия "неоконсерватизм" создает теоретическую и терминологическую путаницу. Кроме того, сами консерваторы-ревизионисты 50-х гг. терминов "неоконсерватизм" и "новый консерватизм" не использовали, а свою главную цель видели в реабилитации и закреплении прав гражданства за консерватизмом как таковым, поскольку в сознании большинства американцев он имел негативный имидж. Но при этом они создали, в сравнении с ортодоксальным, всесторонне ревизованный вариант консерватизма, который я предпочитаю называть социальным консерватизмом, имея в виду, что этот термин наиболее точно выражает его суть.

Идейно-политические метаморфозы 30-40-х гг. породили серьезную путаницу в отношении ряда основополагающих для американцев понятий,

312

среди них и понятие "либерализм". Рузвельт и его сторонники называли себя либерапами, включая в либерализм идею социального реформаторства, а своих политических оппонентов, противившихся социальному обновлению, клеймили как консерваторов. Но Гувер и его сторонники также называли себя либералами, отождествляя либерализм с его классическим индивидуалистическим вариантом. Общественное же мнение все более усваивало логику Рузвельта, отождествляя либерализм с реформаторством, а приверженность первоосновам с консерватизмом. Радетелям первооснов не оставалось ничего иного, как смириться с этим вердиктом, но при этом попытаться придать консерватизму имидж истинно американской веры.

Фундаментальное решение этой задачи первыми предложили три крупных идеолога, тесно связанных с Республиканской партией. Это П. Вирек, Р. Кёрк и К. Росситер. В своих трудах 40-50-х гг.¹⁵⁹ они потребовали закрепить право гражданства за самим понятием консерватизм, указав при этом, что оно давно пользовалось уважением в Европе, особенно в Англии, в то время как в Америке даже лидеры правого крыла, по сути твердые консерваторы, предпочитали называть себя либералами. Далее отстаивалось положение, что защита консерватизма в США не имела шансов на успех, если в основе его будет оставаться грубый индивидуализм. Старому индивидуалистическому кредо, возвеличивавшему "экономического человека", абсолютизировавшему роль экономических мотивов и страстей личности, противопоставлялся консерватизм иного толка, который должен был взять под особую защиту непреходящие социальные ценности. Среди них чаще всего назывались такие, как семья, церковь, религия, гражданское общество с его разнообразными социальными ячейками и интересами, образование, мораль. Американский консерватизм должен был объединить вокруг себя всех людей и классы, а не только "наиболее приспособленных" для конкурентной борьбы индивидуумов.

Американский консерватизм не должен был и всецело замыкаться на заботе о "корнях". Требование возврата к прошлому, утверждал Росситер, характеризует реакционеров, а не консерваторов. Общество, рассуждал он, не может быть статичным, оно или развивается, или приходит в упадок. Но изменение ради изменения также неприемлемо, оно должно осуществляться только тогда, когда ему нет альтернативы. Когда же такое изменение вызревает, консерваторы должны безусловно одобрить его, добавляя реформу к фундаментальным ценностям¹⁶⁰.

Кто был родоначальником образцового американского консерватизма? Главными претендентами были объявлены двое - Александр Гамильтон и Джон Адаме. Кандидатуру Гамильтона после всесторонних размышлений отвели: среди его недостатков называлось то, что он высказывался

313

в пользу монархии и выдвигал умозрительные и слишком радикальные планы экономической реорганизации, осуществляемой к тому же с помощью государства. Подлинным отцом-основателем американского консерватизма был объявлен Джон Адаме, в заслугу которому ставились прежде всего умеренность, политический прагматизм, умение свести воедино разнообразные общественные интересы, способность воспринимать реформы, подсказанные реальными, насущными потребностями общества¹⁶¹.

Основополагающим же консервативным документом Америки была признана федеральная Конституция 1787 г. В этом можно усмотреть определенную иронию судьбы: ведь Основной закон США неизменно рассматривался большинством американцев как демократический и либеральный, а консервативным и охранительным его считали по преимуществу марксисты и леворадикалы. И вот теперь сами консерваторы назвали Конституцию охранительной, но вложили в это понятие, в отличие от марксистов и радикалов, не негативный, а глубоко положительный смысл. Оценивая Конституцию, доказывали они, необходимо исходить из того, какие ценности она охраняет и освящает. Ценности эти, утверждали консерваторы, по своей сути демократичны и либеральны, что обнаруживает очевидный парадокс американского консерватизма: в Америке, которая никогда не знала феодализма, он направлен на защиту классических либеральных ценностей. В то же время современный либерализм рузвельтовского типа, по их убеждению, означал неприемлемый радикальный отход от этих ценностей.

В политической сфере к исконным ценностям были отнесены те, которые обеспечивали социальный мир и консенсус, преемственность и долговременность общественных связей. Именно такие ценности: разделение властей, система сдержек и противовесов, двухпалатная законодательная власть, представительная, а не прямая демократия, права и свободы личности, независимый суд, сильная президентская власть, баланс интересов между федерацией и штатами - как раз и утверждались федеральной Конституцией. К непреходящим ценностям Америки в политической сфере, кроме конституции, были отнесены двухпартийная система, в социальной сфере - семья, церковь, религия, соседские общины, а в экономической - частная собственность. Все они, по утверждению консерваторов, стали в Америке органическими, цементирующими общество, обеспечивающими ему цивилизованное существование. По этой причине всем им должна была быть обеспечена защита от любых серьезных реформ - не только радикальных, но и либеральных.

В исторических экскурсах консерваторов, занявших в их идеологии важнейшее место, доказывалось, что важнейшей ценностью американского прошлого была социальная бесконфликтность, преобладание

314

консенсуса во взаимоотношениях классов, этносов, политических партий. И не случайно они отвергли как порочный миф идею А. Гамильтона, Д.К. Кэлхуна, У. Самнера, консерватизма XIX в. в целом о неизбежности классовых конфликтов в Соединенных Штатах. Новый консерватизм, в отличие от старого, претендовал на создание не классово-элитарной, а общенациональной идеологии, сплачивающей, а не разъединяющей общество.

В 50-х гг. понятие консерватизм, как и само явление, наконец-то приобрели в США респектабельность. Консерватизм стал официальным кредо Республиканской партии, представители которой впредь уже никогда не именовали себя либералами. Д. Эйзенхауэр, президент США от Республиканской партии (1953-1961), вошел в историю по преимуществу как политический прагматик, чуждый идеологических изысков, но и он счел необходимым определить свою позицию как "динамичный консерватизм"¹⁶². "Динамичный консерватизм" Эйзенхауэра соответствовал принципам социального консерватизма, как их формулировали Росситер и Вирек. Уже в первом президентском послании Конгрессу США в 1953 г. Эйзенхауэр твердо поддержал государственную систему охраны окружающей среды, регулирование трудовых отношений, контроль над сельскохозяйственным производством, развитие социального страхования. Администрация Эйзенхауэра сделала и важные практические шаги в развитии государственных экономических и социальных программ, что позволило влиятельной "Вашингтон пост" констатировать в 1956 г.: "Пребывание у власти администрации Эйзенхауэра способствовало внедрению в политику республиканцев реформизма Нового курса. Администрации удалось добиться консолидации этих реформ н скромных результатов в развитии социального обеспечения, строительстве железных дорог, водного пути на Св. Лаврентии и в некоторых других вопросах"¹⁶³.

На основе социального консерватизма по мере усвоения его значительной частью Республиканской партии складывалось такое идейно-политическое явление, как новый республиканизм. Законченный вид доктрина нового республиканизма получила в книге ближайшего советника Эйзенхауэра А. Ларсона "Республиканец вглядывается в собственную партию". Ларсон признал социально-экономические меры Нового курса неотъемлемой частью современного американского общества и объявил, что новый республиканизм одобряет социальное страхование, государственную помощь образованию, медицинскому обслуживанию, строительству жилья. Одновременно он доказывал, что новый республиканизм - это отнюдь не простое воспроизведение Нового курса, который, по его утверждению, не имел последовательной философии, двигался на ощупь на основе "то либеральных, то консервативных мер". В Новом курсе Ларсона не устраивал и социал-демократический крен, акценты на перераспределение

315

национального дохода. Консервативно-реформистский же приоритет заключался в увеличении с помощью соответствующей социально-экономической политики государства размеров "национального пирога", что должно было автоматически привести к расширению в нем доли каждого социального слоя¹⁶⁴.

Социальный консерватизм представлял новое влиятельное направление в Республиканской партии. Другим, уже традиционно влиятельным, было направление ортодоксального консерватизма, во главе которого в 50-е гг. выступил Джозеф Маккарти. Пик влияния Маккарти и его сторонников пришелся на 1953-1954 гг., когда они подчинили себе национальный комитет Республиканской партии, равно как и ряд ключевых комитетов Конгресса США. Маккарти вошел в исторические анналы в первую очередь благодаря расследованию "антиамериканской" деятельности в высших и средних эшелонах государственной власти США. Но маккартисты выступили также с резкой критикой социально-экономических мероприятий правительства Эйзенхауэра, а самому президенту даже наклеили ярлык "сознательного агента коммунистического заговора"¹⁶⁵. Президент, по свидетельству одного из его помощников, испытывал к Маккарти "отвращение", но вступать с ним в открытый конфликт не решался, полагаясь на неизбежное "саморазрушение" маккартизма¹⁶⁶. Соотношение сил в Республиканской партии, бывшей на протяжении ряда лет, по словам лидера демократов Э. Стивенсона, "наполовину маккартистской, наполовину эйзенхауэровской", изменилось к концу 1954 г. В декабре 1954 г. по инициативе самих республиканцев, осознавших, что деятельность Маккарти может нанести партии непоправимый ущерб, он был смещен с руководящего поста в сенате и лишен тем самым властных полномочий.

Влияние Маккарти сошло на нет, но ортодоксальные консерваторы, среди них руководство влиятельной Национальной ассоциации промышленников, сопротивлялись новому республиканизму Эйзенхауэра до конца его пребывания на президентском посту. На рубеже 50-60-х гг. между умеренно-консервативным и ортодоксальным течениями Республиканской партии сложилось определенное равновесие. На президентских выборах 1960 г. республиканцы выдвинули своим кандидатом Ричарда Никсона, бывшего в течение длительного периода своего рода "мостом между двумя партийными фракциями"¹⁶⁷. Идеологически Никсон был близок к ортодоксальным республиканцам, но подлинной сутью этого политика был прагматизм, способность модифицировать свои взгляды и привязанности в соответствии с велением времени, что делало его кандидатуру приемлемой и для умеренных республиканцев.

Одним из самых известных эпизодов президентской кампании 1960 г. оказалась сделка между Никсоном и Нельсоном Рокфеллером, лидером

316

третьей, самой малочисленной фракции республиканцев, пестовавшей традицию прогрессистских реформ. Прогрессизм мультимиллионера, губернатора Нью-Йорка Рокфеллера, так же как и прогрессизм Теодора Рузвельта начала века, был выражением мировоззренческой и политической позиции просвещенного истеблишмента северо-восточных штатов, видевшего в углублении и расширении социальных реформ самое надежное средство упрочения общественного консенсуса и американского миропорядка. Будучи губернатором Нью-Йорка, Рокфеллер провел ряд мероприятий (расширение систем социального и медицинского страхования, реформа налогообложения, радикальное ограничение расовой дискриминации), которые позволили говорить о нем как о "демократе среди республиканцев". В 1960 г. Рокфеллер заявил о намерении самостоятельно баллотироваться кандидатом в президенты под прогрессистскими лозунгами¹⁶⁸.

Никсон, желая предотвратить раскол партии и заручиться поддержкой северо-восточного истеблишмента, 23 июня тайно посетил Рокфеллера в Нью-Йорке, пообещал ему включить прогрессистские требования в собственную программу и в результате добился отказа Рокфеллера от участия в президентской гонке.

Предвыборная платформа Никсона, в дополнение к принципам нового республиканизма, включала также продиктованное Рокфеллером обязательство использовать все возможности федерального правительства для искоренения расовой дискриминации. Этот "козырь" помог заручиться поддержкой прогрессистской фракции собственной партии, но не спас от поражения в схватке с динамичным реформистским лидером Демократической партии Д. Кеннеди.

Поражение Никсона послужило основанием уже для развернутой жесткой контратаки фракции ортодоксальных консерваторов и на прогрессистов, и на сторонников нового республиканизма. Вооружившись лозунгом спасения и восстановления лица и чести партии, ортодоксы стремительно завоевали командные позиции в партии, а их глава Б. Голдуотер стал официальным лидером республиканцев. Голдуотеровский период в истории Республиканской партии оказался, однако, весьма непродолжительным, пресекшись в 1964 г.

По меркам нового республиканизма Голдуотер был историческим реликтом, реакционером. Все реформистские проекты, исходившие и от демократов, и от республиканцев, характеризовались им как рабство. И если рузвельтовский Новый курс определялся им как "неудачное социалистическое изобретение", то новый республиканизм Ларсона - Эйзенхауэра - как "первый принцип тоталитаризма"¹⁶⁹. Главным внутренним врагом Америки Голдуотер объявлял профсоюзы, по его утверждению, поработившие общество. Он решительно поддерживал законы Тафта - Хартли,

317

Лэндрэма - Гриффина, в целом все послевоенное законодательство, урезавшее завоевания рабочих США 1930-х гг. Голдуотер осуждал законы о минимальных ставках почасовой заработной платы под тем предлогом, что они лишали шанса быть нанятыми чернокожих и неквалифицированных рабочих (предприниматели после принятия этого закона предпочитали нанимать более подготовленную рабочую силу, чтобы компенсировать "пожертвования" в фонд заработной платы). Голдуотер выдвинул обширную, почти из 20 пунктов, программу дальнейшего ограничения прав профсоюзов и отмены законодательства Нового курса¹⁷⁰. В случае ее реализации рабочее движение США было бы отброшено на сотню лет назад, к временам, когда большинство профсоюзов находилось на нелегальном положении.

Голдуотер решительно протестовал против антимонополистического законодательства, отвергал подоходный налог, противопоставляя ему идею "равных налогов" для всех американцев, независимо от их имущественного положения. Государственное финансирование образования, подготовки рабочей силы, другие меры, одобренные не только Демократической партией, но и новым республиканизмом, для него были решительно неприемлемы. Голдуотер критиковал правительственные программы медицинской помощи престарелым и беднякам как "социализированную медицину", уходящую корнями к Бисмарку. Социальную помощь бедным, престарелым и безработным он считал возможной только в условиях острого экономического кризиса, а расширение государственных социально-экономических фондов и расходов в межкризисные периоды сравнивал с навязыванием наркотических средств выздоровевшему человеку.

Голдуотеру удалось сплотить вокруг себя американских суперконсерваторов. В лагерь республиканцев перешел даже известный ультраконсерватор из Демократической партии С. Термонд. Но ставка Голдуотера на "молчаливое" консервативное большинство всей американской нации потерпела крах. В 1964 г. он понес сокрушительное поражение на президентских выборах (Голдуотер сумел опередить демократа Л. Джонсона только в шести глубинных южных штатах и в родной Аризоне). После этого политическая звезда ультраконсерватора закатилась, а на ведущей позиции в Республиканской партии, причем более прочно, чем раньше, утвердилось течение нового республиканизма.

Возглавить новый республиканизм пытались ведущие прогрессистские деятели, среди них и Н. Рокфеллер, но всех их оттеснил прагматичный Р. Никсон. В 1968 г. он вступил в президентскую схватку, вооружившись программой, которая включала еще больше реформаторских требований, нежели его программа 1960 г., и вообще была самой прогрессистской программой Республиканской партии в XX в. Она содержала требования

318

расширения социальной и медицинской помоши пожилым и малоимущим, обещала обеспечить доступ к современному образованию независимо от имущественного положения, декларировала абсолютное равенство черной и белой расы. В 1968 г. новый республиканизм сумел одержать победу над реформаторами-демократами, обремененными неудачами во вьетнамской войне.

Президентство Никсона (1969-1974) явилось периодом наибольшего сближения реформаторских подходов двух главных партий. В конце президентства Никсон даже объявил себя кейнсианцем. Он предложил американцам реформистский проект "план помощи семьям", вынашивал "бюджет полной занятости" и в духе левых кейнсианцев провозгласил политику государственного контроля над ценами и заработной платой. Известный летописец американских президентских кампаний Т. Уайт дал следующую оценку перипетий республиканизма в годы Никсона: "Предложение о введении правительственного контроля над заработной платой и ценами означало не только разрыв со всей традиционной республиканской философией и этикой бизнеса, убежденного, что свободная рыночная философия в итоге принесет наибольшее благодеяние максимальному числу людей. Это был разрыв со всем американским экономическим прошлым, сравнимый по масштабам только с тем, что было совершено за 30 лет до этого Рузвельтом"¹⁷¹.

Новый республиканизм сохранял свои позиции до середины 70-х гг., после чего его влияние стало резко подать. Упадок нового республиканизма был обусловлен в целом той же совокупностью причин, которые лежали в основе кризиса социального либерализма Демократической партии. Идеология, пришедшая на смену социальному либерализму у демократов, получила название неолиберализма, а идеология, сменившая новый республиканизм, была наречена неоконсерватизмом. Неолиберализм и неоконсерватизм стали основой консенсуса двухпартийной системы в последней четверти XX в.

Неоконсерватизм оформился первоначально вокруг двух журналов - "Комментэри" и "Паблик интерест". Он объединил под своим знаменем многих видных идеологов и политиков, таких, как Н. Глейзер, И. Крис-тол, Д. Уилсон, М.Дайамонд, Д. Мойнихэн, Р. Солоу, А. Вилдавски, М. Новак. Среди неоконсерваторов оказались и многие видные идеологи либерализма 1960-х гг., среди них С. Липсет и Д. Белл. Наряду с разочаровавшимися либералами к неоконсерваторам примкнули и разочаровавшиеся участники нового левого движения. Столь пестрый состав направления, ставшего ведущим в новейшем консерватизме, предопределил противоречивость его платформы, наличие в нем разных тенденций. Тем не менее у различных тенденций в неоконсерватизме имелся и очевидный общий знаменатель: критика изъянов государственного

319

социально-экономического регулирования; сопротивление "завышенным ожиданиям" чернокожих американцев, бедняков и низкооплачиваемых слоев населения; неприятие контркультуры, нигилизма и морально-нравственной "деградации" американской молодежи; тоска по "золотому веку" американизма, в том числе по временам внешнеполитического величия США¹⁷².

Хотя неоконсерваторы выступили в качестве продолжателей индивидуалистической идейно-политической традиции, они сочли необходимым отмежеваться от ультраконсерваторов типа сенаторов Д. Маккарти и Б. Голдуотера. При этом они указывали на следующие свои отличия от крайне правых: неоконсерваторы являются ревнителями подлинно американских традиций и институтов, таких, как Декларация независимости и Конституция 1787 г., и не приемлют образцы европейского консерватизма (например, аристократические пережитки или фашизм XX в.), к которым склонны крайне правые; неоконсерваторы осуждают радикальные политические встряски, нагнетание социальных страстей, апелляцию к толпе; неоконсерваторы предпочитают действовать через посредство просвещенной элиты и одобряют определенную модернизацию социально-политических отношений и институтов^173.

Характерной чертой неоконсервативной социально-экономической модели явилось противопоставление программ Нового курса 30-х и Великого общества 60-х гг. Социальные программы Нового курса одобрялись, поскольку охватывали трудоспособное население общества, то есть благоприятствовали поддержанию его производительных сил и пользовались поддержкой всех основных социальных слоев - бизнеса, среднего класса, рабочих. Программа же Великого общества служила не экономической (антикризисной), а откровенно идеологической цели - историческому спору с социализмом. Она охватывала не все общество и не его трудоспособные слои, а париев - бедняков, многодетных матерей-одиночек, нуждающихся детей, стариков. Это были непроизводительные расходы, ни в малой степени не способствовавшие улучшению экономической ситуации в США, они только усугубили нездоровые экономические явления, в частности, стали главным источником галопирующей инфляции. Заложенная в них эгалитаристская тенденция противоречила основам американской цивилизации¹⁷⁴.

Особенно пристальное внимание неоконсерваторы уделили морально-нравственным аспектам американского общества. Семья и религия были признаны главными цементирующими социальными инструментами. Либералы, новые левые и хиппи были обвинены в насаждении на американской почве опаснейшего принципа "все дозволено". Сенатор У. Армстронг подсчитан, какую цену придется заплатить за "вседозволенность" живущему поколению американцев: 47 млн. разводов, 23 млн.

320

жертв употребления наркотиков, 18 млн. абортов, 189 млн. серьезных преступлений и 360 тыс. убийств. Может ли, задавался риторическим вопросом сенатор, считать себя здоровым общество, тратящее ежегодно 10 млрд. долл. на порнографические журналы и видеофильмы, присуждающее престижные награды лучшим порнофильмам, издателям "Пентхау-за" и "Плейбоя"?¹⁷⁵

Одним из центральных в неоконсерватизме стало требование возрождения религиозного влияния в Америке. Библия, по словам того же Армстронга, должна была быть признана не в меньшей степени, чем конституция, источником "уникальности Американской республики". Консерваторов глубоко тревожило то, что приверженность большинства американцев религиозным принципам приобрела чисто формальный характер и что страна, согласно самым авторитетным опросам общественного мнения, на практике давно предпочла христианским заповедям принципы, определяемые рынком массовой культуры. Религиозная составляющая неоконсерватизма обеспечила воспринявшей его Республиканской партии поддержку не только фундаменталистских течений протестантизма, традиционно оказывавших ей поддержку, но также большой части избирателей-католиков, прежде голосовавших за демократов.

Неоконсерватизм был взят на вооружение Республиканской партией США с конца 1970 - начала 1980-х гг., а его активным и наиболее видным проводником в практической политике выступил 40-й президент США Р. Рейган. В период избирательной кампании 1980 г., вознесшей его на высший государственный пост в стране, а затем в годы президентства (1981-1989) Рейган неизменно стремился представить себя выразителем не классового, а общенационального интереса. Рейган провозгласил себя архитектором Новой Республиканской партии, которая широко распахивает двери перед большим и малым бизнесом, миллионами простых тружеников, белыми и черными согражданами. Риторика его была искусна: монополии он привлекал на свою сторону, обещая резко снизить налоги на сверхприбыли, а мелкому бизнесу внушал мысль, что именно тот является истинным создателем богатств нации, творцом новых технологических идей. Президент подыгрывал идеологии национальной исключительности крайне правых, но он же осуждал расизм и склонял голову перед памятью Мартина Лютера Кинга. Идеологической основой единения американцев он неизменно считал заветы отцов-основателей, Вашингтона и Линкольна, давших Америке непреходящие демократические ценности.

Рейган проповедовал идею единства и неразделимости консерватизма и демократии. Общим их знаменателем он объявлял решительную неприязнь к "большому правительству", подчиняющему мелочной опеке личную инициативу всех американцев, удушающему бюрократическими

321

путами все и вся. Против "большого правительства", отождествляемого искусно с либеральным "государством всеобщего благосостояния", он стремился направить гнев как богатых, так и бедных американцев. Все несчастья Америки: инфляция, спад производства, преступность, безработица, дорогая медицина и даже бедность - от "большого правительства" и "государства всеобщего благоденствия". Таков был лейтмотив идеологического выступления Рейгана против либералов.

Приведу также типичную аргументацию рейгановских идеологем. Расширяющиеся экономические функции правительства означают постоянный рост государственных расходов, что в условиях США вело к галопирующей инфляции и росту дороговизны. А это било по всем, в первую же очередь по средне- и малообеспеченным американцам. Увеличение государственных налогов на доходы бизнеса ведет к падению предпринимательской активности, снижению заинтересованности в расширении производства и, как следствие, к экономической стагнации. Это подрывает не только бизнес, но и экономическое процветание общества в целом. Это, кроме того, является главной причиной безработицы, поскольку предприниматели, не расширяя производства, не создают и новых рабочих мест. Рост социальных расходов, государственная помощь "большого правительства" малообеспеченным и бедным атрофирует у этих слоев способность к "самовыживанию". Когда личность паразитирует на государственной помощи, она неизбежно деградирует. Государственная помощь бедным семьям разрушает их: отцы семейств легче покидают свои гнезда, будучи уверенными, что "большое правительство" не позволит разрушить их. Гарантированные социальные услуги ведут к росту преступности: у индивидуума в условиях государства всеобщего благоденствия формируется убеждение, что он ничего не должен обществу, а общество должно ему все, и он не испытывает уже нравственных затруднений, идя на грабеж и другие преступления против общества. Государственное вспомоществование бедным и престарелым, субсидии на нужды здравоохранения автоматически ведут к росту цен на медицинские услуги. "Дорогая медицина" - законное дитя "большого правительства"¹⁷⁶.

Восьмилетнее пребывание у власти правительства Рейгана свидетельствует о неоднозначности, глубокой противоречивости провозглашенной им консервативной революции. Соотнесение идеологических постулатов и политической практики 40-го президента США обнаруживает, что Рейган не был закоренелым догматиком; напротив, он проявил способность соразмерять свои мировоззренческие убеждения с реальностью и в случае необходимости поступаться принципами. Это не раз вызывало недовольство со стороны правых консерваторов, а один из них, Д. Стокман, на исходе президентства Рейгана пришел к выводу, что тот оказался

322

"политиком консенсуса, а не идеологом"¹⁷⁷. Действительно, за восемь лет Рейган раскрыл талант политического прагматика, умело балансировавшего между различными социально-политическими интересами, использовавшего любую возможность для законодательного воплощения своей программы, но и умевшего отступить и уступить общественному мнению и политическим оппонентам, если та или иная идея не имела шансов на успех.

Наибольших практических результатов Рейган добился в реализации своей экономической программы¹⁷⁸. Следуя монетаристской концепции, его правительство существенно сократило "впрыскивание" денег в обращение, что имело непосредственное отношение к резкому снижению инфляции. Серьезное снижение налогов на бизнес способствовало его оживлению, ускорению технологического обновления, созданию миллионов новых рабочих мест, смягчению безработицы. Улучшились показатели американской промышленности на мировом рынке. В целом Рейган смог нащупать те механизмы государственного регулирования, манипулирование которыми способствовало раскрепощению предпринимательского духа и повышению конкурентоспособности американского капитализма.

Противоречивость неоконсервативных рецептов проявилась в крайне неравномерном распределении плодов экономического подъема. От экономической политики Рейгана выиграли богатые и сверхбогатые и - в гораздо меньшей степени - средний класс. В очевидном проигрыше остались представители нижних социальных слоев. Особенно ощутимые удары они испытали вследствие резкого сокращения социальных расходов правительства. Всего было сокращено 250 статей социальных расходов.

И все же в социальной политике правительство Рейгана не сумело достичь многих из поставленных целей. Уже в 1981 г. американский Конгресс отклонил предложения Рейгана о сокращении пособий по безработице и пенсионных выплат. Последующие события показали, что у Рейгана нет шансов поколебать систему социального страхования, оформившуюся в 1930-1960-е гг., и что его консервативные усилия могли быть направлены почти исключительно на сферу социального вспомоществования (последняя, в отличие от социального страхования, охватывает преимущественно неработающих и бедных американцев). Но и здесь возможности Рейгана оказались небеспредельными. Президент-неоконсерватор почувствовал ту грань, заступать за которую было опасно. Угадав тот предел в сокращении социальных расходов, до которого согласна была пойти масса избирателей, Рейган не только прекратил дальнейшие атаки на систему социального обеспечения, но даже во второй срок президентства объявил себя ее главным защитником.

Рейганизм, как и американский неоконсерватизм в целом, проявили себя в качестве конкурентоспособной политической стратегии. Влияние

323

современного консерватизма определялось как внутриполитическими, так и мировыми факторами. К внутриполитическим факторам необходимо прежде всего отнести кризис либерально-кейнсианской модели государственного регулирования и очевидную историческую потребность в новом высвобождении предпринимательской инициативы. Среди мировых факторов главным был кризис и крушение социалистической системы, что укрепляло позиции сторонников частнокапиталистического предпринимательства в критике государства всеобщего благоденствия, которое рассматривалось в качестве аналога социализма в западных странах. Массированная атака неоконсерваторов на либерально-реформистское государство всеобщего благоденствия увенчалась частичным успехом. Его основы, как и механизм государственного регулирования в целом, остались нетронутыми. Произошел не демонтаж их, а реконструкция, соединившая принципы консерватизма со способностью государства учитывать интересы разных социальных слоев общества.

В пострейгановский период конфигурация политических течений в Республиканской партии, как и их идеология, не претерпели принципиальных изменений. Неоконсерватизм сохранил ведущую позицию, справа от него разместились сторонники грубого индивидуализма, а слева - прогрессисты. Географически неоконсерватизм располагал наиболее прочными позициями в штатах Запада и Среднего Запада, суперконсерваторы черпали поддержку по преимуществу в южных, а прогрессисты - в северо-восточных штатах¹⁷⁹.

324