Власть, народ, элита

Начиная с эпохи Нового курса роль политической власти в США, как и ее самостоятельность, ее положение арбитра в социальных взаимоотношениях, постоянно возрастала. Поэтому период новейшей истории США, начиная с 1930-х гг., правомерно выделить в качестве самостоятельного этапа в истории американского государства и политической системы в целом.

В американских общественных науках принципиальная роль Нового курса в обновлении общества и государства была признана уже в 1930-1940-е гг. Доминирующей стала точка зрения, что государство, благодаря деятельности Ф.Д. Рузвельта, стало приобретать общенародный характер. Ее высказывали не только те, кто традиционно стоял на апологетических позициях в отношении американских ценностей, но и те, кто раньше выступал с критическими оценками. Глава прогрессистской школы в исторической науке Ч. Бирд, приобретший известность благодаря оригинальным доказательствам подчиненности политической власти верхнему экономическому классу, в 30-40-х гг. стал утверждать, что Рузвельт свершил третью Американскую революцию и создал государство всеобщего благоденствия⁵³. Другой видный представитель прогрессистов, А. Шлезингер-младший, выдвинул идею о нейтрально-внеклассовой природе американского государства, которое в его исторических трудах меняло свой характер в зависимости от того, кто побеждал на президентских выборах и заполнял высшие государственные посты. Во многие исторические эпохи, например, во времена пребывания у власти президента Э. Джексона и, конечно Ф.Д. Рузвельта, американское государство, согласно Шлезингеру, становилось подлинно общенародным⁵⁴.

Не будет преувеличением сказать, что взгляд на американское государство как на демократическое и общенародное стал с 1930-х гг. доминирующим и среди консервативных, и среди либеральных историков. Только с 1960-х гг. возродилась критическая тенденция, связанная с леворадикальной школой. Ее влияние, возраставшее в течение 10-15 лет, стало потом угасать. Схожая ситуация сложилась и в других общественных науках, в том числе в политологической и государственно-правовой, которые в

249

изучении современных этапов политической власти США оказались, что вполне объяснимо, намного активнее и плодовитее, нежели историки.

В современном американском обществоведении сохраняется явное преобладание того направления, которое дает положительную (часто переходящую в апологетическую) оценку политической власти в США. Вместе с тем в рамках этого направления оформились и достаточно серьезные различия. Обществоведы, рассматривающие американскую политическую систему, в первую очередь государство, как воплощение общенациональной воли, общенародного соглашения, то есть как образец демократии, как институт, на равных началах представляющий всех граждан, составляют первую группу. Среди ярких ее представителей можно назвать таких мэтров американской историографии, как Д. Бурстин и Б. Бейлин. Политолог X. Николас, разделяющий их точку зрения, дал ей следующее обоснование: в эпоху освоения Северной Америки государственная власть создавалась самими поселенцами для обслуживания своих практических нужд, и этот утилитарный характер власти, как и восприятие ее гражданами в качестве механизма, предназначенного исключительно для обслуживания насущных потребностей всего общества, сохранились и укрепились в последующие эпохи⁵⁵.

Но на ведущей позиции среди американских обществоведов укрепилась другая группа: те, кто рассматривает политическую власть в США как воплощение не столько национального единства, сколько общественно-политического плюрализма. Среди представителей этой группы есть свои различия, но общий знаменатель их воззрений состоит в том положении, что политическая власть, ее природа и характер формируются под воздействием разнообразных, но не во всем равных общественно-политических сил и факторов.

Признанным мэтром плюралистской теории американской политической власти на протяжении последних десятилетий являлся Роберт Даль. В своих многочисленных трудах⁵⁶ он развил оригинальный вариант этой теории, в соответствии с которым системе политической власти США было дано название полиархия, то есть имеющая несколько источников "множественная власть". Согласно Далю, ни одна из существующих современных политических систем, в том числе и американская, не может быть названа демократией, ибо в абсолютно точном смысле последняя означает непосредственное управление народом делами общества и государства, как и равные возможности (а не только права) доступа всех граждан к политической власти. Подобная демократическая власть является идеальным образцом, который в существующих условиях утвердить невозможно, но к которому можно и нужно стремиться.

Вместе с тем американская политическая система, по Далю, обладает и рядом фундаментальных свойств политической демократии. К таковым

250

относятся: право избирать и быть избранным, наличие альтернативных источников информации и свобода выражения своего мнения, свободные и проводимые на основе состязательности регулярные политические выборы, свобода создавать и поддерживать политические движения и организации, в том числе политические партии, подконтрольность и сменяемость политических лидеров и должностных лиц. Эти демократические основы не могут полностью нейтрализовать элитарных и олигархических политических тенденций, наличие которых в США также признается Далем. Для последних существует объективное основание, например неравное распределение богатств, которое создает преимущества в доступе к политической власти для социально-экономических элит.

Не обнаружив достаточных оснований для того, чтобы применить к политической системе США хорошо известные названия "демократия" или "олигархия" (но при этом в США, согласно Далю, существуют как демократические основы, так и некоторые олигархические тенденции), американский политолог изобрел для ее обозначения термин полиархия. Помимо государства, доказывал он, власть и влияние в США присутствуют во множестве других ячеек - это церкви, семья, предпринимательские союзы, фирмы, корпорации, профсоюзы, сельские и городские общины и т.д. Политическая власть рассредоточена по горизонтали и вертикали как в государстве, так и в гражданском обществе, при этом множественные ее источники оказывают реальное, хотя и неодинаковое воздействие на процесс принятия политических решений.

Полиархия, согласно Далю, является лучшей среди существующих, но не идеальной политической системой. Идеалом для него все же служит демократия, и американский политолог предложил ряд либеральных реформ, которые способствовали бы развитию демократических основ в США. Одну из главных целей он видел в выравнивании возможностей доступа к политической власти разных, в том числе полярных (например, богатые и бедные) социальных групп, в связи с чем предлагал определенное перераспределение национального богатства с помощью налогообложения и иных реформ⁵⁷.

Плюралистическая теория получила поддержку в работах видных либеральных обществоведов, обосновывавших вывод о нараставшем разделении экономической и, как следствие, политической власти в США. А. Берли, бывший членом "мозгового треста" Ф.Д. Рузвельта, развил концепцию о "революции управляющих", которая, согласно его выводам, отстранила собственников корпораций от реальной экономической власти, уменьшив соответственно и их общественно-политическое влияние. В 1952 г. Д.К. Гэлбрейт в книге "Американский капитализм. Концепция противодействующей силы" доказывал, что диктат монополистических корпораций в США сокрушен благодаря оформлению в рузвельтовский и

251

послерузвельтовский периоды эффективных "противодействующих сил", к которым были отнесены союзы потребителей, сбытовые компании, профсоюзы, наконец, регулирующие комиссии государства. В более поздних трудах Гэлбрейт объявил также об оформлении под воздействием научно-технической революции "зрелых корпораций", которые в отличие от прежних "предпринимательских корпораций" управлялись уже не собственниками, а "техноструктурой" - конгломератом исполнительных, административных, правовых, инженерно-технических и прочих органов и служб⁵⁸. Так собственники-магнаты утратили экономическую власть и общественно-политический вес, приобретенные с помощью незаконных методов на рубеже XIX-XX вв.

Концепции Берли и Гэлбрейта были восприняты большой частью американских обществоведов. Но в их адрес были высказаны и резкие замечания, по преимуществу из уст леволиберальных и радикальных авторов. Один из наиболее весомых критических аргументов заключался в следующем: уменьшение экономического и политического влияния крупных собственников, если оно имело место, не означало сокращения властных возможностей верхнего класса и элит, к которым принадлежат или которые обслуживают и менеджеры, и техноструктура.

В 60-90-х гг. плюралистическая теория наиболее активно обосновывалась политологами, взявшими на вооружение концепцию о возрастающей роли в политическом процессе "групп интересов" (добровольные общественные формирования, объединяющие лиц со схожими экономическими, социальными, политическими и иными интересами и целями). Сама эта концепция не нова, с ее обоснованием еще в начале века выступил А. Бентлей, а в 1950-х гг. завершенный вид ей придал Д. Трумэн⁵⁹. Но в последней трети XX в. эта концепция обрела новую жизнь, чему способствовало резкое увеличение числа и политического влияния оформленных "групп интересов", в которые, кроме того, входили теперь, наряду с ассоциациями бизнеса, также мощные национальные объединения потребителей, пенсионеров, экологов, других групп, явно отличающихся по своим интересам и целям от верхнего класса. Все они, следуя примеру ассоциаций бизнеса, учредили свои лоббистские штабы в Вашингтоне и добились реальных результатов в воздействии на политическую власть. Многие политологи стали доказывать, что эти разномастные "группы интересов" по степени воздействия на власть приблизились к политическим партиям, а то и превзошли их. Анализ деятельности современных "групп интересов" определенно упрочил позиции приверженцев плюралистической теории американской политической власти.

Наряду с плюралистической теорией политической власти большое влияние в современном обществоведении США имеет теория элитаризма. Теория элитаризма в ее классическом варианте (В. Парето, Г. Моска, Р. Михельс) гласит, что любое общество неизбежно разделяется на классы

252

управляющих и управляемых. Различия между разными типами обществ принципиального значения не имеют. Как доказывал Р. Михельс, "тот, кто говорит "организация", должен сказать и "олигархия"". То есть элитарная власть вытекает из структурно-функциональных закономерностей любого общества, хоть капиталистического, хоть некапиталистического.

Американские обществоведы, признающие теорию элитаризма, разделяются на две группы: первая утверждает, что элитаризм совместим с демократией и даже полезен для нее, вторая группа доказывает, что правление элит есть не что иное, как олигархический политический строй, а поэтому говорить о наличии в Соединенных Штатах демократии не приходится.

Аргументы первой группы в кратком изложении сводятся к следующему. Если в обществе утверждается режим обновления ("циркуляции") элит, а в США это как раз происходит, то элита приобретает "открытый" характер и может служить демократии. Объективное изучение и осмысление истории, доказывают представители этой группы, обнаруживают, что если до XX в. угроза демократии исходила по преимуществу от правящих олигархий, то в XX в. она чаще стала исходить от масс, обнаруживающих в кризисные периоды склонность к тоталитаризму. Образованные же элиты в большей степени склонны к восприятию и поддержке демократических ценностей, поэтому передача им политической власти служит большей гарантией сохранения либерально-демократических ценностей. Это не означает, что элиты не могут обращаться к репрессиям, но репрессивные законы могут использоваться и для сохранения демократических ценностей (это подтверждается ссылками на репрессивные законы, принимавшиеся в эпоху войн А. Линкольном, В. Вильсоном, Ф.Д. Рузвельтом)⁶⁰.

Обратимся к аргументации критиков политического элитаризма, полагающих, что он свидетельствует об отсутствии в США демократии. Критический подход оформился в 1960-х гг. в значительной мере под воздействием и в контексте нового левого движения. Идеологическая смычка критиков-обществоведов и нового левого движения проявилась в приверженности общим мировоззренческим доктринам, например корпоративного либерализма. Согласно последней, в США всегда существовало господство элит, но в XX в., а особенно со времен Нового курса, между просвещенными экономическими элитами, представленными богатыми и согласными на социальные уступки корпорациями, и политическими элитами возникло стратегическое взаимопонимание в вопросе о необходимости использовать либеральные методы упрочения американского общественно-политического строя. Эти методы, в частности, включали утверждение либерального режима гегемонии правящего класса, означавшего создание таких условий, при которых класс управляемых выбирал и воспринимал ценностную систему управляющих как свою собственную. Корпоративный либерализм создавал иллюзию наличия в США общенародной демократии.

253

Большую известность приобрели труды радикальных историков, в которых доказывалось, что демократические реформы, одобрявшиеся, согласно утвердившемуся мнению, по воле народа, на самом деле инициировались просвещенной бизнес-элитой, преследовавшей собственные классовые цели. Г. Колко в солидных монографиях, основанных на разнообразных источниках, приходил к выводу, что государственное регулирование железнодорожных тарифов в конце XIX в. явилось следствием не усилий фермерских антимонополистических движений, а было подготовлено и пролоббировано железнодорожными корпорациями, упорядочившими, таким образом, междоусобную конкурентную войну. Государственное социально-экономическое законодательство прогрессистской эры начала XX в. также было подготовлено при поддержке финансово-промышленных верхов, которые с помощью реформ, приемлемых для них самих, предотвратили нарастание радикальных инициатив "снизу"⁶¹. Единомышленники и последователи Колко распространили концепцию корпоративного либерализма на мероприятия Нового курса Ф.Д. Рузвельта, Справедливого курса Г. Трумэна и Великого общества Л. Джонсона. Таким образом, формулировался тезис, что в США как реакционные, так и либерально-прогрессивные меры являлись делом рук элит, удовлетворяя их интересы, а к народной воле никакого отношения не имели.

Среди радикальных политологов концепцию элитарного антидемократического характера политической власти наиболее последовательно развивал Р. Миллс. В своей известной работе "Властвующая элита" он придерживался институционального подхода. В отличие от марксистов, которые, по мнению Миллса, упрощенно ставили политическую власть в прямую зависимость от капитала, американский политолог сосредоточился на общественных институтах, реально и непосредственно сконцентрировавших в своих руках политическое управление. Он выделил три института, которые сосредоточили в своих руках выработку и принятие основных политических решений. Это, во-первых, руководство крупнейших корпораций; во-вторых, верхний эшелон государственно-бюрократической власти; в-третьих, высшее военное руководство. Они составили политический истеблишмент, который и заслуживал названия политической власти. Что касается политических институтов, которые по традиционным меркам определяли политический процесс в США и воплощали политическую власть, среди них Конгресс США, Демократическая и Республиканская партии, "группы давления", то Миллс отнес их к среднему властному звену, в котором политические решения только обсуждались и разрабатывались. Нижнее, фактически безвластное звено политического механизма составили массы американских избирателей⁶².

Концепция Миллса, в высшей степени влиятельная в левых кругах в 1960-х гг., со временем была признана упрощенной большой частью радикальных обществоведов. В последней четверти XX в. наибольшей известностью

254

и авторитетом в радикальной политологии пользовался Д. Домхоф⁶³. Этот политолог, в отличие от Миллса, разместил правящую элиту не в трех институтах, а в высшем социальном слое, который был обозначен как "правящий класс". Таким образом, подход Домхофа оказался ближе к марксову, но сам радикальный политолог, признав это, вместе с тем разъяснял, что в отличие от Маркса, сосредоточившегося в своем классовом анализе на историческом потенциале пролетариата и фактически отрицавшего исторический потенциал буржуазии, он исходил из наличия у "правящего класса" реальных и больших возможностей организации общественного процесса. Одновременно, подобно евромарксистам XX в., Домхоф полагал, что в системе классового господства "правящего класса" в таких развитых странах, как США, решающее значение принадлежит не стратегии подавления и прямого подчинения, а стратегии гегемонии и доминирования.

Правящий класс, согласно Домхофу, доминирует в американском обществе с помощью четырех стратегических процессов: 1) умело лоббирует свои экономические интересы в системе государственной власти; 2) использует разнообразные институты, способы и механизмы для выработки и принятия приемлемых политических решений; 3) активно участвует в отборе приемлемых кандидатов на политические и государственные должности; 4) наконец, активно воздействует на системы образования, культуры, средства массовой информации с целью утверждения и поддержания в обществе ценностей и стереотипов, увековечивающих его классовую гегемонию.

Все эти четыре процесса достаточно подробно разобраны в трудах Домхофа, создающих впечатляющую картину разветвленной, глубоко эшелонированной и утонченной системы господства американского "правящего класса". Вместе с тем самый многочисленный и многоликий участник американского политического процесса - избиратели, весь нижний, да и фактически весь средний класс - в трудах Домхофа, как, впрочем, и в работах Миллса, остается как бы "за кадром", он лишен какой-либо активной и творческой роли в системе политической власти, оставаясь не более чем объектом манипуляций со стороны элит. Фактически в глазах радикальной политологии они в качестве субъекта системы политической власти вообще не заслуживают внимания.

***

Представляется, что ни одной из вышеизложенных концепций пренебречь невозможно, каждая из них отражает ту или иную реальную сторону организации и функционирования политической власти в США. Вместе с тем, на мой взгляд, ни одну из них нельзя признать удовлетворительной с точки зрения обобщения природы и характера американской

255

политической власти. Подобный синтез должен принимать во внимание реальную роль всех участников политического процесса и всех политических институтов, измеряя их меняющееся соотношение и взаимодействие на разных общественно-исторических этапах.

Последнее обстоятельство, которым пренебрегают многие политологи, особенно важно, ибо очевидно, например, что роль в политической системе народа и элит была неодинаковой в конце XVIII и в конце XX вв., и даже в различные периоды двадцатого столетия. Неодинаковым в разные эпохи было влияние на власть политических партий. В разные эпохи менялось соотношение и взаимоотношения трех ветвей государственной власти, как и соотношение сил между ними, государством в целом и гражданским обществом, различными социальными классами и группами. Сложную эволюцию претерпел политический режим США, который большинством обществоведов применительно ко всем периодам американской истории определяется просто как демократический. На мой взгляд, система политической власти США не может иметь одинаковых характеристик на разных исторических этапах, что, впрочем, не означает отсутствия преемственности в ее развитии.

Политическая власть в США с момента их возникновения формировалась в недрах гражданского общества и делегировалась государству. Очевидно, что характер и природа политической власти не могли не находиться в зависимости от характера этого общества. Американское же общество возникло как буржуазное и на протяжении всей своей истории таковым оставалось. Используя определение "буржуазное", я не вкладываю в него автоматически ни позитивного, ни негативного оценочного смысла (автоматическое наделение его негативным смыслом было, как известно, характерно для отечественного обществоведения в советский период). Данное определение означает констатацию того, что со времени образования США и по сегодняшний день определяющими ценностями и основами их общественного устройства были частная собственность, ее неприкосновенность и неотчуждаемость, суверенитет личности и гражданского общества, рынок как детерминанта хозяйственно-экономических связей, договорная форма образования политической власти, правовое государство, разделение властей. Все эти ценности получили классическое обоснование в буржуазной идеологии XVII-XVIII вв., поэтому и воплотивший их общественный строй правомерно называть буржуазным. И поскольку в США эти ценности являлись основополагающими, сохраняемыми и поддерживаемыми с добровольного согласия общества на всех исторических этапах, постольку американский общественный строй на всех его этапах может быть охарактеризован как буржуазный. Политическую власть, поддерживающую этот строй (а другого в США никогда не было), также можно определить как буржуазную. Эта базовая характеристика

256

не исчерпывает, однако, сущности и содержания ни общественного строя, ни политической власти США. Они заслуживают дополнительных уточняющих определений, которые будут даны ниже.

Из данных умозаключений отнюдь не следует, что общественный строй и политическая власть США, будучи буржуазными, "по определению" являются "антинародными". Подобное утверждение было бы правомерно, если бы политическая власть в США существовала вопреки воле народа. Изучение отношения большинства американской нации к общественному строю и политической власти США показывает, что это большинство неизменно разделяло буржуазные ценности, поддерживало воплотившую их общественно-политическую систему. Вряд ли будет преувеличением утверждать, что классовые по своему происхождению и характеру буржуазные ценности разделялись не только теми, кто может быть поименован буржуазией, но и большинством американского народа. Об этом свидетельствует, например, анализ политического сознания и политической культуры американской нации.

Характер политического сознания и культуры американской нации принадлежит к одному из традиционно дискуссионных вопросов. Большинство обществоведов США развивают концепцию о гомогенности американского политического сознания и культуры, которые включают такие основополагающие ценности, как индивидуализм, демократия, равенство возможностей, конституционализм. Классическое обоснование этой концепции было дано Л. Харцем в 1950-х гг.: согласно ему, Америка родилась и сформировалась как либеральная цивилизация, и либеральное кредо впоследствии оставалось цементирующей и объединяющей верой нации. Различия между политическими течениями в истолковании либерализма принципиального значения не имели, а зачастую они являлись следствием теоретических ошибок и заблуждений⁶⁴. После Харца весомый вклад в развитие концепции гомогенной политической культуры США внесли Д. Бурстин, Д. Белл, С. Липсет, С. Хантингтон. В конце XX в. она не только не утратила, но даже упрочила свою господствующую позицию в американском обществоведении и политической мысли⁶⁵.

Меньшинство американских обществоведов придерживалось концепции о гетерогенности, а чаще всего о дуализме американского политического сознания и политической культуры. Классическим воплощением этой концепции стали труды известного прогрессистского историка первой трети XX в. В.Л. Паррингтона. Согласно Паррингтону, в США с самого начала оформились две магистральные идеологии, которые не просто соперничали, но были классово разнородными и антагонистическими. Первая идеология, получившая законченное выражение в воззрениях А. Гамильтона, Д. Адамса и Д. Мэдисона, возвеличивала частную собственность, экономическую свободу, социальные различия и оправдывала

257

неравенство состояний и политический элитаризм. Вторая идеология, законченный вид которой придали Т. Джефферсон, Э. Джексон и А. Линкольн, защищала права человека, социально-экономический эгалитаризм, политическую демократию. Конфликт двух политических идеологий и культур, материализовавшийся в политических схватках за власть, составил стержень американской истории⁶⁶.

Концепция Паррингтона получила развитие в трудах леволиберальных и радикальных авторов. К концу XX в. число их серьезно уменьшилось, но и сегодня они публикуют заметные труды. К таковым можно отнести книгу Р. Эллиса "Американские политические культуры". В ней прослеживается развитие двух главных политических культур США - "рыночного" и "кооперативного" индивидуализма. В отличие от "рыночного" индивидуализма, исповедующего полный суверенитет и самодостаточность каждой личности со всеми вытекающими отсюда "социал-дарвинистскими" последствиями, "кооперативный" индивидуализм отстаивает гражданские добродетели и сотрудничество, ответственность каждого за общественное благо, взаимопомощь, осуждает крайности экономического и социального неравенства, демонстрирует приверженность политической демократии. Прослеживая влияние "кооперативного" индивидуализма на всех этапах американской истории, Эллис доказывает, что оно сохранилось и в конце XX в. В частности, по его мнению, "кооперативный" индивидуализм составил кредо феминистского движения. В подтверждение влияния "кооперативного" индивидуализма Эллис приводил цифры, свидетельствующие, что большинство Демократической партии, актив профсоюзов, черных американцев, неортодоксальных протестантов и руководителей средств массовой информации выступали за сокращение экономического разрыва между богатыми и бедными⁶⁷.

Представляется, что каждая из вышеизложенных интерпретаций выделяет и абсолютизирует одну из реалий американской политической культуры. Исторический анализ ведущих политических идеологий и политических субкультур США позволяет обнаружить, что они имели единую "материнскую" первооснову: сначала это был протестантизм, а затем либерализм. Основополагающие доктрины либерализма были усвоены разными американскими идейными традициями, но вот истолкование этих доктрин оказалось различным. Причем различия, вопреки концепции Харца, были нередко существенными, но, уже вопреки утверждениям Паррингтона, не антагонистическими. Эти различия отразили расхождения социально-экономических интересов и позиций различных слоев населения. То же обстоятельство, что соперничающие идеологические и политические течения вдохновлялись принципами либерализма, объясняется и некоторыми особенностями последнего, среди них теоретической противоречивостью.

258

В противоречии находились дна основополагающих принципа либерализма - свобода и равенство. Принцип свободы требовал, чтобы индивидуум в своих устремлениях, в том числе в стремлении к обогащению, был освобожден от государственных пут. Поскольку же индивидуумы различались в способностях, постольку в условиях свободы между ними возникало неравенство. Американские отцы-основатели, например Гамильтон и Д. Адаме, отражавшие интересы элит, с помощью принципа свободы оправдывали любое экономическое неравенство. Их интерпретация дала начало элитарному направлению либерализма, которое со временем стало обозначаться в США как консерватизм.

Другой принцип - равенства - в либеральной идеологии трактовался как равенство возможностей (это было отличием от социалистической идеологии, отстаивавшей имущественное равенство). И хотя принцип равенства возможностей не отрицал ни частной собственности, ни экономической свободы, ни других заповедей либерализма, его уравнительский потенциал определенно вступал в противоречие с этими заповедями. Например, с точки зрения принципа равенства возможностей, неравенство наследств создавало неравные шансы для наследников, и бедные наследники, даже обладая выдающимися способностями, не имели шансов на равных конкурировать с богатыми наследниками. Поэтому принцип равенства возможностей мог порождать и порождал идею прогрессивного налогообложения наследств, что вступало в противоречие с принципами экономической свободы и неприкосновенности частной собственности. В наше время либеральные сторонники равенства возможностей стали требовать равных возможностей доступа к образованию, медицинскому обслуживанию, другим социальным сферам для всех индивидуумов, независимо от их имущественного положения, ибо в противном случае поддерживать "равенство шансов" невозможно. А из этого требования вытекали идеи бесплатного образования и бесплатной медицины, что противоречит принципам рыночного общества.

Культивирование идеи равенства возможностей способствовало формированию эгалитарно-демократического течения в американском либерализме. В XIX в. либерал-демократы при наличии у США огромного земельного фонда утверждали идею равенства возможностей, главным образом требуя выделять бесплатно земельные участки неимущим и малоимущим, которые превращались бы тем самым в независимых собственников. Эта идея была центральной для Джефферсона, Джексона и Линкольна. В XX в. демократический либерализм, который стал многими называться социальным либерализмом (он же и современный американский либерализм в целом), включил в себя требования о подоходных налогах, прогрессивном налогообложении наследств, о введении стипендий для способных малоимущих студентов, социальных выплат нижним

259

слоям и многие другие. Он объединил вокруг себя значительное число американцев из среднего и нижнего классов.

Как видно, различия между элитарным и эгалитарно-демократическим течениями либерализма, выступающих со времен Нового курса под именами консерватизма и либерализма, существенны. Они объединяют вокруг себя разные слои американского населения, обладающие отличающимися политическим сознанием и политической культурой. Но различия эти не антагонистические, они не подрывают основ буржуазного миропорядка и не угрожают ему. Как признает Р. Эллис, последовательно отстаивающий идею о наличии в США двух основных и конфликтных политических культур, их представители не отрицают самого института частной собственности, а спорят о ее справедливом распределении⁶⁸. Они не отрицают и других первооснов американского общественного строя и политической власти: свободная конкуренция в экономике, политике и иных сферах, суверенитет гражданского общества и индивидуума, конституционализм, правовое государство, разделение властей. То есть в США противостоят не буржуазная и антибуржуазная, а буржуазно-элитарная и буржуазно-эгалитарная (консервативная и либеральная) политические культуры. Подавляющее большинство американцев принадлежат к этим двум политическим культурам.

То, что большинство американцев, независимо от их классовой принадлежности, разделяют буржуазные ценности, добровольно поддерживают буржуазный общественный строй и политическую власть, является весомым аргументом против определения американского государства и в целом политической системы как "антинародных". Но это, на мой взгляд, не дает основания и для того, чтобы считать американскую политическую власть общенародной. Поименование ее "общенародной" было бы справедливо, если бы все классы и социальные группы США имели реальную возможность на равных распоряжаться политической властью и извлекать из нее равную выгоду. Этого, однако, не происходит.

Свободное существование и конкуренция различных социальных интересов, групп и классов, характерные для гражданского общества, создают возможность для возвышения, обеспечения большего социального и политического влияния для экономически сильных и богатых общественных слоев. Это умозаключение подтверждается конкретной политической практикой Соединенных Штатов на всех их исторических этапах. Верхние экономические слои, обладая наибольшими богатствами и лоббистскими возможностями, всегда имели возможность оказывать наиболее мощное воздействие на политическую власть и извлекать из нее наибольшую выгоду. Они имели и большие возможности вхождения в политическую власть. Последнее утверждение, правда, нуждается в пояснении, ибо оно не означает, скажем, непосредственного

260

занятия лидерами бизнеса и финансов большинства политических и государственных постов.

Американские политологи Т. Дай и Л. Зиглер, изучая распределение высшего класса в системе экономической и политической власти в новейший период истории, пришли к выводу, что монополистическая буржуазия поставляет большинство на высокие посты только в руководстве корпоративной экономикой (89,1%)- Представители монополистического сектора общества вместе с тем составляют только 37% в руководстве ветвями и органами государства и 16,6% в правительственных кругах (но, конечно, и эти проценты свидетельствуют о непропорционально высоком представительстве монополистического слоя в системе политической власти. - Авт.). Высокопоставленные деятели правительства состоят в основном из профессиональных юристов (56,1%), выходцев из бюрократии (16,7%) и системы образования (10,6%). Это свидетельствует, что бюрократическая сфера и занятие правом представляют самостоятельные каналы занятия важных государственных постов, а выходцы из монополистического слоя не составляют большинства в системе политической власти, оказываясь в ней даже в меньшинстве⁶⁹.

Вышесказанное не означает, что бизнес-элита лишена возможности эффективно отстаивать свои интересы в системе политической власти, ибо бюрократия и юристы зачастую с нею тесно связаны и защищают ее позиции. Отсутствие у бизнес-элиты большинства в системе политической власти не отрицает элитарного характера последней и потому, что бюрократы и юристы также принадлежат к элитным слоям общества, пусть и более низкого уровня, чем бизнес-элита. Те же Дай и Зиглер убедительно показывают, что именно выходцы из разных элитных групп в совокупности безраздельно господствуют во всех государственных ветвях и органах. Это, кажется, не оспаривается никем и из представителей апологетических школ американской политологии (а некоторые из них даже видят в правлении элит благо для демократии).

Доминирование элит в системе американской политической власти не перерастало в олигархический режим. Это объясняется рядом причин. Одна из наиболее важных заключается в том, что американский верхний класс всегда, в том числе в новейшее время, разделялся на соперничающие слои и группы, которые, конкурируя между собой, стремились заручиться широкой народной поддержкой, заключая с нижними классами компромиссы и альянсы. Другая важнейшая причина состоит в том, что с момента образования США их политический строй и режим основывались на признании со стороны элит в целом необходимости общественного договора с народом как единственно прочной основы американской общественной системы. Это было и остается основой и гарантией сохранения демократического политического режима в США. Демократические

261

начала развивались на разных этапах неравномерно, они то сокращались, то увеличивались, но в целом за два столетия существования независимых США, а тем более за четыреста лет американской истории произошло расширение и упрочение демократических норм.

Институциональные основы демократии были закреплены еще в конституции конца XVIII в. Среди политических демократических нововведений в XIX в. важнейшими стали избрание президентских выборщиков самим электоратом, выдвижение кандидатов в президенты не кокуса-ми, а национальными партийными конвентами, отмена имущественных цензов для избирателей, введение австралийской системы тайного голосования. В XX в. укоренились первичные выборы, было введено прямое избрание сенаторов, избирательное право распространено на женщин и гарантировано чернокожим. За два столетия в США было создано столько новых демократических институтов и норм, что современный американский политический режим мог бы показаться большинству отцов-основателей Соединенных Штатов охлократией. Эти институты и нормы стали важнейшим условием обеспечения и автоматического воспроизводства демократии, прочно защищая ее от возможных олигархических, авторитарных и диктаторских поползновений. Конечно, институты и нормы не всемогущи, для упрочения демократии важнейшее значение имели политическая культура и воля большинства нации, но и значение институционального фактора преуменьшать нельзя.

Институциональная характеристика политической власти США должна быть дополнена функциональной, предполагающей в первую очередь рассмотрение политического режима в Соединенных Штатах. Политической науке известны три классических типа политических режимов - демократический, авторитарный и тоталитарный. Совершенно очевидно, что в США никогда не существовало ни авторитарного, ни тоталитарного политического режима. В стране даже ни разу не предпринималась попытка установления подобных режимов, на протяжении всей истории Соединенных Штатов в них существовал только демократический политический режим. Но ограничиться подобным одномерным определением американского политического режима на всех исторических этапах было бы явно недостаточно - это означало бы "выпрямление" и "обтесывание" американской политической истории.

На самом деле, исторический опыт США свидетельствует о наличии разных вариантов демократического режима. В период от образования США до джексоновской эпохи утвердился элитарно-демократический режим. При наличии демократических институтов решающими были политическая воля, выбор и мнения элиты. Кроме того, сам электорат оставался очень узким, представляя только верхний и часть среднего класса. В период от джексоновской демократии до Гражданской войны ведущая

262

позиция элит сохранялась, но удельный вес в системе политической власти электората и демократических механизмов возрос. Резко расширился сам электорат, ставший реальным "покупателем" на политическом рынке. В период от Гражданской войны до Нового курса 1930-х гг. вновь усилилась ведущая роль элит. При этом по сравнению с периодом образования США состав элит поменялся: на ведущей позиции оказались промышленники и финансисты, утвердившие экономическое господство после Гражданской войны. В начале XX в. этот политический режим был поколеблен, но после Первой мировой войны все вернулось на круги своя. С началом Нового курса утверждается новый политический режим, которому в данной работе дается название режима демократического элитизма. Этот режим по названию мало отличается от элитарно-демократического режима. Но на самом деле перестановке местами слов "демократия" и "элита" я придаю принципиальное значение. Вынесение на первое место слова "демократия" подчеркивает возрастание контроля демократических институтов, механизмов, процедур, массовых социальных слоев над представителями политической власти. Удельный вес элиты в системе политической власти при этом не был поколеблен, она сохранила и больше возможностей извлечения выгоды от власти, но подконтрольность элиты и власти обществу, безусловно, возросла.

***

Важными критериями демократизма политической власти традиционно считаются политическая активность масс и степень их реального воздействия на политическую систему. Массовая политическая активность, которая обозначается в политологии понятием политическое участие, проявляется в разных формах. Среди них наиболее распространенными в демократических странах являются выборы, митинги, собрания, шествия, политические движения. В разные периоды американской истории возрастало значение то одних, то других среди этих форм. Нетрудно, например, обнаружить такую закономерность: в эпоху обострения экономического положения и социальных конфликтов возрастало значение массовых политических движений, шествий и митингов, а в стабильные периоды доминирующей политической формой являются выборы. В новейший период американской истории массовые политические движения достигали пика и играли важную роль в политическом процессе в 1930-х и 1960-х гг., а в остальные десятилетия, в том числе в последние тридцать лет XX в., безраздельное господство среди различных форм политического участия принадлежало выборам.

Понятно поэтому, почему американская политология при изучении роли в политическом процессе и места в системе политической власти

263

народных масс первостепенное внимание уделяет именно выборам. Распространилось мнение, идущее от Л. Милбрэта, что значимы шесть показателей вовлеченности граждан в эту политическую форму. Это выдвижение своей кандидатуры на выборный пост, проявление активности в предвыборной борьбе, внесение денежных средств в поддержку того или иного кандидата, принадлежность к партии или к иной организации, которая поддерживает того или иного кандидата, агитация или иные меры убеждения друзей и окружения при обсуждении кандидатов, наконец, само участие в выборах.

Первые пять показателей имеют в американской политической практике минимальное значение. Менее 1% взрослых американцев когда-либо выдвигали свои кандидатуры на выборные должности. Только 5% когда-либо проявляли активность в партийной и избирательной кампании. Лишь около 10% делало финансовые взносы. Около одной трети американцев участвовало в организациях, которые могут быть названы группами политических интересов, и лишь несколько большая часть убеждала своих близких проголосовать определенным образом. И только непосредственно в самом голосовании в новейшее время принимало участие в среднем больше 50% взрослых американцев⁷⁰.

Таким образом, на американском политическом рынке подавляющее большинство населения выступает лишь в роли "покупателей" тех или иных партийно-политических программ, делая выбор из идей и кандидатур, поставляемых элитой. Но вряд ли справедливо выпячивать эту "недемократическую" сторону американского политического процесса, ибо ограничение политической роли народа по преимуществу выбором из программ и кандидатур политических элит характерно для всех современных либерально-демократических систем (в авторитарных и тоталитарных системах граждане лишены и этой возможности). В то же время нельзя не заметить, что возможности реализовывать гражданами право выбора в США в новейшее время были серьезно расширены.

Из десяти поправок к федеральной Конституции США, принятых в новейшее время, три касаются расширения избирательных прав граждан: 19-я поправка (ратифицирована в 1920 г.) распространила избирательное право на женщин; 24-я поправка (ратифицирована в 1964 г.) запретила увязывать предоставление избирательного права с уплатой какого-либо налога; 26-я поправка (ратифицирована в 1971 г.) снизила возрастной ценз до 18 лет. В 1960-х гг. черным избирателям из южных штатов были возвращены избирательные права, отнятые у них в конце XIX - начале XX в. В дальнейшем в некоторых южных штатах были предприняты определенные меры, обеспечивающие возможность расширения представительства чернокожих граждан в органах власти (в противном случае такое представительство обречено было оставаться крайне узким с учетом явного

264

численного превосходства белых избирателей). Примером такой меры явилось изменение в 1992 г. избирательных округов в штате Южная Каролина, в результате чего черным избирателям было обеспечено большинство в двух новых округах, от которых незамедлительно были избраны два чернокожих депутата в палату представителей Конгресса США".

В новейшее время произошло резкое возвышение такого специфического американского демократического механизма, как первичные выборы. Первичные выборы (праймериз), предоставляющие рядовым избирателям возможность самим выдвигать кандидатов от каждой политической партии, стали вводиться в начале XX в. с целью ограничения влияния партийных боссов. Количество первичных выборов возрастало до первой мировой войны, но затем пошло на убыль. Ситуация стала резко изменяться с 1968 г., когда национальный съезд Демократической партии решительно потребовал увеличить число первичных выборов и покончить, таким образом, с влиянием боссов. Примеру демократов последовала и Республиканская партия. За тридцать лет, после 1968 г., количество штатов, практикующих отбор кандидатов в президенты посредством праймериз, увеличилось в случае с Демократической партией с 17 до 37, а в случае с Республиканской партией с 16 до 41⁷².

Расширение избирательных прав и возможностей рядовых американцев сопровождалось, однако, и тенденцией иного сорта - снижением их гражданской активности. В праймериз, дающих народу возможность самому отобрать наиболее достойных кандидатов от каждой партии, участвовало не более 30% избирателей. Несколько лучше выглядела активность избирателей в ходе самих выборов. В год президентских выборов в новейшее время на избирательные участки приходило от 50 до 60% американцев, имеющих право голоса. В промежуточных конгрессовских выборах участвовало в среднем от 30 до 40% избирателей (эти показатели в 1,5 раза ниже показателей, характерных для XIX в.). Динамика участия американцев в национальных выборах в новейшее время выражается в следующих цифрах.

265

В новейшее время стабильно сохранялись серьезные различия в политической активности различных социальных групп. Так, средний показатель участия основных социальных групп в избирательных кампаниях в двадцатилетний период 1962-1982 гг. выглядел следующим образом: мужчины - 48,7%; женщины - 48,4%; белые - 49,9%; нефы - 43%; испаноязычные - 25,3%; граждане 18-20 лет - 19,8%; граждане 21-24 лет -28,4%; граждане 25-34 лет - 40,4%; граждане 35-44 лет - 52,2%; граждане 45-64 лет - 62,2%; граждане старше 65 лет - 59,9%; управленческий персонал - 59,5%; клерки - 52,2%; квалифицированные рабочие - 43,7%; неквалифицированные рабочие - 35,5%; рабочие, занятые в сфере обслуживания, - 41,1%; сельскохозяйственные рабочие - 51,3%; безработные - 34,1%⁷⁴. Соотношение политического участия этих социальных групп в период после 1982 г. не претерпело серьезных изменений за единственным исключением: процент голосующих женщин несколько превысил процент голосующих мужчин⁷⁵.

Можно сделать вывод о доминирующей роли на выборах трех соци-атьных групп: во-первых, белой расы, во-вторых, старших возрастных

266

групп, в-третьих, благополучных американцев. Американский политолог Т. Эдзол, подсчитавший политический вес на выборах бедных и зажиточных граждан, пришел к выводу, что гораздо большая избирательная активность благополучных граждан обеспечивает их подавляющее, намного превышающее пропорцию в электорате превосходство и определяет исход избирательных кампаний⁷⁶. Особенно велик разрыв в политическом волеизъявлении между самыми богатыми и самыми бедными: из самой богатой квинты американцев в выборах участвуют 75%, а из самой бедной - вдвое меньше⁷⁷.

Многие политологи обращали внимание на то, что процент голосующих американцев серьезно уступает соответствующему показателю в других западных странах (например, в Германии, Великобритании, Италии, Франции, как и в большинстве более мелких государств, он выше в 1,5 и более раз)⁷⁸. Выдвигались различные объяснения этого явления. Среди леворадикальных авторов стала популярной идея о большей отчужденности американцев от своей политической системы. Однако в связи с этой идеей существует очень весомый контраргумент: опросы общественного мнения свидетельствуют, что процент американцев, дающих положительные оценки своим политическим институтам и системе (до 85%), в 2 и более раза превышает соответствующие показатели для Великобритании, ФРГ и Италии.

Большинство объяснений меньшей избирательной активности американцев носит технический характер. Одно из них указывает, что в ряде западных демократий - Бельгии, Австралии, Италии, Испании, Греции - серьезное повышение процента голосующих достигнуто с помощью введения штрафа за уклонение от исполнения гражданского долга. Другое очень весомое объяснение увязывает более низкий процент голосующих американцев с наличием в США более сложной процедуры регистрации избирателей. При этом отмечается, что в тех немногих американских штатах, где процедура регистрации была упрощена на западноевропейский манер (прежде всего время регистрации совмещено со временем голосования), процент голосующих стал существенно выше.

Среди политических объяснений более низкого процента голосующих американцев весомым представляется то, что в США различие между главными партиями-соперницами меньше, чем в других западных странах, а это снижает побудительный мотив для обновления политического "товара". К этому объяснению представляется возможным добавить еще одно: длительное экономическое и политическое лидерство США и среди стран Запада, и в мире в целом действует усыпляюще на избирательную активность многих американских граждан, не видящих оснований для того, чтобы лишний раз "вооружаться" бюллетенем и менять благоприятное статус-кво.

267

В какой мере отказ почти половины американских граждан от участия в выборах искажает политическую волю нации? Американский политолог Р. Тейксейра, обстоятельно исследовавший политические предпочтения граждан, уклонявшихся от президентских выборов, и сравнивший их с политическими предпочтениями тех, кто участвовал в выборах, пришел к следующим весьма убедительным выводам. За рассмотренный период 1964-1988 гг. среди уклонявшихся от выборов более высоким в сравнении с тем, кто участвовал в выборах, был процент сторонников Демократической партии, но их участие в выборах не изменило бы итога голосований. В случае 100-процентного участия американцев в выборах, даже притом, что число голосов, отданных за демократов, увеличилось бы, все равно республиканцы Р. Никсон, Р. Рейган и Д. Буш были бы избраны президентами США⁷⁹.

Одним из важных вопросов при характеристике политического волеизъявления избирателей является степень их просвещенности, уровень сознательного, рационально выверенного политического выбора и предпочтения. Ведь если избиратель голосует по наитию, не утруждая себя анализом политических программ и предшествующей политической практики кандидатов или будучи не в состоянии осуществить такой анализ, тогда им легко манипулировать, навязывать ему чужое мнение и волю. Чем больше в стране невежественных избирателей, тем меньшей оказывается степень подлинного демократизма выборов и истинного волеизъявления народа.

Многие американские политологи, причем не только радикального, но и либерального направления, весьма скептически оценивают уровень политической просвещенности своих сограждан. Так, Г. Алмонд и С. Верба в знаменитом труде "Гражданская культура. Политические установки и демократия в пяти государствах", выделив три основных типа массовой политической культуры - традиционно-патриархальный, подданнический и активистский (последний тип характерен как раз для демократий), пришли к выводу, что активистской, то есть демократической политической культуры в чистом виде не существует ни в одной стране, в том числе и в США. В США больше, нежели в недемократических странах, активных, информированных, действующих на основе рационального принятия решений граждан, политическая культура которых и может быть названа активистской. Но они и в США составляют меньшинство нации, а политическая культура большинства является "смешанной", включая в себя начала трех разнородных политических культур. Об активном и рационально выверенном участии в системе политической власти и политическом процессе большинства нации говорить нельзя"⁸⁰. Вывод об отсутствии рационально выверенного активистского политического поведения у большей части американцев характерен и для Р. Даля"⁸¹.

268

Политологи Мичиганскою университета разработали специальную шкалу для выявления уровня политического сознания и просвещенности американских избирателей. Они разделили избирателей на четыре группы: "идеологов", обладающих теоретическим политическим уровнем и принимающих рационально выверенные решения; "полуидеологов", которые также знакомы с теоретическими политическими принципами, но не вполне осознают их значение; "группы интересов", которые не располагают никакими теоретическими знаниями и голосуют за того или иного кандидата в зависимости от того, как он учитывает их непосредственные нужды; группы "добра и зла", которые отдают предпочтение кандидатам, руководствуясь моральными соображениями. В 1956 г., когда проводилось первое исследование, в "идеологи" были зачислены 3%, а в "почти идеологи" 10% избирателей. В 1972 г. число "идеологов" возросло до 7%, а "почти идеологов" - до 20%. В последующий период эти цифры практически не менялись⁸². Таким образом, в лучшем случае одна треть американских избирателей обладает образцовой политической культурой и действует так, как подобает действовать в подлинных демократиях.

Часть американских политологов не согласна с подобными скептическими оценками. Известный политолог В. Кей на основе собственных критериев доказывал, что "избиратели не дураки" и действуют на основе рациональных, хотя и не теоретически выверенных оценок политической практики и программ кандидатов. М. Фиорентина выявил, что выбор большинства избирателей мотивирован "ретроспективной оценкой" деятельности партий и кандидатов⁸³.

Представляется, что совокупность имеющихся данных дает основание для заключения, что большинство американских граждан осуществляет политический выбор на основе обыденных представлений о политике и здравого смысла. Уровень их политической просвещенности остается невысоким, но имеет тенденцию повышаться, особенно в связи с ростом числа лиц, имеющих высшее образование. Невысокий уровень политических знаний большинства американцев не означает, что ими легко манипулировать и что их выбор иррационален. Опросы общественного мнения последних десятилетий свидетельствуют, что у большинства американцев есть собственное мнение по животрепещущим экономическим и социально-политическим проблемам и что, следовательно, они в состоянии сделать рациональный выбор между политическими программами, кандидатами и партиями.

Опросы общественного мнения позволяют разделить большинство американских избирателей на либералов и консерваторов: первые составляют опору Демократической партии, а вторые - Республиканской. Между "либералами" и "консерваторами" нет антагонистических противоречий: и те и другие не подвергают сомнению принципы частной

269

собственности. рыночной экономики, политического плюрализма, республиканизма и федерализма. Они расходятся в вопросах о государственном регулировании экономики, о социальных расходах, о расово-этнической и иммиграционной политике, о моратьных и культурных ценностях. Причем если в 1930-1960-х гг. в центре разногласий между "либералами" и "консерваторами" были экономические и социальные проблемы, то в 1970-1990-х гг. таковыми оказались социокультурные вопросы.

О рациональном характере действий американских избирателей свидетельствует то, что обновление идеологий партий влечет политическую переориентацию многих избирателей, разрыв ими прежних партийных привязанностей и восприятие новых. В новейший период американской истории произошли две крупные партийно-политические мутации избирателей.

Первая и наиболее крупная среди них пришлась на 1930-е гг. и была вызвана политико-идеологической модернизацией Демократической партии. Восприятие Демократической партией, начиная с 1932 г., программы экономического регулирования и социальных реформ склонило на ее сторону рабочий класс, в первую очередь профсоюзы, расово-этнические меньшинства и значительную часть городских и сельских средних слоев. Это была коалиция избирателей, объединившихся под знаменем социального либерализма, соединившего традиционно-индивидуалистические и реформаторско-коллективистские ценности. Социально-либеральная коалиция сохраняла свой состав и контуры до 1960-х гг., когда началась новая мутация избирателей, сопровождавшаяся переходом большого числа "либералов" в "консерваторы".

Партийно-политическая переориентация большого числа американских избирателей, впервые ясно обозначившаяся на президентских выборах 1968 г. и продолжившаяся в 70-х, 80-х и 90-х гг., была вызвана тремя главными факторами. Во-первых, поддержка Демократической партией расширения гражданских и политических прав черных американцев оттолкнула от нее часть белых избирателей как на Юге (в первую очередь), так и на Севере (эта потеря была отчасти компенсирована укреплением позиций демократов среди расово-этнических меньшинств). Во-вторых, восприятие Демократической партией новой, более радикальной программы социальных реформ (материальной и страховой поддержки бедных слоев) упрочило ее позиции среди нижнего экономического класса, но вызвало недовольство части среднего класса, в том числе среди белых рабочих, начавших "дрейфовать" в сторону Республиканской партии. В-третьих, поддержка Демократической партией нонконформистских социокультурных принципов (право на аборт, феминизм, нетрадиционные сексуальные ориентации и нетрадиционная семья) ослабило ее влияние среди почитателей моральных устоев общества.

270

В результате количество американцев, идентифицирующих себя с Демократической партией, сократилось в период с 1964 по 1994 г. с 52 до 36%. Число же сторонников Республиканской партии увеличилось с 25 до 29%. За этот период увеличилось - с 23 до 35% - и количество американцев, определяющих себя как политически "независимых". Причем среди "независимых" число твердых "беспартийных" американцев увеличилось с 8 до 13%, "склоняющихся к демократам" - с 9 до 12%, а "склоняющихся к республиканцам" - с 6 до 10%⁸⁴.

В политологии традиционно важным является вопрос о распределении партийно-политических привязанностей в разных социальных группах. В случае США подавляющее большинство во всех без исключения социальных группах разделяется все на тех же "либералов" и "консерваторов" ("демократов" и "республиканцев"). При этом для политической характеристики американских избирателей решающее значение имеют три типа социальных групп: 1) социально-экономические классы (верхний, средний, нижний); 2) расово-этнические общности, в первую очередь белые, черные и испаноязычные; 3) религиозные деноминации, в первую очередь протестанты и католики.

Партийные предпочтения социально-экономических групп в новейшее время заключали в себе отчетливую тенденцию: верхний класс и верхние слои среднего класса отдавали предпочтение Республиканской партии, а нижние слои среднего класса и нижний класс - Демократической партии. Наибольшее число сторонников Республиканской партии в конце XX в. оказывалось среди американцев, чей семейный доход превышал 50 тыс. долл. в год (число избирателей из этого слоя, поддерживавших республиканцев, в среднем составляло около 60%). Американцы с семейным доходом от 30 до 50 тыс. долл. также отдавали предпочтение республиканцам (в среднем число голосовавших за республиканцев в этой группе на 1-2% превышало число сторонников демократов). В группе американцев с семейным доходом от 15 до 30 тыс. долл. большим - в среднем на 10% - было число сторонников Демократической партии. Среди американцев с семейным доходом ниже 15 тыс. долл. число сторонников Демократической партии в среднем почти вдвое превышало число сторонников Республиканской партии⁸⁵.

Американская политическая статистика широко использует также разделение избирателей на три социально-профессиональные группы: 1) бизнесмены и специалисты (юристы, врачи и т.д.); 2) "белые воротнички"; 3) работники физического труда. Партийные предпочтения этих трех групп на президентских выборах в период с 1952 г. по 1992 г. подтверждают вывод о предпочтении верхними слоями американцев республиканцев, а нижними - демократов. В первой группе в среднем 60% избирателей голосовали за республиканцев, 37% - за демократов и 3% - за

271

представителя "третьей силы". Во второй группе за республиканцев голосовали в среднем 53%, за демократов - 44% и за независимого кандидата - 3%. В третьей группе за республиканцев в среднем голосовали 43%, за демократов - 54%, за независимого кандидата - 3%⁸⁶.

В американской, а еще больше в отечественной литературе особое внимание уделялось политической позиции рабочего класса. При этом леворадикальные авторы США и практически все отечественные исследователи сосредоточивались на поиске социалистического политического потенциала американских рабочих, на развитии его политической независимости в отношении двух ведущих партий США. В США эта исследовательская тенденция достигла своего пика в 1960-1970-х гг., а затем резко пошла на убыль. Среди российских исследователей упадок интереса к американскому рабочему классу, его социалистическому потенциалу и политической независимости наступил в 1990-х гг.

Непредвзятый взгляд на историю рабочего класса США дает основание для вывода, что определенная реальная связь между ним и социализмом, а в более широком смысле - политическим радикализмом, получила развитие только в конце XIX - начале XX в. То был золотой век американского социализма, когда его лидер Ю. Дебс на протяжении нескольких президентских выборов набирал почти по 10% избирательных голосов. Но в новейшее время социализм ни разу не достигал подобного влияния: даже в самые удачные 1930-е гг. Социалистическая и Коммунистическая партии вместе взятые набирали не более 2% избирательских голосов. Что же касается рабочего класса, то он в своем большинстве именно в 1930-х гг. связал себя с Демократической партией и идеологией социального либерализма. Во все последующие десятилетия рабочий класс разделял свои голоса междудемократами и республиканцами, при этом предпочтение, но все уменьшающееся, отдавалось Демократической партии.

При характеристике политических позиций рабочего класса США важно учитывать его неоднородность, имеющую следствием то, что верхние слои рабочих по своему социально-экономическому положению, равно как и по социальной и политической идентификации, отличаются от нижних слоев. Так, например, от одной трети до трех пятых верхних слоев (квалифицированные рабочие, мастера) отождествляют себя не с рабочими, а со средним классом. Верхние слои в меньшей степени склонны поддерживать Демократическую партию: в 60-80-е гг. число избирателей, голосовавших за демократов, составило среди мастеров 40%, среди квалифицированных рабочих - 51%, а среди неквалифицированных рабочих - до 60%⁸⁷. Но и среди средних и нижних слоев рабочих поддержка Демократической партии имела тенденцию к некоторому снижению с 1960-х гг. На президентских выборах 1956 г. 48%, а в 1992 г. 40% "синих воротничков" голосовали за демократов; правда, входе выборов конгрессменов поддержка

272

ими Демократической партии осталась стабильной - 5796 и в I960, и в 1992 гг.⁸⁸ Поддержка демократов среди членов профсоюзов оказывалась неизменно выше, чем среди неорганизованных рабочих⁸⁹.

По своему политическому мировоззрению рабочие США в большинстве оставались в новейшее время приверженцами социального либерализма рузвельтовского образца, а что касается либеральных нововведений 60-70-х гг. (программы вспомоществования бедным), как и социокультурного либерализма 80-90-х гг. (признание равных прав за сексуальными меньшинствами, нетрадиционной семьи и т.д.), то к ним было проявлено иное отношение - от скептического до отрицательного. Это является одним из объяснений "утечки" части рабочих избирателей к Республиканской партии (самым популярным республиканским президентом среди рабочих был Р. Рейган).

Политико-идеологическая неоднородность характерна также для среднего и верхнего классов. Американские политологи давно подметили, что журналисты, писатели, в целом представители творческой интеллигенции гораздо более либеральны, чем бизнесмены, и в большей пропорции отдают предпочтение Демократической партии. Среди консервативно настроенных американцев вообще распространено убеждение, что средства массовой информации "захвачены" либералами, неспособными выразить мнение и волю консервативного "морального" большинства нации.

Весьма существенным оказались в новейшее время идейно-политические подвижки и обновление партийных предпочтений среди основных расовых групп США. Черные американцы, начиная с Нового курса, отдали предпочтение Демократической партии. Динамика распределения партийных симпатий черных избирателей во второй половине XX в. выглядит следующим образом⁹⁰.

273

В то же время в этот же период соотношение избирателей среди белых американцев менялось в пользу Республиканской партии⁹¹.

Во второй по величине "небелой" этнической группе американцев - испаноязычных - во второй половине XX в., как и среди черных, возрастало влияние Демократической партии, в связи с чем последнюю стали называть партией расово-этнических меньшинств.

Среди крупнейших религиозных групп католики продолжали отдавать предпочтение демократам, а протестанты - республиканцам⁹².

Оценивая политическую роль американских масс в новейшее время, можно сделать следующие основные выводы. Главной, а в последней трети XX в. и безраздельно господствующей формой политического участия масс стали выборы. Политическая роль масс при этом ограничивалась по преимуществу ролью "покупателя" на политическом рынке, где в роли главных продавцов выступали Республиканская и Демократическая партии. Отсутствие иных конкурентоспособных "продавцов" объясняется в значительной мере приверженностью американских масс буржуазным ценностям и политической культуре в двух ее вариантах - консервативно-индивидуалистическом и либерально-демократическом, которые вполне адекватно воплощены в идеологиях двух соперничающих политических

274

"продавцов". Политическая активность верхних и средних социальных слоев превышааа активность нижних социальных слоев, что являлось важной гарантией сохранения общественных первооснов США. Среди всех групп американских избирателей наибольший вес на "политическом рынке" имели социально-экономические классы, расово-этнические общности и религиозные деноминации. Гегемонами в этих группах оставались верхний и средний классы, белая раса, протестанты и католики.

***

Возможности масс и элит, разных электоральных групп в американском политическом процессе давно и прочно обусловлены возможностями финансирования политической деятельности. Американская политика - самая дорогостоящая в мире, а расходы на избирательную кампанию в год президентских выборов в конце XX в. превышали 3 млрд. долл. Неравные возможности американских избирателей в оказании финансовой поддержки кандидатам традиционно являлись притчей во языцех для поборников демократических идеалов и народного суверенитета. Но только в 1974 г. в США был принят фундаментальный федеральный закон, регламентирующий расходы на избирательные кампании, что должно было привести к выравниванию возможностей воздействия на политический процесс разных социальных слоев. Согласно закону, отдельный индивидуум не мог пожертвовать кандидату в депутаты более I тыс. долл., а национальному комитету той или иной партии - более 20 тыс. долл. Что касается коллективных доноров избирательных кампаний, среди которых доминирующая роль принадлежит комитетам политического действия (КПД), создаваемым разными социальными группами, то каждый из них мог перечислить на счет одного кандидата не более 5 тыс. долл., а на счет партии - от 15 до 20 тыс. долл.⁹³

Принятие закона сопровождалось следствиями, не предвиденными его творцами, свидетельствующими, что законам не под силу уравнять шансы на политическом рынке для индивидуумов и групп с различающимися финансовыми возможностями. Воспользовавшись тем, что закон не ограничивал ни число кандидатов, которые могли финансироваться одним донором, ни общую сумму расходов доноров на разных кандидатов, верхние слои, действуя через предпринимательские и профессиональные объединения, обратились к созданию все новых и новых комитетов политического действия, индивидуальные и совокупные расходы которых стали стремительно возрастать. Каждый комитет политического действия мог профинансировать любое число приемлемых для него кандидатов, а последние могли получить деньги от всех заинтересованных в их избрании

275

комитетов. Финансовые возможности кандидатов после принятия закона 1974 г. не только не уменьшились, но даже возросли. Необходимо отметить также, что федеральный закон не ограничивает избирательные расходы КПД (например, политическую рекламу), осуществляемые ими самими, а не идущие напрямую кандидату.

Комитеты политического действия первоначально стали создаваться еще в 1940-х гг. Первый среди них был образован в 1943 г. американскими профсоюзами после того, как им было запрещено оказывать напрямую финансовую поддержку своим политическим союзникам (среди последних доминировали представители Демократической партии). Впоследствии комитеты политического действия стали создаваться и предпринимательскими корпорациями, но до 1974 г., пока влияние КПД было несущественным, профсоюзные комитеты политического действия по численности превосходили корпоративные. Закон 1974 г., превративший комитеты политического действия в главные каналы финансирования избирательных кампаний, резко изменил ситуацию. Если до 1974 г. профсоюзные КПД по численности вдвое превосходили корпоративные, то уже в 1976 г. КПД, созданные предпринимателями, превосходили вдвое количество профсоюзных КПД. В дальнейшем эта тенденция все более закреплялась⁹⁴.

Кроме корпораций и профсоюзов КПД создавались также ассоциациями иного рода, представлявшими по преимуществу интересы среднего класса. Всего к середине 1990-х гг. было зарегистрировано около 4000 КПД, в 6,5 раз больше, чем их было в 1974 г. В последней четверти XX в. КПД покрывали одну треть всех финансовых расходов кандидатов на выборные должности. При этом сумма финансовой поддержки от КПД в 20-30 раз превосходила сумму финансовой поддержки, оказываемой политическими партиями⁹⁵. В результате часть американских политологов выдвинула положение, что политическая роль КПД оказалась важнее роли партий. В целом это положение, о чем речь пойдет ниже, представляется неубедительным, но нельзя отрицать, что зависимость кандидатов от партий уменьшилась, а от КПД соответственно возросла.

Бурное развитие комитетов политического действия отразило и общую тенденцию возрастания в политике роли групп интересов. Собственно говоря, и сами КПД явились креатурами групп интересов, то есть кор-

276

поративных, профессиональных и общественных объединений американских граждан, которые с помощью сложения своих индивидуальных усилий преследуют цель более эффективного достижения общих для той или иной социальной группы целей.

Группы интересов, имеющие тенденцию оформляться в прочные институционные образования и трансформироваться в группы давления, стали вытеснять с исторической авансцены общественно-политические движения, "золотой век" которых в новейшее время пришелся на 30-е и 60-е гг. Главная причина этого очевидна: общественно-политические движения возникали с целью реализации определенной исторической задачи, были аморфны, плохо институционализированы и распадались с изменением исторической ситуации, в то время как группы интересов, объединенные долговременным корпоративным, профессиональным или общественно-политическим интересом, спаянные организационно, собирающие взносы с участников и создающие постоянные лоббистские представительства в Вашингтоне, занимают прочную структурно-функциональную нишу в системе политической власти.

Еще в 1830-х гг. А. де Токвиль отметил специфичное в сравнении с другими нациями стремление американцев объединяться в группы "по интересам" с целью коллективистского достижения тех или иных целей. С тех пор в США отмечалось несколько исторических волн образования групп интересов. Первая волна относится к 1830-1860-м гг., когда возникли национальные объединения по преимуществу общественно-политического характера. Вторая волна пришлась на последние десятилетия XIX - первые десятилетия XX в., когда образовывались по преимуществу экономические и профессиональные ассоциации, такие, как Национальная ассоциация промышленников, Американская медицинская ассоциация, Городская лига, Американское фермерское бюро. Третья волна пришлась на вторую четверть XX в., а четвертая и самая мощная волна охватила вторую половину XX в. Только в два последних десятилетия XX в. число групп интересов увеличилось в 1,5 раза - с 14,7 тыс. до почти 23 тыс. В ведущую тройку групп интересов вошли группы бизнеса - 3,7 тыс. объединений, образования и культуры - 3,2 тыс. и ассоциации врачей и медицинских работников - 2,35 тыс.⁹⁶

Группы интересов неравнозначны по своему влиянию, а в качестве особенно активных и эффективных среди них выделяют те, которые занимаются лоббистской деятельностью, создавая для этой цели профессиональные подразделения. Федеральный закон о регулировании лоббистской деятельности, одобренный в 1946 г., понимает под лоббистами тех, кто ходатайствует, собирает или получает деньги или любые другие средства, имеющие ценность, используя их в основном для облегчения принятия или отклонения любого закона или отказа от него в Конгрессе

277

Соединенных Штатов⁹⁷. Согласно федеральному закону, организации, имеющие лоббистов, обязаны их зарегистрировать. По официальной статистике, лоббистской деятельностью занимаются около 3,5 тыс. организаций⁹⁸, то есть от 15 до 20% от общего числа групп интересов.

В американском общественном мнении и в политологии существуют различные оценки групп интересов и их воздействия на политическую власть⁹⁹. Негативная оценка заключается в том, что группы интересов, в первую очередь наиболее влиятельные и имеющие лоббистские подразделения, навязывают обществу свою частную волю, ущемляют общее благо, ограничивают демократический компонент политической системы. Среди критиков групп интересов популярна концепция о наличии в системе политической власти США "железного треугольника" - альянса лоббистов, законодателей и бюрократов, протаскивающих через ветви власти законы и решения, угодные влиятельным и богатым группам интересов. Наличие тесной связи между группами интересов и законодателями подтверждается тем фактом, что многие конгрессмены после истечения срока депутатских полномочий получают высокооплачиваемые места уже среди лоббистов групп интересов. Существуют и другие свидетельства тесной и небескорыстной связи различных ветвей государственной власти и групп интересов¹⁰⁰.

Позитивная концепция групп интересов рассматривает их как важнейший механизм обеспечения плюралистического характера политической власти и дополнения воли демократического большинства, реализуемой входе общенациональных выборов, интересами разнообразных социальных групп. Указывается, что в отличие от государства и двухпартийной системы, которые "собирают" (на политологическом языке "агрегируют") и приводят к общему знаменателю разнообразные социальные интересы, группы интересов служат отчетливому выражению (на политологическом языке "артикуляции") максимального количества частных интересов. Группы интересов институционализируют частные социальные интересы, предотвращают их хаотичное развитие, обеспечивают цивилизованное соперничество социальных групп и являются важным фактором общественно-политической стабильности. Данная позитивная оценка групп интересов постоянно упрочивает влияние в американской политологии.

Эволюция групп интересов во второй половине XX в. включала в качестве важной тенденции возникновение наряду с организациями, отстаивающими интересы той или иной социальной группы, все большего числа организаций, сосредоточивающихся на решении общезначимой национальной проблемы, например охраны окружающей среды. Внутри каждой из этих двух главных разновидностей групп интересов существует своя дифференциация.

Среди групп интересов, отстаивающих позиции отдельных социальных

278

слоев, политологи выделяют в качестве главных предпринимательские, профессиональные, фермерские, профсоюзные. Традиционно в качестве наиболее влиятельных называют предпринимательские группы интересов, которые имеют наиболее мощные и высокооплачиваемые лоббистские подразделения. Но во второй половине XX в. набирали вес и иные, особенно профессиональные (например, медиков) группы интересов, которые по численности намного превосходят предпринимательские объединения и которые не могут быть проигнорированы ни одним из политиков. В последней трети XX в. самой многочисленной группой интересов, увеличившей свою численность за 40 лет существования с 1 до 33 млн. членов и зарегистрировавшей влиятельное лобби в Вашингтоне, стала Американская ассоциация пенсионеров. Другими наиболее многочисленными группами интересов, насчитывающими каждая свыше 2 млн. членов, имеющими лоббистские подразделения, являются Американское фермерское бюро, Национальная образовательная ассоциация, Национальный совет американцев старшего возраста, Международное братство водителей грузовиков.

Среди групп интересов доминировали объединения верхнего и среднего классов; что же касается объединений, создававшихся нижним классом, то они были крайне нестабильными и распадались, как правило, уже вскоре после создания. Вовлеченность американцев в группы интересов находилась в прямой зависимости от их социального статуса и материального положения: более высокое положение на социальной лестнице сопровождалось участием в большем количестве групп интересов. Так, 35% представителей верхнего класса входили более чем в две группы интересов, демонстрируя гораздо большую лоббистскую активность, нежели представители среднего и тем более нижнего класса¹⁰¹.

Группы интересов постоянно разнообразили способы отстаивания своих целей. Главным стало воздействие на различные ветви государственной власти, в первую очередь законодательную. Лоббистские организации постоянно занимаются сбором и препарированием в интересах своих клиентов всевозможной информации, которой активно снабжают законодателей и чиновников. Представители групп интересов самым активным образом участвуют во всевозможных конгрессовских слушаниях и в подготовке законопроектов, затрагивающих их интересы. При этом лоббисты претендуют на большую профессиональную компетентность, нежели законодатели, занимающие свои должности ограниченный период времени и являющиеся дилетантами по большинству специальных вопросов. Богатые и влиятельные группы интересов, имеющие собственные юридические конторы, располагают большими возможностями и преимуществами во всевозможных судебных разбирательствах и в воздействии на судебную ветвь власти¹⁰².

279

В новейшее время возрастала активность и эффективность групп интересов в использовании четвертой ветви власти - средств массовой информации. Заказные публикации в периодической печати, рекламные ролики в электронных средствах массовой информации превратились в мощное средство перетягивания общественности на свою сторону. В 1970-х гг. американские нефтяные компании с помощью массированной заказной пропаганды через средства массовой информации эффективно убеждали общественность, что повышение цены на их продукцию справедливо, поскольку они расходуют огромные дополнительные средства на охрану окружающей среды и разведку новых месторождений. В 1990-х гг. группы интересов, представлявшие американскую медицины, с помощью дорогостоящей пропаганды в СМИ смогли "похоронить" законопроект о государственном медицинском страховании, отвечавший в первую очередь потребностям нижнего класса, неспособного самостоятельно оплатить свое медицинское страхование.

Одним из распространенных средств воздействия групп интересов на политические симпатии американской общественности является выставление оценок представителям ветвей власти и их ранжирование в зависимости от позиции, занимаемой по актуальным общественным вопросам. Политические симпатии групп интересов в этом случае проявляются в наибольшей степени: например, либеральная ассоциация Американцы за демократические действия выставляла высшие баллы конгрессменам из левого крыла Демократической партии, а ее антипод, Американский консервативный союз, наивысшим образом оценивал правых депутатов от Республиканской партии.

В конце XX в. на одно из ведущих мест в арсенале групп интересов выдвинулось вовлечение рядовых сторонников в почтовое лоббирование законодателей. Обзаведение большинством американских семей электронной почтой превратило подобное давление на законодателей "снизу" в эффективное средство психологического воздействия. Общественно-политические группы интересов радикального толка и в конце XX в. не отказывались от использования как средства давления на власть и общество массовых маршей и митингов своих сторонников.

Одной из тенденций в развитии групп интересов в новейшее время, и особенно во второй половине XX в., явилось возрастание количества организаций, отстаивающих интересы среднего класса и большинства американского населения в целом. В оценке их деятельности и их роли в системе политической власти одним из главных является вопрос о том, насколько эффективно они защищают интересы своих сторонников. Представляется, что по крайней мере крупнейшие среди них оказапи существенное влияние на расстановку и банане общественно-политических сил, как и на политику властей.

280

Одним из наиболее ярких подтверждений этого является деятельность Американской ассоциации пенсионеров, существующей с 1958 г. Ассоциация самым непосредственным образом воздействовала на законодательные органы всех уровней. Ею были подготовлены тысячи законопроектов по улучшению пенсионного и социального обеспечения, многие из которых были одобрены. В 1980-х гг. Ассоциация активно и успешно противодействовала попыткам администрации Р. Рейгана снизить уровень пособий по отдельным видам социального страхования и увеличить возраст выхода мужчин на пенсию с 65 до 68 лет. На конференциях, проводившихся Ассоциацией, присутствовали сотни представителей Конгресса США, самым внимательным образом прислушивавшихся к ее мнению. Ассоциация стала главным и надежным гарантом сохранения и упрочения сложившейся системы пенсионного и социального обеспечения пожилых американцев.

В последней трети XX в. успешно действовали объединения, отстаивающие интересы потребителей, в первую очередь Американская федерация потребителей, основанная в 1967 г., и организация Гражданин-общественник, созданная в 1971 г. Обе организации широко практиковали судебные иски против компаний и правительственных органов, ущемлявших (низкое качество продукции, искусственное завышение цен и т.д.) права и интересы массового потребителя. Первоначальный капитал организации Гражданин-общественник составила сумма в 280 тыс. долл., выигранная в суде у компании "Дженерал моторе", обвиненной в низком качестве продукции.

Среди групп интересов, упрочивших свое влияние, находились и многочисленные объединения в защиту окружающей среды. Старейшая природоохранная организация Сьерра-клуб в последней четверти XX в. увеличила свою численность с 18 до 500 тыс. человек. Она активно участвовала как в лоббистской деятельности, так и в избирательных кампаниях, расходуя на достижение своих целей многомиллионные средства. Одним из главных практических результатов ее деятельности явилось принятие законов, резко расширявших площади национальных заповедников и парков. В конце XX в. в число наиболее влиятельных экологических организаций выдвинулся Гринпис, численность которого в США увеличилась до 15 млн. человек¹⁰³.

Среди эффективных лоббистских организаций демократического толка американские исследователи особо выделяют объединение Общее дело, созданное в 1970г. видным деятелем Демократической партии Д. Гарднером. Возникшее в ситуации острого кризиса доверия к власти как организация надпартийного "гражданского лобби", Общее дело способствовало инициированию и принятию целой серии законов, повлекших демократизацию организационно-процедурных сторон деятельности Конгресса США, финансирования избирательных кампаний и т.д.

281

Активность групп интересов, как видно, охватывала все общественные сферы - экономическую, социальную, политическую. При решении острых вопросов между группами интересов различной общественно-политической ориентации возникали конфликты, и их исход в существенной степени отражал соотношение сил, в первую очередь либерализма и консерватизма, в американском обществе. В свою очередь, соотношение побед и поражений либералов и консерваторов напрямую зависело от активности тех или иных групп интересов.

В качестве яркого примера политической схватки либеральных и консервативных групп интересов, завершившейся победой либералов, американские политологи любят приводить баталии конца 80-х гг. по поводу назначения на должность члена Верховного суда США консерватора Р. Борка. Против Борка объединились 185 организаций либеральной ориентации, затратившие на свою пропагандистскую кампанию многомиллионные суммы. Не менее активны были и консервативные организации. В результате острой политической схватки, в ходе которой либеральные и консервативные группы интересов использовали разнообразные приемы давления на политическую власть, консерваторы и лично президент Рейган потерпели серьезное поражение: кандидатура Борка была отклонена в сенате 58 голосами против 42¹⁰⁴.

Примером впечатляющей победы консервативных групп интересов над либеральными явилось отклонение в середине 1990-х гг. реформы медицинского страхования, предложенной У. Клинтоном. Эта реформа, преследовавшая цель введения системы государственного медицинского страхования, уже существовавшей в большинстве западных стран, отвечала в первую очередь интересам 40 млн. американцев из нижних социальных слоев, неспособных оплачивать медицинские страховки самостоятельно. Консервативные группы интересов, которые успешно противодействовали подобной реформе со времен Г. Трумэна, одержали победу и в этот раз. Цена же победы - 300 млн. долл., потраченных на недопущение "социализированной медицины", - побила прежние лоббистские рекорды¹⁰⁵.

Точное измерение соотношения сил и влияния на политическую систему различных групп интересов крайне затруднительно, и его невозможно обнаружить ни в одном политологическом труде. Вместе с тем совокупный материал относительно групп интересов, как и его анализ, подводят к следующим основным выводам. Группы интересов превратились в новейшее время в важную и неотъемлемую часть американской общественно-политической системы и на большинстве этапов превосходили по влиянию общественно-пол-итические движения (роль последних резко возрастала только в кризисные 1930-е и 1960-е гг.). Среди всех групп интересов наибольшего эффекта и практических результатов в защите позиций представляемых ими участников и социальных групп добивались

282

организации бизнеса. Они же располагали и наибольшими материальными возможностями для воздействия на различные властные структуры и общественное мнение. Прагматическая цель организаций бизнеса заключалась в обеспечении наибольших материальных выгод для представляемых ими предпринимательских групп, а их стратегическая цель состояла в сохранении социально-экономического статус-кво с допущением ряда реформ, необходимых для достижения этой цели.

Во второй половине XX в. стали возрастать удельный вес и влияние групп интересов, представляющих средние слои общества, как и групп, отражающих социальные интересы общества в целом (организации потребителей и защиты окружающей среды как наиболее яркие примеры). В то же время среди групп интересов практически отсутствовали и не пользовались сколько-нибудь существенным влиянием организации, представляющие позиции нижних социальных слоев. Возрастание роли групп интересов, представляющих средние слои общества, стало важным условием поддержания социального мира и консенсуса между элитами и народом, политической властью и обществом.

Среди групп интересов отсутствуют такие, которые подвергают сомнению существующую экономическую и социально-политическую систему, а соперничество групп интересов укладывается в рамки конфликта либерализма и консерватизма. Либеральная позиция в большей степени характерна для групп интересов, представляющих средние слои, и в меньшей - для групп интересов верхнего класса.

Роль групп интересов в американской политике возросла в последней трети XX в. В отличие от электората, реализующего свои политические права только во время выборов, группы интересов участвуют в политическом процессе повседневно. Без них не обходится принятие ни одного законодательного акта, они воздействуют перманентно на все ветви государственной власти. По своему реальному политическому весу и воздействию на политическую власть они могут быть поставлены в один ряд с двухпартийной системой и государством.

283